Глава 8

Я работал до обеда, устал, начал подумывать насчет того, что перекусить бы, да и Бобик вылез из-под стола и, глядя на меня с укором, требовательно гавкнул.

В кабинет вошел Клифтон, взглянул вопросительно:

– Звали, ваше высочество?

– Что, – спросил я, – похоже?.. Нет, но пора сделать перерыв на обед.

Он сказал торопливо:

– Может быть, успеете принять сэра Варвика?

– Это кто еще?

– Варвик Эрлихсгаузен, – пояснил он, – князь Стоунбернский, властелин Реверенда и Амберконта!.. Примчался, как только узнал о вашем прибытии.

Я скривился, но кивнул:

– Зовите, но пока изволю принимать этого заносчивого магната, вы напишите указ об освобождении его сына…

– Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского?

– Памятью хвастаетесь? – буркнул я. – Да. И о прощении моей милостью.

– Вашим высочеством, – уточнил он.

– Знаю, – огрызнулся я, – это я напоминаю, что я сама милость к падшим! А так да, я – мое милостивое и вообще замечательное высочество.

Он исчез, а через пару мгновений в кабинет вошел Варвик Эрлихсгаузен, князь.

В прошлый раз это был уверенный такой господин, на меня смотрел, как на лакея, сейчас тоже держится уверенно, это в крови, но на меня смотрит почтительно.

Лицо все такое же пергаментное, изрезано глубокими ущельями морщин, темные мешки под глазами, крючковатый нос, в глазах, помимо спокойствия высокорожденного лорда, я увидел и глубоко запрятанный вопрос.

Он поклонился и застыл с опущенной головой. Я выждал некоторое время, давая понять еще раз, что хозяин положения по-прежнему я, для меня никакие лорды – не лорды в период военного времени, ну, почти военного, наконец произнес с холодком в голосе:

– Лорд Варвик?

Он разогнулся и произнес почтительно, тоже все понял, не однажды грамотный:

– Выше высочество…

– Лорд Варвик, – спросил я, – что привело вас ко мне, своему сюзерену?

Он слегка дернулся при таком напоминании, но ответил смиренно:

– Ваше высочество, война окончена… И, как я слышал, даже мятежный Зигмунд Лихтенштейн прекратил сопротивление…

– А, – сказал я довольно, – вы совершенно правы! Тяжелая и кровопролитная война закончена, теперь будем пожинать плоды мира. Кстати, хорошее занятие… Ну, вы знаете, я думаю.

В кабинет без стука вошел сэр Клифтон, в руках бумаги, положил передо мной.

Я посмотрел с подозрением на стопу.

– Почему так много?

Он ответил невозмутимо:

– Да заодно уж подпишите еще несколько…

– Ничего себе, несколько!

– Несколько десятков, – уточнил он.

Я сказал раздраженно:

– Хорошо, но только печать прикладывайте вы!

– Кольцо на вашем пальце…

Я с грохотом вытащил из ящика стола шкатулку, открыл и сунул ему в руки большую королевскую с удобной ручкой и полустертым штампом.

– Можете этим.

Сэр Варвик стоит как столб, не смея прерывать государственную полемику насчет моментов работы, я быстро подписывал, а сэр Клифтон разогревал сургуч, капал им на бумаги и прикладывал печать.

Я закончил с последней, когда он со вздохом капал разогретым сургучом только на третью. Первой я подписал о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского, теперь там остывает сургуч, я взял ее и внимательно прочел:

– Сэр Клифтон, что это вы мне подсунули?.. Указ о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена?.. Гм, я намеревался этого мятежника завтра казнить… Ну да ладно, не будем бумагу переводить, что написано моим пером – не вырубить ничьим топором. Да и бумага пока еще дорого обходится…

– Так точно, – сказал Клифтон. – Пора бы начать удешевление.

– Начнем, – пообещал я. – Сэр Варвик!

Князь шагнул вперед и поклонился:

– Ваше высочество?

Я протянул ему бумагу с моим указом:

– Сэр Клифтон подсунул мне явно по ошибке бумагу о помиловании вашего сына, так ему и передайте!.. Его могли казнить, пусть это впечатлит его буйную голову.

Он принял бумагу, руки чуть вздрогнули, выдавая волнение, но лицо князя оставалось неподвижным.

– Благодарю, ваше высочество…

Я отмахнулся:

– Не стоит. Я же говорю, это всего лишь ошибка моего личного секретаря, я его лишу половины жалованья. Кстати, можете прекращать там всякое с владельцами замков и земель Турнедо, что вошли в королевство Варт Генц.

Он поклонился.

– Да-да, ваше высочество, только вот…

Я спросил резко:

– Что еще?

Он ответил ровным голосом:

– Я всегда ладил с соседями. И мне совсем не хотелось бы прерывать добрые отношения с теми, с кем успел завязать.

Я махнул рукой и сказал великодушно:

– Ну, это на ваше усмотрение. Я тоже считаю, что со всеми соседями нужно жить дружно.

Он поклонился:

– Еще раз спасибо, ваше высочество. И позвольте откланяться.

– Позволяю, – ответил я великодушно.

Он удалился, а Клифтон все еще сопел и трудился над бумагами. Сжалившись, я сказал:

– Давай разогревай сургуч и капай, а я буду шлепать печати.

Он с благодарностью подвинулся. Правда, шлепать по расплавленному сургучу не получается, нужно прижимать аккуратно и ждать, когда там хоть чуть застынет, но все-таки работа пошла вдвое быстрее.

Накопившиеся бумаги пришлось разбирать до конца дня, и следующий тоже начинать с них, а после обеда, когда я все еще подписывал указы и посылал помощников казначея на призывные пункты, под охраной, разумеется, вошел Клифтон.

– Сэр Клифтон? – произнес я, не поднимая головы.

– Ваше высочество, – ответил он.

– Ну?

– Ее высочество, – сказал он почтительно, – принцесса Вирландина выразила высокое одобрение, что вы вернулись и с таким рвением занимаетесь государственными делами…

– Спасибо, – сказал я.

– Так и передать?

– Конечно, – ответил я. – Можешь сказать даже, что большое спасибо. Или огромное… Нет, огромное не нужно. Либо решит, что насмехаюсь, а обиженные женщины опаснее драконов, либо не так поймет, что еще хуже…

– Хорошо, ваше высочество.

– Что-нибудь еще?

Он сказал почтительно:

– Она сказала, что желает с вами перемолвиться по делам государственным, у нее как-никак немалый опыт… И желаете ли вы принять ее здесь, или же изволите оказать ей часть посещением ее дворца?

Я замотал головой:

– Нет-нет, я что, дурак, переться в такие дали?

Он хмыкнул:

– Как изволите, ваше высочество… Хотя я не назвал бы это особенными далями. Ее дворец на той стороне площади.

Мне показалось, что в глубине его глаз мелькнула насмешка, я рыкнул, расправил плечи, потом решил, что сам свалял дурака, рычать надо на себя, сказал уже чуточку виновато:

– А-а, ну это я сам не слишком… или заработался как бы так. Пожалуй, поработаю до вечера, а на ужин приеду… или даже приду. Пусть готовит суп повкуснее.

Он ушел, затем был прием, я решал какие-то задачи и улаживал тяжбы, о своем решении насчет ужина совершенно забыл, однако Клифтон появился, как молчаливая белая рыба, уставился немигающими глазами.

– Ну че? – спросил я.

Он ответил изысканно вежливо:

– Ваше высочество, ее высочество принцесса Вирландина прислала слугу напомнить, что суп уже готов.

– Что? – изумился я, не поняв. – Какой суп?.. А, так это же было иносказание!.. Вот народ, все в лоб принимаете, хотя бы что-нибудь в бочину… Я имел в виду, что у каждого свои проблемы. У кого суп жидкий, а у кого бриллианты мелкие.

Он ответил мудро:

– Ваше высочество, лучше курица в супе, чем журавль в небе. Вам плащ подать или сами возьмете?

Я вздохнул.

– И что это я такой сегодня несдержанный? Мог бы и не ляпать дурным языком направо-налево, как хвостатая корова… Хорошо-хорошо! Иду.

– Сколько человек выделить для сопровождения?

– Через площадь?

– Здесь темнеет рано, – сказал он, – ночью можете заблудиться, площадь широкая.

– Не заблужусь, – ответил я сердито. – И не запугивайте, а то не пойду совсем. Пусть принцесса тогда у вас спрашивает, зачем вы меня так запугали, что ночь трясся под одеялом!

Провожать меня ринулся Бобик, а потом решил, что он еще и отряд по охране, я трижды спотыкался о него, когда он начал бестолково кружить вокруг, показывая, что охраняет от всего, даже от светлячков.

Небо красное от заката, облака застыли над горизонтом, багрово-черные с подпаленными краями, на земле уже густая тень, и на той стороне площади у входа во дворец зажгли смолу в бочках, огонь вырывается из жерл густой, как из вулканов, такими же страшноватыми клубами.

Стражи вытянулись при моем приближении, слуги понеслись впереди меня, расчищая дорогу и выкрикивая, что идет сам, тот самый, который.

Холл блещет огнями светильников на стенах, а когда миновал и прошел под аркой в зал, откуда три лестницы в разные стороны, там светло, как днем, от трех огромных люстр и напольных светильников в рост человека, воздух теплый и с сильным приятным запахом пчелиного воска…

– Сэр Ричард…

Я повернулся на голос, Вирландина вышла из боковой двери, милая и царственно улыбающаяся, в туго затянутом платье с волочащимся по полу подолом, волосы плотно убраны под платок с жемчужными нитями, я вижу только лицо, чистое, умное, с чуть насмешливыми глазами.

– Принцесса, – воскликнул я и поспешил к ней, наклонился и припал долгим поцелуем к ее руке, хотя прикидываться не пришлось, рука нежная, теплая и пахнет от нее приятно садовыми цветами. – Ох, принцесса, как же я рад вас видеть…

Она сказала веселым голосом:

– Потому и не спешили?

– Надо же потомиться в муке сладкой? – воскликнул я. – К тому же я нагуливал аппетит, чтоб сожрать целый котелок супа!

– Пойдемте, – велела она. – Будет вам суп.

– Котелок?

– Целый котел, – пообещала она.

– Бегу, – ответил я поспешно. – Куда?

– Идите со мной, – сказала она строго. – Надеюсь, ваша собачка не все там пожрет…

– Если суп оприходует, – пригрозил я, – шкуру сниму!.. Я в самом деле что-то проголодался, как только вас увидел. Вот смотрю сейчас, и вообще у меня что-то странное с аппетитом делается.

– Неужто совсем отбила?

– Напротив…

Мы поднялись по лестнице, и только когда там, наверху, поворачивали по коридору, заметил идущих на расстоянии двух фрейлин с опущенными глазками, тихих и скромных, как монахини.

Они тоже свернули за нами, выдерживая ту дистанцию, чтобы не слышать, о чем разговариваем, но не выпускают из виду, так что если позволю себе какой непристойный жест, это будет замечено сразу.

Впереди слуги поспешно распахивали двери, и мы безостановочно шли через анфиладу залов. Марсал, еще будучи наследником трона, уже отгрохал себе дворец, почти не уступающий королевскому, молодец, аппетиты росли быстрее его самого…

Наконец последний зал, на удивление небольшой и уютный, светильники только у входа, из-за чего почти полумрак, еще одна свеча на столе, небольшой стол, совсем не королевский, по креслу на противоположных концах, и – восхитительный аромат бараньей похлебки!

Я шумно повел носом и потер ладони. В дальнем конце зала, где почти полутьма, смутно выступает массивное ложе со слоновьим балдахином, все четыре ножки резные, между ними колышется полупрозрачная ткань.

У стены возле входа, откуда появились мы, застыли повар и двое слуг. Перед ними на небольшом столике большой котел, при нашем появлении все трое лишь повели взглядами, но не шелохнулись.

Я заулыбался во весь рот:

– Прекрасно!.. Спасибо, ваше высочество. Я вижу, вы серьезно восприняли мои слова насчет супа.

Она сказала мило:

– Мы вообще воспринимаем вас, сэр Ричард, очень серьезно.

Я провел ее к столу, отодвинул кресло и усадил, поклонился и отправился к своему месту, что не так уж и далеко, я опасался, что стол будет длиной в десяток ярдов.

Повар снял крышку и сунул поварешку в котел, а слуги подставили глубокие миски.

Я довольно потер ладони:

– Посмотрим, посмотрим, чем у вас тут кормят гостей!

– Гостей кормят иначе, – заметила Вирландина.

– Да? А я хто?

– Хозяин, – ответила она мирно.

Я не ответил, сделав вид, что всецело поглощен тарелкой, что осторожно ставят передо мной, настолько полную, что вот-вот прольют мне на штаны.

Но не пролили, я с облегчением перевел дух и сказал с оптимизмом:

– Судя по запаху, шедевр… Но сейчас проверим, насколько это соответствует…

Повар и слуги не отрывали от меня взглядов, Вирландина тоже поглядывала с усмешкой, но я видел, что и ей очень хочется, чтобы мне понравилось. Не только слышать, что да, понравилось, женщины ее типа как-то чувствуют, когда врем, но воспринимают философски и даже с улыбкой, весь мир врет, а мужчины – вечные дети, врут на каждом шагу, надо их принимать такими, иначе хоть в монастырь, но ведь и там врут…

Я быстро работал ложкой, и хотя за едой самое время поговорить, но я сосредоточенно выловил все куски мяса, сожрал похлебку, выскреб остатки, сильно наклоняя миску, и со вздохом сожаления отодвинул.

– Да-да, чересчур вкусно… Такого повара повесить мало.

Вирландина изумилась:

– За что?

– За шею, – ответил я. – Но можно и… скажем, ну, за ногу.

– А почему?

– От такого супа не оторваться, – пояснил я, – даже когда на отечество нападут враги!.. А это недопустимо. Родину нужно защищать! Потому такого повара можно подозревать в работе на чужое государство, подготавливающее внезапное нападение.

Она медленно и чарующе улыбнулась.

– А что вы еще скажете о десерте…

– Мужчины сладкое не едят, – сказал я твердо. – Это немужественно. Но сегодня в виде исключения давайте, давайте! И побольше.

Она поинтересовалась смеющимся голосом:

– И как часто у вас бывают такие исключения?

– Всегда, – ответил я еще тверже. – Я же человек исключительный, не знали? И вообще каждый человек исключение, не за столом будь сказано, но до сих пор в такое не верю.

– Надеюсь, – сказала она, – поверите вот в это…

Слуги внесли на носилках большой торт, я указал, с какого конца отрезать для меня, затем появились медовые пироги, я сказал с энтузиазмом:

– А в Варт Генце, как погляжу, жить можно!

– Надеюсь, – произнесла она ровным голосом, – вы в самом деле в этом убедитесь.

– Уже убедился, – заявил я. – Какой супчик!.. А пироги?.. Слава Варт Генцу!.. А что у вас еще есть? Кроме залежей соли? Руда какая-нибудь, лес строевой вблизи сплавных рек?

Она ответила очень серьезно:

– Вы не поверите, но все это есть, и даже больше. И, главное, самые полные карты у меня.

– В интересах семьи? – спросил я.

Она ответила с мягкой улыбкой:

– У нас хорошая дружная семья. Я имею в виду ту, из которой я родом.

– И которой вы способствовали и покровительствовали, – добавил я. – Они, значит, занимались всеми разработками?

– Только наиболее прибыльными, – уточнила она спокойно. – И торговлей.

– А политикой?

Она покачала головой:

– Я не советовала своей родне в это вмешиваться. Марсал, Родерик и Эразм очень ревниво следили, чтобы все оставалось только в их руках.