Часть первая

Глава 1

Со стороны городских ворот торжественно прозвучали войсковые трубы, а через пару минут донесся грозный цокот стальных подков по булыжнику. На площадь выметнулся отряд разноцветных всадников на рослых конях под цветными попонами.

У садовых ворот остановились, я видел с балкона, как стражи торопливо и даже угодливо распахнули створки, и вот они, сперва на рысях, а потом шагом, двинулись по широкой аллее к дворцу.

Во дворце на всех верандах и балконах женский визг и давка, головы высовываются из окон, а самые предусмотрительные из придворных заранее выбежали в сад и, выстроившись по обе стороны аллеи, ликующе кричат славу победителям и бросают под конские копыта цветы.

Во главе отряда трое высших лордов, участвовавших в гандерсгеймской войне: граф Ришар, теперь уже герцог и фюрст, и два суверенных властелина полунезависимых частей Сен-Мари: Брабанта и Ундерлендов, благородные герцоги Ульрих Ундерлендский и Готфрид Брабантский.

Кони под ними великанские, прекрасные по своей породе, с огненными глазами и пышными гривами, могучие тела укрыты пышными ярко-красными и оранжевыми попонами в крупную клетку, а оба герцога выглядят исполненными благородства и значительности.

За ними красиво и с достоинством держатся в седлах полководцы, военачальники и знатные лорды, среди них я заметил и старых друзей по армландским приключениям: сэр Ульрих Росбент, уже не виконт, а барон, хорош хищной ястребиной красотой, даже в этот торжественный момент все посматривает по сторонам, ерзает, для него все происходит слишком медленно, ну чего эти черепахи ползут…

Конь под ним непростой, поговаривают, не уступит моему в скачке. Сам Ульрих в тех же доспехах из поразившего меня странно переливающегося металла, словно из жидкого льда, в них отражается то солнце, то знамена, то просвечивает вязаная рубашка.

Рядом с ними Герцлер, у которого дивный меч, ночью полыхающий жарким огнем, и сэр Палант, известный своими рыцарскими сапогами, в которых по любому болоту, как посуху!

Отдельной группой во главе турнедских военачальников гордо и с вновь завоеванным достоинством держатся полководцы Турнедо: стальграф Филипп Мансфельд, бывший командующий первой ударной армией, и его боевой друг и соратник рейнграф Чарльз Мандершайд, что командовал и пока еще командует второй армией уже несуществующего Турнедо. Оба за бесценную помощь получили от меня титулы лордов и земли в Гандерсгейме, что должно прибавить всем турнедцам неистовой жажды служить этому новому сюзерену, Ричарду Завоевателю.

А позади всех на красивом, но под простой попоной коне держится застенчиво военачальник, который, будучи простым рыцарем, изо всех сил защищал мне спину в Каталаундском турнире, принимал удары, не отвлекался на добычу и не хватал пленных, понимая, что если паду я – проиграем бой все. Простым десятником я его назначил в день, когда везли от Барбароссы Беатрису, но затем он показал себя настолько талантливым вожаком и так отличился в битвах, что теперь уже граф, к чему никак не привыкнет…

На ступени дворца вышли в парадных одеждах, при золотых цепях и всех регалиях Альбрехт, Растер, Фортескью, де Брюс, ряд высших лордов королевства, даже бесцветный Куно Крумпфельд, хоть и держится позади всех.

Я не сошел, а красиво и картинно сбежал по беломраморным ступенькам, улыбка уже на лице, руки распахнуты так широко, словно обнимаю весь мир.

Герои победной войны покидают седла медленно, это не просто приезд, а торжественная церемония, любая спешка неуместна и даже оскорбительна.

Едва я приблизился, Ришар и оба герцога сделали движение преклонить колена.

Я весело рявкнул:

– Нет-нет!.. Это мы и все жители королевства должны преклониться перед доблестными победителями, завоевавшими грозный Гандерсгейм, что грозил полным истреблением всего Сен-Мари!.. Слава героям!

Со всех сторон, с балконов дворца и окон раздались радостные вопли:

– Героям слава!

– Ура!

– Да здравствует!

– Ура, ура!..

Я обнял Ришара, Ульриха и Готфрида, не делая различий, хотя Готфрид смотрит на меня настороженно и с недоверием, слишком много в моих действиях непонятного.

Подошли Митчелл, Будакер и другие рыцари, выказавшие доблесть и отвагу, я обнял их так же сердечно, потом обнимал и поздравлял других, подталкивал в сторону дворца и передавал в объятия других вельмож.

Последнему сказал строго и с укором:

– Макс, ты чего прячешься?..

Он подошел торопливо, весь застеснявшись и даже порозовев узким удлиненным лицом, все никак не огрубеет, а я с удовольствием посмотрел в его чистые синие глаза и на красиво очерченные губы. Уши тоже удлиненные и заостренные, но не слишком, это он весь удлиненный и заостренный.

– Ваше высочество, – сказал он.

Я обнял его и шепнул в ухо:

– И не вздумай увиливать от общего пира! Видишь, как внимательно рассматривают тебя с балконов девушки?

Он жутко покраснел, от пылающих щек краска растеклась по всему лицу, даже на лоб и щеки, а от кончиков ушей можно зажигать свечи.

– Ваше высочество, – сказал он с упреком.

– Садись ко мне поближе, – сказал я строго. – Вообще-то я сам прослежу.

– Ваше высочество, – повторил он совсем жалобно.

Уловив мой кивок, приблизился сэр Жерар, даже сейчас угрюмый и молчаливый, до предела сдержанный и расчетливый в каждом жесте и слове.

Я кивнул на Макса.

– Этого, – сказал я строго, – хоть связанным и на цепи, но на пир доставить! Надеюсь, у вас уже есть список приглашенных?

Сэр Жерар проговорил сдержанно:

– Да… но… вы еще не просмотрели, кого вы по своей бесконечной милости изволите…

– Список на стол, – велел я, – просмотрю и подпишу. Хотя какой список? Всех военачальников, кто вернулся из Гандерсгейма! Без разделения на благородных и не совсем.

Он спросил тихонько:

– А новых?

– И новых, – сказал сердито. – Вы что же, думаете, стальграф и рейнграф, что спасли Геннегау от пиратов, менее достойны почетных мест на пиру? К тому же Турнедо – теперь часть нашего королевства.

Он спросил тихо:

– Какого?

Я посмотрел на него строго.

– Нашего, сэр Жерар. Нашего.

Он наклонил голову, избегая моего пронизывающего взгляда.

– Ах да, простите, ваше высочество.

– Подумаю, – отрезал я. – Через час созовете в моем приемном кабинете Тайный Совет Лордов. Кроме старых членов еще и обоих турнедских, а также Макса.

Он вздохнул.

– А сэра Максимилиана не рано ли?

– Сэр Жерар, – сказал я строго, – я знаю, что делаю.

Он ушел, стараясь понять логику, хотя здесь логикой и не пахнет. Мне Макс и ему подобные нужны вовсе не для того, чтобы советовали что-то мудрое, но это пока не собираюсь раскрывать даже самым близким, пусть ищут логику, пусть, я весь такой загадочный, я весь такой задумчивый.

Граф де Бюэй, теперь еще и герцог Магенбрукский, остановился и ждал меня, красивый и взбодрившийся от общего внимания.

Я сказал праздничным голосом:

– В чем дело, герцог? На вашем челе видны следы забот!

Он скупо улыбнулся.

– А когда они нас покидают? Ваше высочество, я хочу представить вам одного из лучших героев нашего воинства… я так говорю, чтобы не умалить заслуги других, но сам я считаю, что в действительности именно он лучший.

Я проследил, как он повернулся в сторону толпы оруженосцев, что, не доверяя дворцовым слугам, сами ведут коней своих господ в сторону конюшни.

Оттуда вышел и направился в нашу сторону громадный рыцарь в настолько посеченных доспехах, что о них можно сдирать мездру со шкур. Даже шлем в десятках крупных зарубин, не считая сотни мелких.

Де Бюэй сказал с удовольствием:

– Ваше высочество, позвольте представить вашему вниманию доблестного сэра Вильярда!..

Вильярд преклонил колено и склонил голову в выражении полной покорности.

– Ваше высочество, – продолжил Ришар, – я еще не видел воина, который дрался бы с такой отвагой, доблестью и ожесточением, как сэр Вильярд! Он совершил столько подвигов, что за ним утвердилась слава как лучшего меча нашего войска, так и умелого командира. Я дал ему полк, он повел его на племя мергелей, почему-то он их особенно стремился побить, и разгромил в двух боях наголову, а затем захватил город Шальксбург, что пользовался их покровительством.

– Королевство Шальксберг, – поправил я. – Теперь уже, конечно, упраздненное. Прекрасно…

Я сделал знак сэру Жерару. Тот все понял, сделал вид, что вынимает из воздуха и разворачивает свернутый в трубочку лист бумаги, раскрутил так красиво и торжественно, что я почти увидел испещренную печатями грамоту, медленно и важно взглянул на меня, затем на Вильярда.

– По милостивому соизволению его светлости Ричарда, – начал читать он возвышенно, словно сообщает о сотворении мира, – вам, сэр Вильярд, жалуется титул графа с бывшими землями мергелей, а также их городом Шальксбергом… что теперь уже и так ваш.

Он отцепил от пояса изукрашенный лучшими мастерами Геннегау кинжал, я заказал таких сотню, передал мне, а я обеими руками протянул его Вильярду.

Он принял так же молча, поклонился и прямо взглянул мне в глаза.

– Ваше высочество…

– Граф Иронфорест, – сказал я.

Ришар сделал ему знак, чтобы догонял соратников, входящих во дворец, повернулся ко мне, лицо несколько удивленное.

– Вы очень быстро принимаете решения, – сказал он. – Или что-то уже о нем слышали?

– Я сюзерен, – сообщил я, уклоняясь от прямого ответа. – Я должен все решать быстро и точно.

Он поклонился, все понял, отступил на шаг.

– Буду счастлив увидеть вас, сэр Ричард, на пиру во главе стола!

– Созерцать, – поправил я строго.

Он ответил с поклоном:

– Простите, созерцать.

– Посозерцаете, – пообещал я и повернулся к сэру Жерару. Неподвижный и по обыкновению мрачный, стоит на том же месте, где я его оставил. – Сэр Жерар, вы меня пугаете.

– Ваше высочество?

Я спросил с подозрением:

– Как вы все так точно поняли? Или я во сне разговариваю, а вы под кроватью записываете?

Он проговорил мрачно:

– Я так понял по словам графа… герцога, что этот рыцарь почему-то стремился разбить именно мергелей и захватить Шальксберг. И, уже зная некоторые ваши движения, предположил…

– Где-то я прокалываюсь, – проворчал я. – Надо брать уроки физиогномистики. Ну, а вас, прежде чем отправить на виселицу за такую опасную проницательность, надо повысить… в другом смысле. Что вы лично предпочитаете больше, гофмейстера или гофмаршала?

– Гофмейстерину, – сообщил он, даже не поведя бровью, словно и это предвидел.

– Это леди Кельструду?

– Леди Матфриду, – уточнил он с легким упреком.

– Ох, простите, леди Кельструда в самом деле больше на любителя, а вы человек без вывертов, как и я. Так как насчет придворного титула?

Он сдержанно усмехнулся:

– Тогда уж обер-форшнейдер.

– Так это же на чин ниже, – напомнил я.

– Зато какие перспективы, – сказал он почти мечтательно. – Главный разрезатель кушаний… Это же я могу пожрать самое лакомое, а остатки вам на стол…

– Тогда нет, – отрезал я. – На такую должность нужен человек с больным желудком и плохим аппетитом. Или чтоб разрезали при мне!

Он подумал, подвигал кожей на лбу, поинтересовался осторожно:

– Если уж затевать столь нужные реформы, то во дворце нужны и свои, армландские, вельможи. Кого намереваетесь обер-камергером, камергером, обер-гофмейстером, обер-гофмаршалом?..

Я подумал, что-то ничего в голову не лезет путное, а сэр Жерар смотрит с ожиданием, вот я снова в очередной раз выдам мудрый перл, даже перлину.

Основательно поразмыслив, я сказал мудро:

– Вообще-то, я только мимо тут проходил, разве это мое дело? Вот станет герцог Готфрид королем, как почему-то странно так поговаривают в народе лордов, вот он и пусть!.. А я вот не!

– Ваше высочество, – напомнил он, – у вас при дворе фрейлины, пажи, гофмейстер и гофмейстерина, что ими руководят…

– У вас здоровый вкус, – напомнил я с одобрением.

– Ваше высочество.

– Простите, отвлекся, – сказал я виновато, – просто подумал, что вы умеете выбирать женщин.

– …а также герольдмейстер, – продолжил он строго деловым тоном, словно не слышал, – егермейстер, обер-егермейстер, церемониймейстер, даже обер-церемониймейстер!.. Это, знаете ли, уже указывает на весьма развитую королевскую власть! Причем очень устойчивую.

Я огрызнулся:

– Это недобитые остатки прогнившего режима, не оправдавшего доверия народа и лордов. И не такая уж и устойчивая эта власть, если рухнула от одного дуновения.

– Да уж дунули вы, ваше высочество, – пробормотал он, – в самом деле… весьма. Не только у трех поросят крыша слетела.

– Еще и головы полетят, – пообещал я. – Как гуманист и человеколюбец, я это обещаю!.. За человека в человеке нужно бороться, и совсем неважно, если самого человека придушим в процессе, жертвы неминуемы. Но мы к ним готовы в борьбе за светлое будущее для всего-всего человечества!.. В общем, с придворными должностями стоит погодить, а с государственными можно и прямо сейчас…

Он поклонился.

– Начнете с канцлера? Или с грефье?