Цитаты из книги «Ричард де Амальфи»

– Я дурак, – признался я, – но мне повезло с наставниками. Они много видели, много знали, много испытали. Все передали мне. А я, хоть и дурак, но многое запомнил. У дураков, говорят, память просто замечательная! Это вроде компенсации за природную дурость. Тудор отмахнулся, ничего не поняв, а лорд Устинакс посмотрел на меня чересчур внимательно, даже с подозрением. – Кто так говорит, тот в самом деле знает и умеет многое. – Ах, сэр Устинакс, если бы… – Не скромничайте. Иная скромность паче гордыни. Я поклонился, вспомнив, что гордыня – один из смертных грехов, хотя более гордых и надменных людей, чем рыцари, я вообще не видел на свете. Правда, одновременно они ухитряются быть и крайне учтивыми.

Он смотрел с беспокойством, внезапно встал, глаза расширились, побледнел, сделал шаг назад. Скамейка загремела, он чуть не упал, а потом, опомнившись, внезапно опустился на колени и быстро-быстро перекрестился. – Что с тобой? – спросил я с раздражением. – Ваша милость… – Неужели проняло? – спросил я. – Вот уж не думал, что из меня проповедник… – Нет, ваша милость, – сказал он торопливо, я наконец заметил, что смотрит не в глаза мне, а чуть выше, – я даже ничего не понял, что вы там плели… Я нахмурился, уязвленный: – Так в чем же дело? – Ваша милость, над вами нимб! Я вскинул руку, пощупал голову. Давно не мытые волосы, чешется, надо сегодня приказать девкам вымыть. Могу и сам, но все мы любим, когда нам моют и чешут. – Где? Он сглотнул воздух, прохрипел нечто, наконец выдавил с трудом: – Исчез… Но ведь был же, своими глазами видел! – Никому не рассказывай, – приказал я. – Сболтнешь, удавлю!

– Тьфу, – сказал я вслух, – ну что за… О каких бы высоких материях ни начал мыслить, все равно на баб сворачивается. Само!

Земля круглая – знаешь? Он кивнул. – Да. – Поздравляю, – сказал я несколько ошарашенно. – Это вас надо поздравить, сэр Ричард, – ответил он очень серьезно. Дыхание его восстановилось, он понюхал какие-то соли, на щеках проступил слабый румянец. – Меня?.. Ах да, я же доблестный и неустрашимый рыцарь… ладно, как-нибудь побеседуй на тему круглости Земли с магом Рихтером. Он поморщился, но в глазах мелькнуло удивление. – Он… знает? – Он уверен, что квадратная. Прогресс! – Почему? – Раньше считал, что плоская. На слонах! А слоны – на черепахе. Черепаха же на трех китах. Словом, пирамида, как у бременских музыкантах.

– Да так все и зовут… Вернигора и Вернигора. – А в детстве как звали? Нет, вообще-то догадываюсь… но по имени хоть иногда? – Ну, если в самом-самом… Да и то по всякому… – Догадываюсь, – прервал я. – Я до пяти лет вообще думал, что меня зовут «Заткнись». А когда звали обедать?

– В другой раз, – сказал я, – может быть и останусь у вас, леди Клаудия, ночевать даже на кухне. Если, конечно, своими ручками будете подавать мне завтрак… А сейчас надо спешить. В моем замке, стыдно и страшно признаться, остались только челядины. Мы вышли из-за стола, леди Клаудия тоже встала, осведомилась с интересом: – Вы правы, это рискованно. А где же ваши воины? – Оставил приводить в порядок замок Одноглазого, – ответил я с артистической небрежностью. Она остановилась в воротах донжона, в глазах недоумение: – Одноглазого? – Ну да, – ответил я еще, распираемый великолепной небрежностью. – Вы же сами заметили пророчески, что он потерял голову.

– Я слышал, вы повесили молодого Генриха Гунландского, премянника сэра Гуинга Одноглазого. Тот в ярости, уже послал за своей родней. Они прибудут со своими отрядами. – Встретим достойно, – заверил я. – Я еду-еду не свищу, а как наеду – не спущу. Желание жить в мире вовсе не значит, что дам сесть на шею и свесить ноги.

И вот народы, которые допустили даже такую мысль, что можно жить иначе, уже наполовину завоеваны Злом, хотя не подозревают об этом, а скажи им такое, будут отрицать с пеной у рта, станут распинаться о демократии, терпимости, гуманизме, педофилии и прочих общечеловеческих ценностях.

Но, видимо, в своей сбивчивой речи я в самом деле угадал, попал в самую точку, зацепил нерв, и на мгновение включил, так сказать, свет. До того, как сюда ринутся орды, сперва здесь постараются подготовить почву. Перво-наперво, высмеять противника, показать в смешном виде. Шуточки и насмешки над попами и церковными обрядами бьют надежнее, чем стрелы из арбалета. Второе, внушить, что Зло не есть Зло, это просто другой образ жизни, другие обычаи, надо быть уживчивее. Это звучит так: надо быть добрее! Самая что ни есть христианская заповедь обращается против самих же христиан: будьте добрее к иным, чем вы, будьте добрее к тем, кто поступает иначе, чем вы, кто живет по другим нормам, чем вы, кто молится другим богам, кто живет по законам другой морали, а то и вовсе без морали…

– К сожалению, мне это знакомо…. Очень знакомо. Вся беда в том, что беда не кажется бедой… Враг сумел внушить, что он не силен, что он пассивен и даже то, что и не враг вовсе… а кто считает его врагом, тот всего лишь дурачок, слепо повторяющий за невежественными попами всякую дурость. Это и есть победа Врага… Здесь еще не знают, что для победы над противником вовсе не обязательно идти в конную атаку с копьями наперевес! Куда целесообразнее, хоть и подлее, пустить впереди наступающих войск доллар… да и войск тогда не понадобится, можно сразу бросаться следом и хватать, грабить, вывозить, сманивать, скупать по дешевке…