Глава

IV

Мы неслись сквозь лес, виртуозно огибая тоненькие деревья. Я даже не пыталась понять, как Арум успевает уворачиваться. Если налетит – переломит, как соломинку.

Через некоторое время выскочили на хорошо утоптанную тропу. Когда лес стал плотнее, белокожий потянул за гриву, единорог мотнул головой и пошел шагом. Изредка косится красным глазом на хозяина – зверь не понимает, почему на него двойной вес водрузили.

Я надежно устроилась в объятиях белокожего и прикрыла глаза. В голове предательски пусто. Как ни силюсь, память молчит, словно эльф на допросе.

Ощущение глубокой потери засвербело в районе солнечного сплетения. Захотелось вспомнить хотя бы рожу того, кто бросил меня в пустыне.

Я напряглась, локти задрожали, Лисгард заметил, но промолчал, только поерзал немного. В голове все такая же девственная чистота, как и в момент пробуждения. Досадно выдохнув, я покачала головой.

За спиной слышно легкое дыхание. Глянула через плечо – синие глаза смотрят прямо, подбородок вздернут, волосы легонько колышутся. На лице непробиваемая одухотворенность.

Лисгард свесился с единорога, пальцы на ходу сорвали ветку с ягодами, он протянул мне. Я молча покачала головой – помню их гадкий привкус.

Белокожий поднес ладонь ко рту.

– Вас, вероятно, интересует, куда мы едем, – предположил белокожий.

Теплые бока Арума ритмично трутся о ноги. Я тяжело вдохнула – пора приходить в себя. Лесной воздух, пропитан запахом листвы и перегноя, такой густой, даже привкус чувствую. Самое время успокоиться и наладить контакт.

Интересует… подумала я. Меня много что интересует. Например, как вернуть память. И какая тварь хотела убить. Дайте только добраться до этого мерзавца – собственными руками задушу. Нет, отрублю голову, чтоб наверняка.

Белокожий одним движением отправил ягоды в рот и проглотил, кажется, не жуя. На лице появилась удовлетворенная улыбка, он довольно причмокнул.

Справа зажужжало. Пришлось податься вперед, чтобы уклониться от жука. Сверкающий панцирь с тяжелым жужжанием пронесся над ухом и скрылся в деревьях.

– Очень интересует, – бросила я через плечо.

Высокородный зачем-то прочистил горло, послышалось шуршание доспехов. Он выпрямился, дыхание участилось, наверное, одухотворенность распирает.

Лисгард поерзал за спиной, несколько мгновений молчал, затем пришпорил единорога. Меня подкинуло несколько раз, прежде, чем смогла приноровиться к быстрой рыси. Зверь недовольно покосился на меня рубиновым оком, показалось, даже губами пошлепал. Я извиняющее улыбнулась в ответ и пожала плечами.

– Миледи, мы направляемся в Эолум, – проговорил высокородный величественно.

Я обернулась и вопросительно глянула на него.

– Это что-то известное? – спросила я.

Глаза Лисгарда округлились.

– Вообще-то, да, – ответил он.

– Не надо на меня так смотреть, – пробурчала я. – Я память потеряла. Может раньше помнила про твой Эолум. А теперь не помню.

Лисгард подождал еще пару мгновений, затем горестно вздохнул.

– Миледи, Эолум – древний город солнечных эльфов в глубине Светлолесья, – проговорил он с расстановкой. – Попасть в него можно лишь пройдя через Незримые врата.

– Ага, ясно, – кивнула я.

Эльф бросил подозрительный взгляд, но сделал вид, что не заметил издевки.

Копыта единорога размеренно стучат по утоптанной тропе, зеленые ветки нависли над самой головой. Поначалу порывалась наклоняться, чтобы не задеть, но те сами поднимаются и пропускают вперед.

Я покосилась на ветки и потерла кончик уха.

– Ощущение, что деревья нас пропускают.

Лисгард хмыкнул, перебирая пальцами локон единорога.

– Солнечные эльфы и Светлолесье – единый организм, – важно заметил высокородный. – Наши судьбы связаны с тех пор, как выросло первое дерево. Мы чувствуем лес, а он нас. Люди сюда не ходят. Знают – мы наблюдаем. Стоит чужаку оказаться на нашей территории – это станет известно каждому эльфу Эолума.

Я зябко повела плечами и спросила настороженно:

– Значит, в Эолуме уже знают о нашем приближении?

Лисгард покачал головой.

– Только о вашем, и то очень смутно. Из-за Арума. Единороги подавляют магические потоки. Друг за другом следить не можем. Это похоже на… – эльф помедлил, подбирая слова, – на боль. Не чувствуешь, пока в ногу стрела не воткнется.

Я облегченно выдохнула и расслабила плечи. От постоянного напряжения шея и спина затекли. Но дышать стало легче, особенно после того, как покинула людскую деревню.

Сдвинув лопатки, я попыталась размяться, сзади послышалось предупредительное покашливание. Пришлось снова неподвижно застыть, шевеля лишь бедрами в такт движения единорога.

Деревья пошли гуще, кроны переплелись где-то вверху, свет еле пробивается сквозь зеленую крышу. Тропа исчезла. Арум шагает по пояс в траве, хватая зубами сочные стебли, и косится назад красным глазом.

В зарослях послышалось дивное пение. Я даже приподнялась на спине единорога, прислушиваясь к голосу. Будто не птица, а серебряные струны играют.

Снова послышалось покашливание Лисгарда, в этот раз хрипловатое и смущенное. Я опустила взгляд, и поняла, в таком положении ноги оголяются настолько, что юбка превращается в пояс. Пришлось сесть.

По телу растеклось дремотное блаженство. Я обмякла и прислонилась спиной к прохладным доспехам эльфа.

– Чудесное пение, – проговорила я, прикрыв глаза. – Как хорошо и спокойно.

Лисгард чуть наклонился, осторожно заглянул в лицо.

– Хм. Пение? Хм. Это Арфолин, птица Эолума, – сказал он и сдвинул брови.

– Волшебная музыка, – проговорила я блаженно. – Как природа создает такое? Даже имя у птицы зачарованное.

Я представила, как она качается на тонкой ветке. Перья разноцветные, пушистый хохолок колышется, пышный хвост свисает до самой земли.

Белокожий снова посмотрел на меня.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он настороженно.

В голове растекся сладкий туман, на глаза опустилась мутная поволока. Арфолин будто нарочно запел громче, остальные птицы благоговейно замолкли. Почти вижу, как втянули пернатые головы и таращатся на чудо-птицу.

В животе потеплело, захотелось остановиться, прилечь в такую уютную и мягкую траву.

– Никогда ничего приятнее не испытывала, – протянула я. – Только спать хочется очень.

Глаза Лисгарда превратились в две круглые плошки, лицо вытянулось. Он дернул гриву и остановил Арума. Единорог недовольно фыркнул, копыта глухо стукнулись, вспугнув в зарослях двух перепелок. Зверь сделал еще пару шагов и замер посреди травы, недобро покачивая рогом.

Белокожий бесцеремонно развернул меня к себе и вперился взглядом. Глаза полыхают, как два синих костра, лоб покрылся тонкими морщинами.

– Миледи, вас усыпляет мелодия? – проговорил он с нажимом.

Голова приятно потяжелела, перед глазами поплыли розовые единороги окутанные золотистыми огоньками. Даже уловила сладковатый запах сирени.

– Не знаю, может и не усыпляет, – промямлила я. – Приятно, нет слов. Я нарушила какой-то закон?

Высокородный побелел, хотя с его белоснежной кожей не понятно, куда сильнее, и впился пальцами мне в плечи.

– Закон? – процедил Лисгард. – Миледи, крепко же вас приложили.

Арум недовольно топчется, фыркает. На его месте я бы тоже фыркала, с таким хозяином калина покажется сладкой.

Я отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и проговорила медленно:

– Чего ты взбеленился? Птичка поет, ветер дует, трава зеленая.

Горячее дыхание обдало лицо.

– Слушайте, миледи, – сказал белокожий, наклонившись так близко, что разглядела золотистые черточки в зрачках. – Для солнечных эльфов Арфолин безвреден. Но темных он усыпляет. У людей вызывает временное безумие, а остальные мучаются головной болью. Еще раз спрашиваю – вы хотите спать?

Он даже задрожал. Ноздри раздуваются, пальцы впились так, что сейчас плечи мне раздавит. Откуда-то из глубины медленно поползла горячая волна. Она, словно змея, двинулась замысловатыми зигзагами вверх по животу, когда достигла солнечного сплетения, меня дернуло. По коже пробежали мурашки.

Я раздраженно дернула плечами, цепкие пальцы разжались. Горячая волна расползлась по всему телу и сонливость быстро отступила. Легкий ветерок спустился с верхушек деревьев прохладными струйками и прояснил мысли.

– Ну знаешь ли! От людей еще можно ожидать скудоумия. Но ты всех переплюнул! – прошипела я и толкнула белоухого локтем в закованную грудь. – Пусти, пешком пойду! Или не пойду. Если в Эолуме все такие ненормальные – мне нечего там делать.

Высокородный вытаращил глаза и громко сглотнул.

– М… миледи? Вы серьезно? – выдавил он.

Я попыталась отодвинуться дальше, ерзая на спине Арума. Единорог нервно захрапел и стал топтать высокую траву. Прилив гнева пришел неожиданно, в теле появилась бодрость, словно не было ализаринового плена и песен магической птицы.

Сказала зло:

– Куда уж серьезней. Это же не тебя с утра пытаются поджарить на солнце, ошпарить железом и разрезать на куски.

– Вы забываетесь, – грозно произнес высокородный.

От этих слов волна гнева стала еще горячей. Я хищно прищурилась и прошипела ему в лицо:

– Мессир Лисгард, или как там нужно обращаться, определись – ты помогаешь или нет. Если нет, оставь тут и иди своей дорогой. Мне не нужны одолжения. За спасение спасибо. Но на этом все. Или я пленница?

Высокородный эльф поморгал синими, как глубокое море, глазами, пальцы снова сжались на плече, кожа отозвалась тупой болью. Я с вызовом уставилась на него и проговорила сквозь зубы:

– Если что, мне больно.

– Эльфы терпят боль, – озадаченно произнес высокородный.

– О, да, – язвительно ответила я. – Тебе напомнить, сколько с утра вытерпела?

Лисгард еще несколько секунд продавливал мне кожу, затем нехотя разжал пальцы.

– Вы точно больше не чувствуете сонливости, приятного расслабления и дурмана? – спросил он.

Я оттопырила уши и проговорила:

– Ты издеваешься? Не чувствую я ничего. То было временное помутнение. Доволен? Хотя нет. Если влеплю тебе оплеуху, то почувствую, знаешь что? Удовольствие. Я почувствую удовольствие!

Белоухий с минуту нервно пыхтел, уши хлопают, пальцы тихо барабанят по бедру. Он развернул меня лицом вперед, я облегченно выдохнула и поерзала на спине единорога.

– Разумеется, вы не пленница, – проговорил он и придвинулся ближе.

Лисгард взял локон гривы, поклацал языком, Арум со вздохом облегчения двинулся в самую гущу зарослей. Из нас троих, он единственный, кому наплевать на разборки между эльфами. Главное, чтобы трава была сочной и мухи не кусали.

Едем молча. Лисгард тяжело сопит, буквально слышу, как шевелятся мысли в белоухой голове.

Арфолин сыпет переливами на разные лады. Серебряные струны плавно перекатываются под невидимыми пальцами, звук волшебным туманом растекается по воздуху. Лес тихо шелестит, словно подпевает магической птице, ветерок в верхушках свистит, качая ветками.

Белокожий неуверенно кашлянул в самое ухо, я нервно дернула кончиком и вытянулась.

Он немного помедлил, что-то еле слышно пробубнил под нос. Затем сделал глубокий вдох и начал:

– Миледи, прошу простить меня за резкость. Дело в том, что… Гм. В Великом разломе живут темные эльфы. Мы не видели их уже пять тысяч лет. Но защиту снимать не стали. Песни Арфолина заставляют их впадать в глубокий сон. Вывести из него может только ледяное молоко. Когда вы… Вы сказали, что хотите спать… Вы понимаете, что я подумал?

Я поерзала на теплой спине Арума, гладкая шкура приятно потерлась о кожу.

– Конечно, – сказала я с напускным спокойствием. – Я темный эльф, которого послали уничтожить твой город, разнести в щепки ворота и не оставить камень на камне. Что там еще полагается темным делать?

– Всякое, – хмыкнул он.

– Посмотри на меня, – продолжала я. – У меня хоть оружие должно быть. Но где оно спрятано? На, обыщи.

Я демонстративно растопырила руки и выпрямилась, Лисгард шумно сглотнул. Покосилась назад, краем глаза увидела, как заалели кончики ушей.

Он чуть наклонился к уху и неуверенно проговорил:

– Миледи, позвольте…

Жирная сирфида налетела, как ураган и попыталась приземлиться мне на лицо. Я замахала руками и отклонилась в сторону, муха только раззадорилась и принялась кружить перед носом. Потом зависла на пару секунд и опустилась на гриву единорогу.

Я сердито посмотрела на сирфиду, мысленно пообещав прихлопнуть, если не уберется. Муха, будто поняла. Она неспешно развернулась, прозрачные крылышки затрепетали, как паутинка. Сирфида зажужжала и вальяжно улетела.

– Какая миледи? – бросила я через плечо. – Сейчас больше на лешего похожа, чем на эльфийку.

Для пущей убедительности всклочила волосы, пыль с них поднялась небольшим облачком и осела на белокожем. Он демонстративно прокашлялся и замолчал.

Я прислушалась – сопит и хлопает ушами. Хотела сказать что-нибудь извинительное, но решила, что поздно. Пришлось выпрямить спину и делать вид, что очень занята разглядыванием местной растительности.

Проехали около получаса. Спиной чувствую, как Лисгард усиленно пытается найти тему для разговора, аж мурашки по позвоночнику бегают. Но пока не получается, и молчание нарушает только лес.

Ветерок шумит в кронах, иногда срывает ослабевшие листья и гоняет по воздуху. Арфолин поет серенаду на разные лады, похоже, их тут целая стая, или может это один и тот же перелетает с ветки на ветку.

Сквозь шум леса уловила едва заметное плескание, механически сглотнула. Уши сами зашевелились, стараясь настроиться на правильную волну. Во рту давно пересохло, еще в деревне хотелось пить, а когда посадили в ализариновую клетку, вообще поплохело.

– Надо остановиться у реки, – сказала я осипшим голосом.

Белокожий странно посмотрел на меня.

– Откуда вам известно? – спросил он.

– Что известно?

– Про реку, миледи.

– Да слышно же! – изумилась я и всплеснула руками. – Прислушайся.

Высокородный вытянулся, корпус отклонился назад, уши встали торчком и зашевелились, как у зайца.

– Хм… Эта река слишком далеко, что бы слышать, – проговорил он настороженно.

Я раздраженно заметила:

– Или кто-то страдает тугоухостью.

– Вы на меня намекаете?

– А здесь есть еще кто-то? – поинтересовалась я.

За спиной послышалось недовольное ворчание, высокородный проговорил:

– У меня хороший слух. Как у всех эльфов.

Я всплеснула руками и простонала:

– Вместо того, чтобы утолять жажду, мы занимаемся пустым трепом.

Лисгард окинул меня недоверчивым взглядом, но повернул Арума и направил сквозь высокие кусты.

Единорог, как таран, с хрустом попер через заросли, топча широкими копытами норы. Белоснежные зубы зверя с шелестом срывают листья, он довольно жует и кивает головой.

Белокожий молчит, не понятно, о чем думает.

Спустя еще полчаса вышли к невысокому обрыву. Река плавно журчит, поток изгибается в излучинах, собираясь пушистой пеной на валунах. По краям разрослась осока. Деревья опускают ветки к самой воде, тихо шлепая листьями. Частое кваканье доносится откуда-то из запруд.

Жабы умные – специально попрятались в зарослях, чтоб цапли не нашли. Зато мелкая мошкара роится над самой серединой реки. Тоже разумный выбор, там свободно от кувшинок и лягушки не достают.

Я привстала на единороге и сказала:

– Дай мне слезть.

Лисгард спешился, помог мне опуститься на землю, хотя все больше убеждаюсь, что это лишнее.

Я одернула юбку, немного потопталась в траве, мягкие стебли приятно защекотали стопы. Затем подошла к склону и сползла к воде. На песчаном бережке тонкая серебристая кромка, от нее пахнет елками и магией.

Шагнув вперед, я опустилась на колени. Из воды на меня глянуло правильное личико с желтыми глазами, темными чувственными губами и аккуратным носиком.

Опустила пальцы в воду, по поверхности пошла мелкая рябь. Секунду наслаждалась приятной прохладой, затем несколько раз зачерпнула.

Свежесть растеклась по внутренностям и буквально опьянила. Я закрыла глаза и простояла так, наверное, минуту. Рядом мерно журчит, деревья шелестят.

– Матерь небесная, – прошептала я. – Как хорошо.

Сзади послышалось громыхание, обернулась – Лисгард с красными, как спелая земляника ушами пялится на мою спину и нелепо елозит ладонями по доспехам, делает вид, что отряхивает. Обрыв скрывает половину туловища, иначе неизвестно, на что еще пришлось бы смотреть высокородному.

Заметил, что я наблюдаю и перестал шуршать, голос прозвучал хрипло.

– Я буду здесь… не далеко.

Он погладил Арума по блестящему боку и поспешно скрылся в зарослях.