3

Чиста с помощью многочисленных суетящихся женщин вымыла руки и согрела их над огнём.

Она явно не видела своими бельмами. Но сразу подчинила себе бестолковость всех окружающих! Неизвестно, как ей это удалось?

Как угадывали они, чего она желает? Старуха просто протягивала крючья своих кистей, и вода тут же лилась на них. Эти кисти отмахивались от полотенца, и оно безмолвно исчезало. Костёрчик будто сам притянул её, а подростки, сторожащие огонь, тут же оживили пламя. Детей же, обыкновенно вякающих и беспрестанно требующих внимания, просто не было слышно.

Муж роженицы, наблюдая эти причудливые взаимодействия, так похожие на соблюдение всеми правил некоей неизвестной игры, даже грешным делом позавидовал старухе. У него самого не всегда выходило так скоро и эффективно добиваться желаемого от всей этой копошащейся оравы.

А старуха, не торопясь, сделала всё, что считала необходимым. Быстро и без лишних движений и слов. В добавок к белой повязке на лбу, пугая окружающих, она повязала такую же на челюсти, зацепив за крючковатый нос и уши.

Потом её на руках, во второй раз, внесли в крытую повозку с роженицей. Там лекарка жестами попросила всех не просто выйти, а отойти от повозки подальше.

…Тогда тишина, медля и выжидая чего-то, спустилась к ним, троим. Двум женщинам и младенцу, чей вход в этот мир сопровождался такой мукой…

Чиста помедлила ещё немного и, будто ощутив появление невидимого, но ожидаемого, вознесла кисти костлявых рук над головой страдалицы, будто грела их над огнём. Осмотрела закатившиеся глазные яблоки, горестно покачала головой. Потом растёрла руки и снова начала медленно опускать их на живот женщины. Костлявые кисти, словно пух, зависли в воздухе. Что ощупывали они там?

Ей определённо что-то не нравилось. Очень не нравилось!

Она хмыкала и фыркала под своей повязкой. Потом торопливо нырнула в одну из своих котомок и бережно вышелушила из обёрток что-то белое.

Это был …крупный белый череп! К чему он был тут?

Если бы муж роженицы увидел манипуляции старухи, он непременно возмутился бы! И поспешил бы избавиться от выстарившейся дуры, чтоб не мешала готовиться к похоронам!

Но он в это время тихо сидел под колесом соседней повозки и, прихлёбывая белёсый тан, отходил от бешеной скачки. Синие сумерки сузили горизонт. По небу резкими росчерками носились летучие мышки. Он тихо любовался наливающейся небесной синевой.

О предстоящих хлопотах с телом жены он решил подумать позже, когда отдохнёт.

***

…Зато лекарка теперь видела всё! И худшие её предчувствия подтвердились. Ох, не зря было остановлено это дитя до рождения!

Закатное солнце резво пронзило основание черепа, наставленного на лежащую женщину. В черепном объёме луч раздвоился в глазницах и высветил невидимое.

Лучше бы ей не знать этого! Как теперь принимать решение?

Лекарку почти не волновало, что у ребёнка, застрявшего на границе Жизни и Смерти, судьба была славная, а смерть позорная, принудительная. Эка невидаль!

Устрашило старую, что славу ему принесёт не что иное, как человечья кровь! И много – горячей крови, стекающей с холодного металла!

…Может, не вмешиваться? Пусть угаснет с миром судьба его несостоявшаяся? Дать умереть одному, ради выживших многих-многих?

Ответы на подобные вопросы по силам лишь Богам.

Но нынче череп всей тяжестью обременял её руки.

Получив свою долю света, он стал почти прозрачным-призрачным, хоть и остался весомым. Будто этим заранее снимал с себя всю вину за решение, которое должна будет принять она.

Нечего сетовать, сама выбрала этот путь, сама за него схватилась!

Когда Чиста была ещё Мириной

1

Давным-давно, в самом начале своей жизни, когда она была ещё предводительницей амазонок и носила имя Славная Мирина, ей вместе со жрецами трёх приморских городов пришлось войти в одинокий шатёр.

Увиденное до сих пор стояло у неё перед глазами.

…Косая Сахмейка, с позором изгнанная из Тан-Амазона, обыкновенно такая стойкая и дерзкая, лежит на каком-то тряпье, надрывно рыдая. И не отрывает глаз от белой фигуры поодаль, изломанной ударом ножа в сердце.

– Он ушёл! Я не отпускала! Но он всё-таки ушёл от меня!

Рыдает она, вопит новорождённый детёныш меж её колен. Но слышней всего …молчание мёртвого Седого Странника…

То, что он мёртв, было так же очевидно, как и то, что это он.

Знаменитая по легендам голубоватая кожа, белые волосы, на глазах впитывающие темноватую струйку, прокладывающую себе путь из-под лезвия. И ссохшиеся глазницы, год тому назад опустошённые Сахмейкой – это был единственный способ не дать ему уйти со своими!

Да, это тот самый Седой Странник. Заблудившийся посланец Богов!

Беспутной Косой Сахмейке, в самом деле, посчастливилось пленить столь диковинное созданье! И детёныш, вероятно, был от него.

Однако, согласно обычаю амазонок, она обязана была, использовав, убить отца своего ребёнка! Почему же он жил до сих пор?

Эта Косая Сахмейка верна себе! Каждый поступок косой!

Наверняка, возмечтала выведать у него секрет общения со Стихиями! Амазонки всегда использовали пленников по полной. Но, видимо, попытки Сахмейки были безуспешны, судя по нынешнему состоянию этой троицы…

Жрецы, тоже никогда не видевшие посланцев Богов, разочарованно всматривались в обыденно белеющую фигуру, для удобства откидывали полог, впускали свет.

Лица их были скрыты крупными ритуальными масками Волка, Ворона и Змея, но растерянность властительных фигур, тем не менее, – была очевидна. Они переговаривались, с досадой обмениваясь взаимными упрёками: кто виноватей в опоздании и в том, что не застали добычу живой. Потом сконцентрировали внимание на ребёнке.

Галах, жрец Тан-Амазона, поднял его за ногу. С напряжением, как плети повители, оторвав тонкие руки вцепившейся Сахмейки.

Это был мальчик. И этим был обречён.

Мальчиков в Тан-Амазоне не выращивали.

Существовал целый ритуал по избавлению от младенцев мужского пола. Ритуал красивый, полный восхваления женского воинского мастерства. К тому же, младенец имел кровь Седого Странника. А здесь всем известно: было предсказание, предостерегающее о вероятной и весьма значительной силе его белоглазых потомков.

Жрецам не нужны были соперники, тем более сильные. Кроме того, они уже разрабатывали иные планы для себя, для этого края и его жителей.

Галах перебросил младенца так же, как и держал, за ногу, Гоуду, жрецу Тан-Тагана. И мать младенца поняла, что судьба его решена.

Тогда Сахмейка (она всегда была упрямицей!), прервав вой, подползла к трупу Седого Странника. Бережно сняла его руку с рукоятки и точным рывком, максимально щадящим тело, выдернула нож. Потом, горестно выдохнув, обессилено легла на остриё.

Жрецы застыли.

Ребёнок тоже замолчал, будто почувствовал, что ситуация в очередной раз круто изменилась.

Третий жрец, Гиер, взял ребёнка уже не за ногу, внимательно рассмотрел глаза, вздохнул.

– Теперь, со смертью матери, этот детёныш последний представитель рода.

– Значит, убить его нельзя?

– Опять прохлопали! Что за день! – жрецы с досадой потоптались.

Безмолвно выказывая ей, предводительнице амазонок, пренебрежение («Вот до чего довело твоё заступничество! Надо было вовремя Сахмейку убить! Что теперь делать со всем этим?»), Галах вышел вон. Другие жрецы молча последовали за ним.

Тем самым Мирине показали, что в принятии решения о судьбе младенца её участие было лишним.

Что ж, она и не навязывалась!

Тем более что сомнений и всяческих колебаний в её душе было больше, чем однозначных выводов.

Правильно ли она поступила, не дав в своё время казнить Косую Сахмейку? Ведь предательство заслуживало однозначного наказания – смерти! Тем более что богиня-воительница Афина, всемилостивая и справедливая покровительница амазонок, всё равно подвела Сахмейку к скорому и закономерному финалу.

Так стоило ли ради опозорившейся девчонки вступать в конфликт со всесильными жрецами? От этого собственное положение Славной Мирины, как предводительницы амазонок, сильно покачнулось.

2

Жрецы ускакали. Забрав ребёнка и не взглянув в её сторону.

Мирина осталась наедине с двумя остывающими телами. Такими непохожими представителями разных миров!

Раздумывая, она не отрывала взгляда от божественной красоты лица Седого Странника. Даже пустые глазницы и смертная изломанность не в силах были разрушить неземной гармонии этой белой фигуры. По сравнению с которой Косая Сахмейка была просто неуклюжим степным зверьком.

Причудливы игры Создателей, решивших соединить их в столь немыслимой комбинации!

Но, как бы там ни было, для этих двоих путь земных радостей был завершён. Теперь надо было открыть шатёр всем ветрам и степным зверям. Они довершат дело.

Хотя, …прежде она должна сделать кое-что очень важное… Странно, что это не пришло в головы жрецам…

Она вынула из-за пояса двусторонний топорик-лабир. Привычными ударами отделила голову Странника. Ему голова уже не понадобится, а ей придётся ещё подумать над ней – амазонки ведь всегда использовали пленников по полной!

Потом, забыв, что браслета амазонки Косая Сахмейка была лишена, обшарила её сундучок. Браслета там, конечно же, не было.

Зато Мирина нашла два мутных бесформенных сгустка во флаконе с прозрачной жидкостью и плотно притёртой широкой пробкой.

Что это? Неужели…

Что ж… От Сахмейки всего можно было ожидать! – Это были остатки выстегнутых глаз Седого Странника!

Чуднó… Над этим тоже следовало подумать…

Уложив свою добычу в мешок, Мирина вскочила на коня и больше не оглядывалась уже на одинокий шатёр, разорённый этим утром незваными гостями.

Довершить дело предоставлялось диким зверям.

Чиста всегда, даже когда ещё носила иное имя, умела правильно обращаться с останками.

Время, солнечные лучи и степные звери очень быстро очистили череп, некогда принадлежавший Седому Страннику. И от внутреннего, и от внешнего, уже ни на что не годного.

Позже она научится извлекать пользу и из содержимого черепов. И пожалеет, что предпочла форму содержанию. Но это будет позже, много позже!

Теперь же в её распоряжении была очень крупная ёмкость сложных очертаний. Выбеленная-белая, почти прозрачная.

Что с ней делать? Для чего можно использовать?

Это было пока непонятно.

Мирина задумчиво вертела череп в руках, и так, и эдак прикидывая. Не похоже, что это обычная кость!

На её взгляд, просто не могло быть иначе, чтобы в этом черепе не скрывался какой-нибудь секрет! Проблема была только в том, чтобы разгадать, какой!

Думалось ей особенно хорошо в закатных сумерках. Когда солнце заваливалось за горизонт, но небо ещё светлело синевой. Тогда ум обтекала грусть, бывшая первой предвестницей подключения к откровениям, находкам, к принятию очень важных решений!

Вот и теперь, держа в руках череп Седого Странника, Мирина ожидала пришествия понимания. Она была уверена, что вот-вот её осенит, снизойдёт озарение, и мучительные, тягостные «рысканья» по ветвям альтернатив можно будет прекратить за ненадобностью!

Мышление застопорилось на слове «озарение». Слово стучалось в голову бесцеремонно и назойливо. Как бабочка, бестолково бьющаяся в стеклянный бальзамарий с горящим внутри масляным фитилём!

Чиста затаила дыхание в предвкушении полётного освобождения головы от телесного плена, но…

…Но сосредоточенную тишину в её шатре нарушил гость. Незваный и нежеланный.

3

Это был Галах, жрец Тан-Амазона.

Явился как хозяин положения. Явился додавить, сломать её, непокорную!

Вот ведь как всё сложилось…

Она, Славная Мирина, предводительница героических амазонок, оказалась в полной власти этого чудовища! И с этим ничего нельзя было поделать!

С некоторых пор Мирина чувствовала, что любой её поступок был не столько её личной волей, сколько частью некоего весьма мощного потока, с немыслимым убыстрением уносящего её от привычной жизни!

А она-то думала, что ей суждена героическая смерть в бою – мечта всякой амазонки! Ведь что может быть прекрасней жизни короткой и яркой!

Но нет. Судьба вела её иными тропами… И встреча с Галахом оказалась одним из важнейших перекрёстков судьбы…

Удивительно, как в такое короткое время, свалившийся на голову неведомо откуда, её давний затаившийся враг смог, мало того, что стать жрецом племени амазонок, но ещё и оклеветать и выдавить её, предводительницу!

Какой тайной силой подчинил он волю её девочек? Но они слушались его, как заговорённые! Мирина ничего не могла ему противопоставить. Кроме собственной воли.

…И вот теперь она, вытянутая, как струна, стояла, не уходя с пути надвигающегося жреца. И наплевать, что обычно люди перед ним расступаются!

Галах досадливо поморщился: проклятье, как это может быть? Его воля на всех действует, всех подчиняет, кроме той, что нужна ему больше жизни!

– Думаю, ты поняла уже, что я тебя победил? – начал он, преднамеренно медленно выговаривая слова.

В ответ – лишь змеиный взгляд исподлобья.

– …и не можешь не понимать, что отвоевалась. Твоё войско теперь в большей степени покорно мне, чем тебе. Ты ведь не осмелишься выступить в поход с таким войском, Мирина? – жрец под маской скептически скривился. – Похоже, твоей славе, Славная, пришёл конец! Не пора ли подумать о смене имени? Я ведь всё ещё готов предложить варианты!

– А …дары?

– Что я слышу? – жрец вскинулся гадюкой в атаке. – Ты идёшь мне навстречу? Я не верю самому себе!

– И не верь! – молчаливо фыркнула Мирина. А жрец, услышав это (О, он умел слушать тишину!), в замешательстве опять не поверил. Но голос его от волнения зарокотал ниже грома.

– Какие дары ты, …драгоценность моя, сочтёшь …достойными себя? Золото, земли, рабы – всё к твоим ногам!

– Разумеется, лишь те, что достойны тебя, о, Галах: жреческие перстень, фибулу и браслет!

– Но …людям не позволено использовать их!

– Так я – «люди» или «драгоценность моя» для тебя?

– Ах, Мирина, Мирина! Ради того, чтобы добиться тебя, я сломал свою судьбу, своё тело и свою душу! Не существует уже ничего бóльшего, что можно было бы сделать! – Галах раздумчиво покачал головой. Мирина могла бы в этот миг даже посочувствовать ему, если бы не была абсолютно уверена, что о любви, даже если она когда-то и была, давно уже речи не идёт. Главная его цель: сломать её, подчинить, отомстить! – Хорошо, ты получишь требуемое. Но и ты уж, не обмани мои ожидания! Дай слово, что не обманешь!