Цитаты из книги «Жить, чтобы рассказывать о жизни»

А в конце, во время прогулки по безлюдным улицам Аракатаки, я понял, до какой степени я восстановил мое душевное здоровье, и у меня не осталось ни малейшего сомнения, что «Палая листва» – принятая или не принятая – была книгой, которую я увидел после моей поездки с матерью.

Тогда я предпринял новую правку, основываясь на выводах моих друзей. Я убрал длинный эпизод главной героини, которая созерцала с галереи с бегониями трехдневный ливень. Позже он превратился в «Монолог Исабели, которая смотрит на дождь в Макондо». Я исключил ненужный диалог бабушки с полковником Аурелиано Буэндией незадолго до убийств на банановых плантациях и около тридцати страниц, которые сковывали по форме и по сути единую конструкцию романа. Почти через двадцать лет, когда я считал их забытыми, части из этих фрагментов помогли мне подпитать ностальгию во всю длину и во всю ширину «Ста лет одиночества».

В других досужих разговорах тех дней меня утешили прецедентом, что Гильермо де Торре отверг в 1927 году оригиналы произведения Пабло Неруды «Местожительство – Земля». Фуэнмайор думал, что судьба моей повести могла быть другой, если бы чтецом был Хорхе Луис Борхес, но, наоборот, урон был бы худшим, если бы он ее отверг. – Так что больше не напрягайся, – заключил Альфонсо. – Единственное, что ты должен сделать с этого момента, – это продолжать писать.

моей конечной реакцией было воспользоваться тем, что было мне полезным из решения совета, – исправить все, что, с моей точки зрения, исправляемо, и идти дальше.

Благодаря этому я столкнулся без свидетелей с новостью без прикрас, что «Палая листва» не принята. Мне не хотелось читать полное решение, чтобы испытывать жестокое поражение, от которого в тот момент я собирался умирать. Письмо было высшим приговором дона Гильермо де Торре, президента издательского совета, поддержанное рядом простых доводов, в которых резонировали манера речи, высокопарность и самонадеянность белых Кастилии. Единственным утешением была удивительная итоговая уступка: «Надо признаться автору в его превосходных талантах наблюдателя и поэта».

В будущем это станет манией. Однажды, когда я почувствовал себя удовлетворенным законченной книгой, у меня осталось опустошающее впечатление, что я не буду способен написать лучше.

В таком состоянии мучительного беспокойства я снова проверил окончательную версию и принял спокойное решение не печатать текст.

В последующие дни я полностью посвятил себя неистовому изучению текста, который мог выйти из-под контроля. На ста двадцати страницах писчей бумаги с двух сторон я сделал такую кардинальную правку, внес столько изменений, столько вымысла, что никогда так и не узнал, стало лучше после этого или хуже.

но он разделял с ними врожденную способность учить в любое время и редкое везение – читать все книги, которые необходимо прочитать.

Во многих случаях я не справлялся с темой, менял ее на другую, когда чувствовал, что она для меня слишком необъятная. Одним словом, это была основная гимнастика для моего писательского формирования. Я успокаивал себя, что занятия эти необходимы как питательный материал даже для самых гениальных писателей. В первые месяцы меня особенно огорчал поиск повседневной темы. У меня не оставалось больше времени ни для чего: я терял часы, исследуя другие газеты, записывал приватные беседы, я потерялся в фантазиях, которые мне портили сон до тех пор, пока меня не вывела на знаменательную встречу реальная жизнь.