Цитаты из книги «Хроника объявленной смерти»

Любви надменностью достигнуть можно.

Братья Викарио сообщили о своем намерении более чем двенадцати лицам, которые пришли в лавку за молоком, и эти лица еще до шести утра разнесли эту весть.

Это разумное правило было введено его отцом, после того как однажды утром служанка, убирая постель, тряхнула подушкой и пистолет, ударившись об пол, выстрелил; пуля расщепила шкаф в комнате, пробила стену гостиной, с пронзительным свистом пронеслась через столовую соседнего дома и превратила в пыль гипсовую статую святого в человеческий рост, украшавшую главный алтарь церкви на противоположной стороне площади.

За неделю до того ему снилось, будто он летал – один – в самолете из фольги среди деревьев миндаля, не задевая за стволы

Нам вернули совершенно другое тело. Половина черепа была снесена во время трепанации, и лицо красавца, пощаженное смертью, исказилось до неузнаваемости. Кроме того, священник одним махом вырвал изрубленные внутренности, и, не зная, что с ними делать, под конец в гневе, благословив их, выбросил в помойное ведро. У последних зрителей, прилипших к окнам школы, истощилось любопытство, помощник испарился, а полковник Ласаро Апонте, повидавший на своем веку многое и сам проведший множество кровавых расправ, после этого вскрытия стал вегетарианцем, а кроме того, уже был спиритом. Пустая телесная скорлупа, нафаршированная тряпками и негашеной известью, наспех зашитая шпагатом огромной – для мешковины – иглой, почти разваливалась, когда мы уложили ее в новый, обитый стеганым шелком гроб. «Я думал, что в таком виде он дольше сохранится», – сказал мне падре Амадор. Произошло же обратное: мы вынуждены были похоронить покойника как можно быстрее, на заре, поскольку тело находилось в таком плохом состоянии, что держать его в доме было невыносимо.

Перед тем как лечь спать, брат зашел в туалет, где и заснул, сидя на унитазе; позже мой другой брат, Хайме, собираясь идти в школу, обнаружил Луиса Энрике лежащим ничком на каменном полу и распевающим во сне песни. Моя сестра-монахиня, которая не пошла встречать епископа, поскольку была с похмелья, не смогла разбудить брата. «Пробило пять часов, когда я пошла в туалет», – сказала она мне.

Дом стоял на вершине холма, овеваемый всеми ветрами, и с террасы его открывался вид на рай бескрайних заливных лугов, расцвеченных лиловыми анемонами; в ясные летние дни отсюда можно было разглядеть на горизонте нежную линию Карибского моря и трансатлантические лайнеры с туристами из Картахены де лас Индиас[5].

Ему было лет около тридцати, хотя точный возраст установить трудно, его отличали тонкая талия начинающего тореро, с блеском золота глаза и будто прокаленная на медленном жаре селитры кожа. Одет он был в короткую куртку и очень узкие брюки – обе вещи были сшиты из натуральной телячьей кожи, а на руках красовались козьи перчатки, тончайшей выделки, того же цвета, что и костюм.

– Не торопитесь, Луиса Сантьяга! – прокричал ей кто-то, пробегая мимо. – Его уже убили.