«В нашем случае, – мысленно вздохнул Померанцев, – казнили саму Елизавету… Господи, неужели нам еще придется изучать биографию этой самой Марии? Или, чего доброго, немецких поэтов читать?!»

– Теперь – Ирина Радова, – продолжил Юрий Валерьевич, и в его голосе впервые за все время появились теплые интонации. – Ирочка у нас – драматическое сопрано, поет как раз Марию…

Симпатичная, пока еще только слегка пухленькая, но явно склонная к полноте голубоглазая блондиночка приветливо сверкнула кокетливым взглядом на молча кивнувшего Померанцева. Дублеров у юной дивы местного значения, судя по всему, не было. Или вторая исполнительница отправилась на гастроли?

Третья женщина, точнее, девушка разительно отличалась от обеих певиц. Римму Катаеву, толстушку лет двадцати, темноволосую, с крупным лицом и карими глазами, вызывавшими ассоциации с маслинами, отрекомендованную как «помощник режиссера» или просто «помреж», в хорошем настроении упрекнуть было трудно. Она была едва ли не единственной, если не считать самого Строганова, на чьем лице виднелись следы горя: девушка явно недавно плакала.

Наконец, последний из присутствующих, нервного вида высокий шатен с узким лицом и, несмотря на худобу, отчетливо наметившимся животиком, оказался молодым (не больше тридцати!) баритоном, исполнявшим все в той же «Марии Стюарт» партию некоего Лейстера – любовника Марии, переметнувшегося, как определил для себя Померанцев, «из корыстных соображений» в фавориты к Елизавете Английской… «Все-таки как минимум либретто прочесть придется! – вновь вздохнул на этом месте Валерий, – иначе запутаешься в персонажах, а значит, и в исполнителях-фигурантах…»

Вероятно, Галочка подумала о том же, поскольку, словно откликаясь на мысли Валерия, поинтересовалась:

– С содержанием оперы более подробно ознакомиться можно?

– Риммочка, – Строганов повернулся к помощнице режиссера, – у тебя, по-моему, были еще экземпляры либретто?

– Да, Юрий Валерьевич, сейчас принесу.

Девушка неожиданно легко для своей комплекции поднялась с места и исчезла в боковых кулисах.

Валерий проводил ее взглядом и поинтересовался:

– А что, сам режиссер на гастролях?

На мгновение на сцене установилась почти ощутимая физически пауза. А потом раздался немного севший голос хозяина театра:

– Наш режиссер… Он же продюсер театра… Он же мой самый давний и близкий друг Марк Розингер убит два месяца назад… Разве вы об этом не знаете?..

Должно быть, вытянувшееся от изумления лицо Померанцева произвело впечатление на всех артистов, поскольку заговорили они почти одновременно:

– Но как же так?! – Ирина Радова всплеснула руками. – Мы же все это сто раз следователю говорили, как же так?

– Вот именно! – возмущенно подала реплику Голдина.

– Как же вы не в курсе? – скривился баритон Вадим Кутепов.

И только композитор молча покачал головой.

Валерий Померанцев не в первый раз сталкивался со столь наивным представлением сограждан о том, кто и каким образом проводит следствие, и поэтому прореагировал спокойно – в отличие от вспыхнувшей Романовой.

– А почему вы решили, что мы обязаны были об этом знать? – довольно резко ответила вопросом на вопрос Галя. – Вот вы точно должны понимать, что следствия по поводу убийства разных людей ведутся разными подразделениями! Безусловно, все, что касается вашего театра, Генпрокуратура сведет воедино… если возникнет необходимость. Но дело об убийстве вашей солистки мы получили только вчера, пришли познакомиться с вами, послушать, что вы думаете о случившемся… Естественно, мы просто не можем быть в курсе всего! Но будем – обязательно, и в самое ближайшее время.

Артисты замолчали так же дружно, как и начали говорить. Померанцев воспользовался паузой и перешел к делу, поудобнее устроившись на облюбованном им стуле, с которого видны были все находившиеся на сцене.

– С каждым из вас, – произнес он мягко, – мы будем беседовать отдельно и неоднократно, можете не сомневаться. А сегодня действительно очень хотелось бы услышать, что вы сами думаете о гибели вашей коллеги. Может быть, кто-нибудь поделится своими соображениями по собственной инициативе?

– Я поделюсь! – Кира Голдина решительно тряхнула головой, отчего ее длинные роскошные волосы, собранные в «конский хвост», перекинулись на грудь. – И думаю, с тем, что скажу, согласится каждый, хотя не все в этом сознаются… Простите, Юрий Валерьевич, я понимаю, что вам это будет неприятно, но… В общем, Машу мог убить кто угодно, но только не Юрий Валерьевич!

– Почему? – поинтересовался Померанцев, заранее догадывавшийся об ответе.

– Потому что она была злокачественная стерва, вот почему! И единственный, кто этого не понимал…

– Если вы хотите сказать, Кира, что я этого не понимал, – негромко перебил ее Строганов, – то это будет ложью… В последние полтора месяца я это не только понимал, но успел испытать на собственной шкуре…

– Ну зачем вы на себя наговариваете?! – В Кириных глазах блеснуло что-то, подозрительно напоминавшее влагу. – Да вы всегда, с самого начала, позволяли ей все… Хозяйничала, как хотела! Издевалась над нами за вашей спиной при любой возможности! Я-то это знала лучше всех!

– Почему? – вновь спросил Померанцев.

– Потому что была ее дублершей, – нервно ответила Голдина. – И тут у Марии возможностей – хоть отбавляй!.. Я, например, должна петь в вечернем спектакле. Приезжаю в театр, до этого весь день настраиваюсь… А она, которая, по ее заверениям, в этот день никак не могла играть, тут как тут! И все – мимо… Понятно?.. А уж пока она позволила мне взять партитуру, чтобы партию отксерокопировать… У нас экземпляров тогда, в самом начале, было в обрез… Вот уж поиздевалась!

– Ты, Кира, все-таки палку не перегибай, – неуверенно вставил баритон Вадим. – Характер у Маши был, конечно, не мед, но…

– А ты вообще молчи! – внезапно вмешалась Радова. – Ты на нее… Простите, ради бога, Юрий Валерьевич… с самого начала облизывался, как кот на сливки, а она этим пользовалась… Надо же, до сих пор пользуется!..

– Чего только не узнаешь и о себе, и о других в такой вот ситуации, – горько бросил Строганов, и впервые за все время на лице его мелькнула усмешка.

– Простите, Юрий Валерьевич, – повторила Ирина и, кажется, приготовилась расплакаться.

– Я продолжу, – вновь завладела вниманием присутствующих Кира. – Так вот. Кто ее мог убить? Например, бывшая подруга, которой она отказала в деньгах на лекарство для ее больной матери, а мать возьми – да и умри!.. А подруга хотела только занять, понимаете?.. И не спрашивайте, откуда я это знаю, сама расскажу: я у нее в гостях была, когда эта несчастная женщина позвонила и кричала, что таким, как Машка, нельзя жить среди людей… Я рядом с телефоном сидела и все слышала! Да она, когда трубку бросила, сама же мне и рассказала эту историю… От злости рассказала, поливала грязью эту несчастную подругу и ее бедную мать… «Я, – говорит, – свои деньги сама решаю, куда тратить: на сумасшедших старух или на себя с Пуфом…» Представляете? Для нее этот проклятый Пуф был дороже больной женщины! Вот!

– Ка… Какой Пуф? – растерянно поинтересовалась Романова.

– Обыкновенный кот… То есть нет, как раз необыкновенный, не кот – а настоящая гадина… Кстати, интересно знать, кому он сейчас достался?.. Она его котенком где-то подобрала, а он вырос здоровенным, как… как собака, и таким же злобным…

– Вот видишь, – Строганов снова усмехнулся, – говоришь, Маша стервой была… А она ведь Пуфика на помойке нашла, подобрала и выходила… Разве злой человек способен на такой поступок?..

– Еще как способен! Мария – живое тому доказательство… То есть… Я хотела сказать… – Кира наконец смешалась: в пылу своей речи она совершенно забыла, что как раз «живым» доказательством певица уже не была…

– Дамы, успокойтесь. – Неожиданно молча наблюдавший происходящее тезка Померанцева, композитор Валерий Михайлович Струковский, поднялся из-за рояля. – Не думаю, что господину следователю интересны наши внутренние дрязги…

– Не скажите! – усмехнулась Романова. – В личности жертвы почти всегда кроются причины преступления – конечно, если преступление неслучайное. Об этом, кстати, всем будущим следователям на первом курсе твердят… И это – правда.

– Убийство Маши неслучайно – в этом я уверен, как ни в чем другом, – горько произнес Юрий Валерьевич Строганов. И все, словно по команде, замолчали.

Он поднял голову и посмотрел в глаза Померанцеву:

– Как раз то, что Машу убили неслучайно, я и пытался доказать вашему предшественнику… вашему коллеге.

– Ну что ж… – Померанцев решил, что на данный момент получил впечатлений более, чем достаточно. Галя наверняка тоже. Он поднялся с места. – Юрий Валерьевич, давайте мы с вами сделаем так… Насколько я знаю, назавтра у вас назначено свидание с руководителем нашей следственной группы – Александром Борисовичем Турецким. Вы не могли бы очень коротко записать к этому моменту на листочке в порядке появления все неприятности, свалившиеся на театр – с самого начала? Или не успеете?..

– Я могу сделать это минут за десять, слишком много об этом думал…

– И не забудьте про сгоревшие декорации… Кстати, я вижу, вы успели обзавестись новыми?..

– Что вы, нет! Почему вы так решили?..

Валерий кинул взгляд на золотое кресло.

– А-а-а… Нет, мебель огонь не тронул. Сгорели очень дорогие задники и часть не менее дорогих костюмов… Остальное цело, успели потушить все вовремя, иначе и от ДК бы ничего не осталось… – Он задумчиво покачал головой. – Мы тогда еще думали… Решили, что пожар – случайность, чья-то неосторожность… Даже заявлять никуда не стали… Собственно говоря, именно с пожара все и началось… Но давайте и в самом деле отложим это на завтра!

…Уже на выходе Померанцева с Романовой догнала пропустившая все предыдущее помреж – толстуха Римма:

– Товарищи следователи, подождите… Подождите!..

Померанцев, совершенно забывший о своей просьбе, недоуменно обернулся к запыхавшейся девушке.

– Вот, пожалуйста… Едва нашла! – Она сунула в руки Валерию толстую пачку бумаги формата «А-4». – Извините, экземпляр не очень четкий, машинописный… Его сам Валерий Михайлович делал, он на компьютере не умеет… Старики вообще с компьютерами не в ладах…

Впечатление «старика» композитор никак не производил, но у таких юных особ, как Римма, на этот счет было другое мнение.

– Вы выглядите расстроенной, – не удержалась Галочка. – Вы так любили Краеву?

– Краеву? – Бровки девушки сами по себе поползли вверх. – Н-не знаю… Понимаете, сегодня как раз два месяца с того дня, как Марк Иосифович погиб, я… я была у его мамы…

Голос девушки прервался и дрогнул. Она опустила голову и уставилась в пол.

– Спасибо вам за либретто, – ласково сказал Валерий. – Вернем, как только увидимся в следующий раз.

…На улице по-прежнему было холодно, для лета – просто возмутительно холодно. Но Валерий с удовольствием вдохнул в себя воздух, показавшийся после всего увиденного и услышанного удивительно свежим.

– Ты чего примолкла? – поинтересовался он у Романовой. – Фигуранты не понравились?

– Почему? – Она пожала плечами. – Артисты как артисты… Они по жизни все склочники… Наоборот, мне главный фигурант очень даже понравился. Нужно достать его диск и послушать, как поет… Можешь считать меня необъективной, но на убийцу он непохож категорически!

– Я и сам не слепой, – усмехнулся Валерий. – И согласился бы с тобой на все сто, если бы не парочка обстоятельств.

– Ты имеешь в виду улики?

– Нет! Я имею в виду, во-первых, что он, насколько я понимаю, артист Божьей милостью, а артисту, да еще талантливому, любую роль сыграть – раз плюнуть! А с его внешностью роль простодушного сибирского «медведя» – и вовсе как нечего делать.

– А во-вторых?

– Во-вторых, Галчонок, личный опыт… Могу тебе назвать не менее десятка дел, по которым проходившие в них убийцы были по жизни настоящими обаяшками… Нет, солнце мое, я – не поклонник Ламброзо! Так что будем работать, и работать, судя по всему, много и нудно… И не забудь, собираемся у меня завтра где-то в час, не позже. Володя в курсе. Ибо не позднее чем в пятнадцать нуль-нуль я обязан предъявить нашему дорогому Сан Борисычу предварительный план следствия!