В обвинительных заключениях, как он запомнил, фигурировали акты судебно-медицинских и криминалистических экспертиз. Фамилии экспертов ничего не говорили Александру Борисовичу. Но один подлог он все же заметил, поймал. И теперь было бы очень важным проверить свои выводы у тех, кто подписывал акты осмотра трупа и местности, на которой произошло убийство. Не совпадало. Такое ощущение, что показания просто подгоняли под готовую версию. Обращаться с очередными просьбами к Привалову – значило просто погубить все дело. Могла бы помочь Людка, если бы узнала адреса нужных ему людей. Вот это и была у него на данный момент задача номер один. А девушка молчала. Вне доступности? Прокурор вызвал? А к нему с «мобильниками» не ходят? Конечно, так.

Подумал и на всякий случай позвонил к ней по домашнему телефону, и трубку немедленно подняли, словно Людка смотрела на нее в томительном ожидании.

– Ну слава богу, додумался наконец! – нервно закричала она. – Я забыла «мобилу» на работе, – жара ведь, мозги плавятся! Думала, сам догадаешься! И сижу теперь, вот уж скоро час, как дура! Ты где?

– Мчусь к тебе. Не волнуйся, я был в СИЗО и у адвоката. А ты – совсем уже освободилась?

– Не знаю. Только, пожалуйста, не тяни, я так устала, – совсем уже жалобно закончила она.

От чего устала, она не разъяснила, и Турецкий самоуверенно решил, что, наверное, ждать его. И поторопился… Помня ее просьбу, он оставил машину вообще у соседнего дома, в ряду других, замерших у тротуара. И отправился к ней, соблюдая самые примитивные законы конспирации. Не торопился, не оглядывался подозрительно, не смотрел в витрины магазина, мимо которого проходил. Шел спокойной походкой, прикрывая от солнца голову газетой, она же и лицо его скрывала от любопытного, если бы таковой нашелся. Чушь это все, но береженого, как говорится, и Бог бережет. Вошел в тенистый двор, присел на одинокую лавочку под акацией, посидел, посматривая по сторонам, покурил. Потом, не обнаружив ничего подозрительного и полагаясь на собственную, отработанную годами интуицию, независимо прошел мимо нужного подъезда, а у следующей арки ворот повернул обратно и спокойно вошел в прохладный подъезд. Лифт был где-то наверху, и вызывать его Александр не стал, решил подняться на пятый этаж собственными ногами. Заодно и полюбопытствовать, нет ли кого на лестничных площадках. И здесь было пусто: видимо, народ, не занятый делами, предпочитал в душных квартирах не сидеть, Волга же рядом.

Полураздетая, в халатике, и босоногая Люда сразу отворила и, пропустив в квартиру Турецкого, захлопнула дверь за собой и кинулась ему на шею. Нормально, хоть и жарко, он с удовольствием сбросил бы с себя всю одежду и встал под душ. Держа девушку навесу, прошел по коридору к ее комнате и услышал, как громко хлопнула дверь лифта на этаже. Александр Борисович невольно обернулся, и тотчас же раздался долгий звонок.

Быстрый взгляд, брошенный им на Люду, подтвердил, что чей-то приход был и для нее неприятным сюрпризом. Глаза ее расширились, звонок повторился. Она освободилась из объятий Александра и на цыпочках кинулась на кухню, осторожно выглянула в окно и обернулась к подошедшему к ней скользящим, неслышным шагом Турецкому.

– Так, доигрались, – почти прошипела она и кивнула в окно.

Александр Борисович аккуратно, из-за занавески, выглянул во двор и увидел стоящую возле подъезда длинную черную иномарку с погашенной «мигалкой». На таких машинах обычно ездят большие начальники. Он вопросительно посмотрел на девушку, у той словно кровь отлила с лица.

– Ты знала?

Она неопределенно пожала плечами, сморщилась в презрительной гримасе, а потом кивнула.

– Это Привалов, его «мерин».

– Ни фига себе! И что ты теперь предлагаешь? Зачем он приехал?

– Зачем?! А ты не догадываешься? – она сощурилась. – За тем же, что и ты. Но он без звонка еще ни разу не приезжал… Он не видел тебя, хотя бы случайно?

– Мы много говорим. – Турецкий отреагировал на новый дверной звонок усмешкой. – Не видел. А что, это даже забавно. Спрячь меня куда-нибудь, куда он не полезет. В родительский шкаф, например. А ты чего испугалась? Ты ж болеешь. А вот мне с ним встречаться необязательно, хотя и тут проблем особых нет. Зашел просто навестить больную. Впрочем, долго не открываем, а это – подозрительно. Лучше уж ты поболей одна.

– Идем, – решительно шепнула она и провела его в спальню родителей. От двери до подоконника тянулась модная когда-то стенка с ореховой облицовкой. Несколько отделений в ней, с вешалками, были предназначены для хранения костюмов и платьев. Вот в одном из них, потеснив одежду, пахнущую сухой апельсиновой коркой, и уместился Александр Борисович, прикрывшись спереди висящим костюмом. Не самый лучший способ избежать нежелательной встречи, но не под кроватью же прятаться!

Легко щелкнул поворот ключа, и Люда, вынув его, сунула в кармашек халатика. А дырочка осталась.

Следующие полминуты она медленно и тяжело, усталыми шагами прошлепала босиком к входной двери, натирая кулачками глаза до красноты. Приблизилась, хрипло откашлявшись, прислушалась и неохотно спросила:

– Кого черт принес?

– Открывай, что с тобой? – раздался начальственный басок Привалова.

Люда, громко и с отвращением вздохнув, неуверенными движениями начала отпирать дверь. Открыла, отошла, морщась. Привалов буквально ворвался в прихожую, подозрительно огляделся. Наконец, обратил внимание на мокрое полотенце, которым была обвязана голова Людмилы, и на ее красные, словно воспаленные, глаза.

– Что с тобой? – повторил он вопрос, но уже с тревогой.

– Угадай с трех раз…

– Мне сказали, что…

– Ага, – она сморщилась и прижала полотенце обеими руками. – Сказали-мазали… Делать тебе не хрена! Чего ты от меня хочешь? У меня башка раскалывается! – почти истерично выкрикнула она.

– Но отчего? – удивился генерал.

– От вас от всех, заботливых!

– Но я-то при чем? Люда, не вали с больной головы на здоровую…

– А твоя-то от каких забот болит? Заигрался, что ли?

– Не говори глупостей! – резко бросил он и тотчас снизил тон: – Извини. Я ж не знал. И потом, кого ты имеешь в виду, говоря о заботливых? Уж не москвич ли тут успел затесаться?

– Да при чем здесь он?

– А при том, что его с тобой видели. Как он лез к тебе… Сюда, что ли, набивался? Так я его вмиг утихомирю!

– Да пошел ты… Леша. Мне уже противно слушать, как ты сплетни обо мне собираешь!

– Не сплетни, а оперативная информация! И мне доложили, что у тебя к нему неравнодушное отношение.

– Ага, а как же! Человек вопрос задал, а я ответила. Ну, блин!.. Нет, Леша, он лучше и умнее тебя, он хотя бы ахинеи не несет. Это тебе давно уже нечего делать, кроме как «бабки» заколачивать! А я ж не в машине с «мигалкой» по бабам катаюсь, я целыми днями давлюсь в полутемном душном архиве, где дышать нечем, кроме пыли…

– Я тебе давно говорил…

– Знаешь, мне надоел твой бесконечный базар. У меня второй день голова болит! Ну, чего тебе от меня надо?! Не могу я… Поезжай домой, к Марине своей, поплачься ей, что тебя любовницы обижают. Может, посочувствует, даст…

– Ну, зачем ты издеваешься? Ты же знаешь, с ее здоровьем…

– Вот ее и лечи!.. А меня оставь в покое. Уходи, потом позвонишь. Завтра. Если я смогу. Или послезавтра. Чего, у тебя больше нет никого, что ли? Нагнуть некого? Ведь врешь!

– Ну, зачем ты мне гадости говоришь? Ты прекрасно знаешь мое к тебе отношение…

– Не хочу больше ничего знать! Вы все – козлы!

– Кто, все?

– Да и ты, и Арсен… «Извините, Людмила Васильна, а нет ли у вас охотки отужинать нынче со мной?» – «Нет охотки, Арсен Гаврилович, уважаемый!» – «А отчего же? Можно ведь и на дебаркадере, там прелестные, такие уютные каютки!» – «А оттого, что меня уже Привалов, дружок ваш молочный, тянет-потягивает!»

И она сделала попытку хрипло рассмеяться, но охнула и снова схватилась руками за голову.

– Да ты что несешь?! – возмутился генерал. – Ты действительно больна! Так лечиться надо! Сейчас врача привезу. И лекарства.

«Зря обостряет», – подумал Турецкий, выглядывая одним глазом в замочную скважину. Разговор в коридоре становился все более интересным. Но, что показалось ему странным, Люда будто знала, в чем заключается главный интерес московского сыщика.

– А я вас не пущу. И позвоню в милицию, что ко мне ломятся два насильника… Ладно, Леша, уезжай, ну тебя… Неужели ты такой тупой и твердолобый? Есть уже у меня лекарства, которые я пью, сама в аптеке купила, без вашей помощи.

– Ну, ладно, ладно, не сердись… Тапочки-то хоть надень, на-ка вот, – он подвинул ей домашние тапочки, в которые она сунула ноги. – А чего у тебя вид такой… разобранный?

– А я забыла, что в постель надо ложиться по-генеральски, не снимая сапог.

– Успокойся, – мирным уже тоном сказал Привалов. – Слушай, мне очень не нравится поведение Арсена в отношении тебя. Вот уж действительно козел!

– А сам? Ну, и расскажи ему об этом. А я посмотрю, как вы бодаться станете, а потом делиться начнете, кому что достанется…

– Брось, – он небрежно отмахнулся, как от детской глупости. – Мне совсем не по душе твои частые головные боли. Подожди еще немного, вот возьму отпуск и отправимся… да хоть в Швейцарию. Там, на горных курортах, любые боли лечат. И отдохнем, и людьми себя наконец почувствуем.

– А тут ты – не «люди»? В самом деле, – в ее голосе появился сарказм, – какая это жизнь, когда приходится жить скромно и тихо, даже на доктора для больной жены денег не хватает, у бедного! Зато какие красивые, какие роскошные и щедрые у нас мечты! Даже зависть берет!..

– Люда, ты прекрасно знаешь, что денег у нас с тобой на две жизни хватит. Но я не могу здесь и сейчас тратиться так, как хотелось бы. Вот уедем в Испанию или в Италию, дом себе купим. В Италии, говорят, да я и сам по телевизору видел передачу, чуть ли не за символические деньги отличное жилье продают. Квартиры, дома. Не хватает им на привычную, безбедную жизнь, кризис давит. Но нам-то с тобой никакой кризис не страшен! А потом выйду в отставку, и заживем, как короли! Знаешь, я уже давно сплю и вижу, как мы с тобой вдвоем…

– Может, кончишь хвастаться и дашь мне спокойно вернуться в постель?

– Да я готов немедленно помочь тебе! В постели, разумеется! – он жизнерадостно захохотал… – А что, давай, правда, попробуем немножко? Вдруг снимем боль? Знаешь, как говорится, способом отвлечения. Переключим внимание с головы на… – сытый генеральский смех продолжился. Самодовольный, «предвкушающий», его почему-то называют «жеребячьим», наверное, зря обижая приличных лошадей.

«Очень любопытный разговор», – думал, отсиживаясь в платяном шкафу, Александр Борисович. Ему уже не казалось, а он был уверен, что Людка завела этот долгий «базар» специально для него. И генерал, ничтоже сумняшеся, как говорится, раскрылся, подобно хорошо охлажденной устричной раковине…

Он почему-то не испытывал никакого неудобства от своего нелепого положения. Напротив, в такой игре была даже какая-то необъяснимая прелесть, этакие «казаки-разбойники». Турецкий наблюдал только отчасти за жестами и мимикой разговаривающих, когда те входили «в зону» его видимости, но даже по одним их интонациям смог сделать вывод о том, как они себя ведут. И неожиданно восхитился поведением Людки – жила в ней блестящая актриса!.. Так, значит, генерал уже готов помогать ей в постели? Впрочем, что за вопрос, он же за этим, естественно, и явился…

– О постели можешь забыть! – жестко отчеканила Людмила и охнула, снова взявшись за голову. – И подумай о своей жене. И о сыне вспомни, генерал успешный…

– Так я все равно разведусь! Ты только не торопи меня. После отпуска и займусь.

– И совесть не заест?

– Слушай, уж кому-кому – о совести-то?!

– А ну, убирайся! И чтоб ноги твоей больше здесь не было! Хам!

– Ну ладно, перестань, перестань, не нервничай… Я ж понимаю твое состояние, неужели ты думаешь, что я способен… причинить тебе?.. Уйду, конечно, какая сейчас может быть любовь, верно, дорогая моя? А я действительно заволновался, ты пойми меня. И я настойчиво прошу тебя, впредь веди себя с этим москвичом осторожно. Не надо ему помогать, пусть сам со своей работой справляется. Тут, понимаешь, такая ситуация. Дуська моя, ну, седьмая вода на киселе, за дружка этого Турецкого… Надо ж, какая дурацкая фамилия!..

Александр Борисович немедленно обиделся за свою фамилию. И пообещал себе запомнить обиду. Не простить, во всяком случае… А что такой случай у него теперь представится, он уже был уверен: не будите, как говорится, во мне лохматого зверя!

– Так вот, дружок его, и я его давно знаю, упертый такой был в свое время, МУРом руководил, знаешь, что это? Московский уголовный розыск! А потом в нашем министерстве руководящий пост занимал. Сама понимаешь, какими связями обладает! Да мне с такими – вообще хлопот никаких! А ты говоришь!..

– Да ничего я не говорю! Надоело мне… Уже и сестру приспособил, ну и сукин же ты сын, Лешка!

Он снова захохотал.

– Обожаю, когда ты так говоришь! Ух, как я тебя!.. Ладно, девочка, ты обиды не держи, я и сам на нервах. А за Дуську не беспокойся, она даже не догадывается, какую роль должна сыграть в нашей с тобой дальнейшей судьбе. И пусть сама будет счастлива, я – человек независтливый…

– Это ты-то? Ладно, рассказывай лучше дружку своему, Арсену. Вы ж с ним – не разлей вода! Не завистливый он, ха! И москвича опасаешься наверняка не зря, – вот сядет он тебе на «хвост».

– Да не его я опасаюсь! – воскликнул Привалов. – Я за дело опасаюсь, потому что он всегда ловко рыл, зараза. А на «хвост» ему я уже сам сел, ты только молчи, никому не говори. И ему – тем более, все наше дело испортишь.

– Опять – ваше! С Арсеном, что ли?

– Ну, а с кем же? Там же добрая половина – его. И в этом деле он побольше моего должен быть заинтересован, вот как. Это, чтоб ты была в курсе.

– Спасибо за секретную информацию! – с сарказмом воскликнула Люда. – Послушай, Лешка, ну какое там у вас дело? Я ж читала обвинительные заключения. И те, и последнее! К кому прицепились-то? Пчеловод какой-то гребаный! Опасность, ах! Дело рушится! Бросьте врать! Ванька-дурак вам нужен!..

– Да не нужен он никому, пойми! Я б его сам завтра выпустил! На кой он черт кому?.. Но зачем он полез в мужские дела? Не хрена ему там делать! Вот и пусть теперь посидит…

– Неужели тебе человека не жалко?

– Да какой он человек? Выбрось из головы! Когда ума нет, и говорить не о чем.

– Ну, если ты считаешь, что один умный, то, я уверена теперь, сильно ошибаешься. А Турецкий – с неприятной тебе фамилией, и я даже знаю почему, так вот он – умный. И поэтому ты его боишься. Не так, разве? Ну, хоть раз в жизни скажи правду!

– Никого я не боюсь. У меня концы чистые. А уж если кому и бояться, так это твоему Арсену. Своих баб у него, что ли, не хватает? Все на чужое зарится! Ишь, козлина старый!.. Ну, а ты – это… посылай его спокойно, ничего он тебе не сделает, я его тогда крепко приструню. Это он полагает, что через тебя на батю твоего может давить. А сам способен только слюни пускать. Да и какой он мужик? У него ж, – Привалов захохотал, – и висит-то неправильно! Ох, добьется у меня!

– Вот с ним и разбирайся, а меня оставьте в покое оба. Хватит болтать, я сейчас блевать начну! Давай, двигай отсюда!

– Все-все, ухожу… До завтра, дорогая. Иди, ложись. Я позвоню, узнаю. Ухожу, ухожу, не провожай…

Хлопнула входная дверь, и наступила тишина. Потом послышались приближающиеся шуршащие шаги. «Ну да, она ж – в тапочках», – почему-то подумал Турецкий и вдруг, словно только сейчас увидев себя со стороны, ощутил жуткое неудобство.

В дырочке стало темно, в нее вошел ключ, повернулся, и дверца шкафа открылась. И вот теперь Александру Борисовичу стало по-настоящему стыдно за себя и за свое «смиренное» поведение. Вряд ли был у него в жизни аналогичный способ, да и повод унизить самого себя до такой степени. Но, увидев смеющиеся глаза Людки, ее распахнутый халат, под которым ровным счетом ничего уже не было, он будто ожил. И тут же постарался перехватить инициативу в свои руки.

– Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?

– А ну, интересно, – она кокетливо склонила голову к плечу и посмотрела на него с явным подтекстом, понять который Александр сейчас, с ходу, вряд ли смог бы. А он постарался перевести молчаливый диалог на другие, менее неприятные рельсы:

– Я вспомнил, наверное, известный тебе, старый анекдот. – Подниматься на ноги и выходить из шкафа он вроде бы даже и не собирался, понравилось ему здесь. – Одна молодая английская леди принимала у себя любовника. Но неожиданно вернулся ее муж. Вот она того любовника и заперла в старинный шкаф, в котором хранились какие-то семейные реликвии. А муж, ни о чем не догадываясь, занялся с женой любовью. Потом они уехали ужинать в ресторан. Потом отправились к друзьям в гости, в соседнее графство. А там случилось так, что этот друг, собираясь в кругосветное путешествие, пригласил и их принять участие. Короче, прошло много лет, когда леди со своим мужем смогла вернуться в родовой замок. По поводу ее приезда собрались подруги, которых она не видела много лет, начались воспоминания. И одна из них вдруг спросила: «А ты помнишь симпатичного молодого человека? Его звали Джоном, и он за тобой одно время даже, кажется, ухаживал. Но он исчез после твоего отъезда в кругосветное путешествие. Ты не знаешь, что с ним случилось?» Леди с истошным криком кинулась к шкафу, распахнула дверцу, и оттуда вывалился скелет человека в истлевшей одежде.

– Блеск! – Людка захохотала. – Нет, не слышала! А это что, намек такой?

– Нет, я все искал объяснение известной и, возможно, тоже английской поговорки: «У каждой женщины есть свой скелет в шкафу». Понимаешь, о чем я? – он пытливо уставился ей в глаза.

Людмила, став вдруг серьезной, ответила с несколько холодноватой интонацией, не приемлющей попытки Турецкого переложить свою неловкость на ее плечи.

– А я-то, дура, подумала о другом. О том, как помочь хорошему, как мне показалось, человеку разобраться, в чем он сам никогда не разберется, и дотянуться туда, куда сам не дотянется. Извини за инициативу, – закончила сухо и, словно машинально, запахнула халат.

Александр немедленно, как из пушки, вылетел из шкафа и схватил ее в объятья.

– Прости, я совсем не собирался тебя обижать. Ты не поняла, я имел в виду себя. Вот если бы он сейчас настоял на своем, совершил свое гнусное и отвратительное дело, а потом, скажем, завтра утром, увез тебя в Испанию или куда-то там еще, я бы, чтоб не компрометировать тебя, пожалуй, как тот англичанин тоже не стал бы ломиться из шкафа. И твои родители, вернувшись из Москвы, обнаружили бы среди своей одежды высохшую мумию. А потом разыскивали бы тебя в заграничных странах, по всяким там Испаниям, Италиям и Швейцариям, чтобы выяснить, какой конкретно музей восточных культур ты ограбила. И вот бы ты тогда удивилась, а!.. Или так бы и не вспомнила, как мумия оказалась в шкафу? Между прочим, и это похоже на женщин, – забывчивость. К примеру, пришел вот молодой и очень интересный мужчина. Скажем, я. У тебя возник закономерный вопрос: зачем он явился? Чего ему тут надо? Рядом с моей спальней?

Она обмякла в его руках. Подняла голову, пытливо посмотрела в глаза, натянуто рассмеялась и прошептала:

– Ловко выкрутился. Ладно, мумия, пойдем делом заниматься, а то у меня, и вправду голова от вас от всех разболится…