Эксперт посмотрел на старика, на оперативника, ухмыльнулся и поправил на переносице очки. Оперативник покосился на ухмыляющегося эксперта, и лицо его стало еще недовольней.

– Итак, дедушка, – заговорил он как можно мягче, – что вы хотите нам сообщить? Вы заметили что-то подозрительное?

– Не что-то, а кого-то, – ответил старик. – А видел я, сынок, того, кто Барыкину ножик в спину воткнул.

– Видели? – хором переспросили эксперт и оперативник.

Старик кивнул:

– Видел. И очень хорошо видел. Вот как вас сейчас. Только рот он так широко, как вы, не раскрывал.

Эксперт и оперативник захлопнули рты.

– Дедушка, расскажите подробнее, – попросил Игнатьев.

Старик улыбнулся щербатым ртом:

– Затем и пришел. Было это часа полтора назад. Стоял я аккурат вон там, – он махнул костлявой рукой в сторону дерева, – возле клена. Стою, значит, курю и вижу – бежит! Тощий, обшарпанный, как пес, и в кепке. Добежал до заборчика, прыг, как козел, – только его и видели.

– Вы успели разглядеть его лицо? – спросил оперативник Игнатьев.

– А то! Лицо худое, желтое. А глазки узкие, как у киргиза.

Эксперт поправил очки.

– Как это вы разглядели на таком расстоянии? – с сомнением спросил он. – Тут же метров двадцать будет.

– А вот так и разглядел. Ты не смотри, что у меня зубов нет. Зрение у меня до сих пор сто процентов. Я во время войны снайпером был, в копейку с пятидесяти шагов без оптики попадал. Факт! А ты говоришь – двадцать!

– Ну тогда беру свои слова обратно, – покорно кивнул эксперт.

А оперативник, сверля старика глазами, спросил:

– Поможете нам составить его фотопортрет?

– А то как же, – польщенно отозвался старик. – Я по этим делам мастер. Сам в шестидесятых фотографом на свадьбах подрабатывал. В два счета тебе его сфотографирую. Внакладе не останешься. Факт!

Игнатьев швырнул окурок себе под ноги, взял старика под руку и решительно произнес:

– Поехали!

5

Экран телевизора тускло мерцал в полутемной комнате. В старом скрипучем кресле под красным абажуром сидела пожилая женщина с вязаньем на коленях. Спицы споро мелькали в ее сухих, изрезанных голубоватыми венами пальцах.

– Сынок, сделай-ка погромче, – попросила она, не отрываясь от вязания.

Молодой человек, одетый в клетчатую ковбойку и потертые штаны, встал с дивана, подошел к телевизору и крутанул ручку громкости.

– …По подозрению в убийстве, – забубнил монотонный голос ведущего, – разыскивается двадцатипятилетний Эдуард Иргалиевич Кубашев по кличке Калмык. Просим вас внимательно посмотреть на его фотографию.

На экране телевизора возник нечеткий черно-белый снимок худого, узкоглазого человека.

– Ну и рожа, – проговорила женщина, глянув на снимок поверх очков.

– …Если вы что-то знаете о местонахождении Эдуарда Иргалиевича Кубашева, просьба сообщить в милицию по телефону ноль два…

Молодой человек, все еще столбом стоявший у телевизора, снова протянул руку и убавил громкость.

– Показывают всякую муть, – непонятно от чего раздражаясь, проговорил он. – Лучше бы кино показали.

Женщина, продолжая постукивать железными спицами, покачала пепельной головой:

– Страсти-то какие! Да, сынок?

– Муть, вот и все, – коротко ответил сын, снова уселся на диван и раскрыл «Технику – молодежи».

– И лицо как будто знакомое, – раздумчиво продолжала мать. – Тебе не кажется?

Молодой человек, пролистывая журнал, покачал головой:

– Нет, мам. Может, ты его с кем-то спутала. Киргизы все друг на друга похожи.

– Может быть. Ты смотри поздно в сквере не гуляй. Шпана сейчас знаешь какая!

– А я и не гуляю. У меня на это нет времени. Ты же знаешь – я готовлюсь к экзаменам в институт.

Мать глянула на сына и улыбнулась:

– Это хорошо, сынок. В наше время без учебы никуда. Был бы жив папа, он бы тебе то же самое сказал.

– Да, мам, я знаю.

Женщина отложила вязанье и ласково посмотрела на сына.

– Подойди ко мне, – попросила она.

Молодой человек нехотя поднялся, подошел к креслу и наклонился. Женщина нежно поцеловала его в лоб.

– Совсем большой ты у меня стал. И на отца так похож. Жаль, что он не дожил. Гордился бы тобой.

Она всхлипнула. Молодой человек погладил ладонью седые волосы женщины, поцеловал ее в щеку и выпрямился.

– Пойду к себе позанимаюсь, – сказал он.

Женщина кивнула:

– Иди. Только допоздна не засиживайся. Совсем ты с этой учебой не высыпаешься.

– Ничего, мам, на том свете отосплюсь.

– Дурачок. Типун тебе на язык.

Молодой человек хохотнул, еще раз поцеловал мать в морщинистую щеку и ушел к себе в комнату.

Желтый свет настольной лампы ярко освещал раскрытый учебник «Истории СССР». Однако молодой человек смотрел не на учебник, а в черный квадрат окна с еле виднеющимися тусклыми пятнами далеких фонарей. Вот уже десять минут он сидел с напряженным лицом, погруженный в глубокую задумчивость.

Когда на столе зазвонил телефон, молодой человек вздрогнул и поспешно схватил трубку:

– Слушаю!

– Правильно делаешь, что слушаешь, фраерок, – прошипел в ответ знакомый шепелявый голос.

– Калмык?!

– Он самый. Только не надо так орать.

Молодой человек нервно оглянулся на дверь комнаты и понизил голос:

– Ты где?

– Где надо. Смотрел сейчас телик?

– Да. Тебя еще утром показывали. Я тебе домой звонил, но там никто трубку не берет.

– А кому там брать? Папаша третий день из запоя не выходит. А мать вообще дома не ночует. Та еще семейка!

Молодой человек переложил трубку в другую руку и снова плотно прижал ее к уху.

– Калмык, тебе нужно уехать из города, – хрипло прошептал он. – Тебя ищет вся столичная ментура.

– Не впаривай, фраерок. И без тебя знаю.

– Что делать-то теперь?

– Пока не знаю. По-любому, сперва надо залечь на дно. Там решим, что делать.

– Где сейчас?

– В Караганде. – Калмык помолчал. – Встретиться нам нужно. Помнится, ты мне кое-что должен.

– Я помню. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.

– Конечно, не заржавеет. А то ты вслед за своим жирняем отправишься. Ты меня знаешь, фраерок, я шутки не шучу. Придется тебе мошну порастрясти. Такса возросла в три раза, всосал?

– К-как – в три раза? Где же я… возьму?

– Твои проблемы. Мне чтобы к субботе бабки были, понял? Иначе я сам в ментуру сдамся и тебя на поводке, как телка, приведу.

– Погоди, Калмык. Погоди, не горячись. – Молодой человек потер потный лоб. – Я… я что-нибудь придумаю. Честное слово!

– Смотри, фраерок, ты у меня на крючке. Послезавтра перезвоню, примерно в это же время. И не дай тебе бог не оказаться дома. Из-под земли достану, понял?

– Да понял я, понял!

– Ну тады бывай.

В трубке раздались короткие гудки. Некоторое время молодой человек сидел молча. Его лоб и щеки поблескивали от пота. Глаза блестели. Костяшки пальцев, все еще судорожно сжимающих трубку телефона, побелели от напряжения. Наконец он положил трубку на рычаг и тихо проговорил:

– Будь что будет.

6

Трава была высокая и мокрая. В ботинках хлюпало. Брюки, промокшие и потемневшие до самых колен, неприятно липли к ногам. Вдалеке между деревьями виднелись первые окраинные дома деревни. Это были простые крестьянские срубы, сложенные из посеревших от времени бревен.

Молодой человек выбрался из травы на проторенную дорогу, остановился и отжал штанины. Стало лучше, но ненамного. Он хорошенько огляделся.

– Крайний справа дом, – прошептал он. – С флюгером в виде петуха…

Нужный дом он увидел не сразу. Тот был совсем невысокий и изрядно покосившийся. На коньке крыши сиротливо торчал ржавый флюгер. Лишь имея богатое воображение, можно было опознать в этом куске почерневшей жести петуха.

Молодой человек уверенно двинулся к дому.

Калитка, тоскливо скрипнув, отворилась, и он вошел во двор. В окне дома мелькнуло чье-то лицо и тут же скрылось снова. Полминуты спустя в сенях тяжело лязгнул засов. Дверь распахнулась с душераздирающим скрежетом. На пороге стоял худой, небритый Калмык.

Он молча посторонился, и молодой человек вошел в небольшие, пропахшие гнилыми досками сени. Калмык задвинул засов и повернулся к гостю.

– Хвоста не было? – быстро спросил он.

– Да вроде нет.

– Вроде – у бабы в огороде, – недовольно прошепелявил Калмык.

– Точно не было, – спокойно сказал тогда гость.

– Смотри, – угрожающе сказал Калмык. – Ну че стоишь, как хрен на рассвете? Двигай в комнату!

В комнате гнильем воняло еще больше, чем в сенях. К запаху гнили примешивался запах водочного перегара.

– Как ты только тут живешь? – брезгливо поморщившись, сказал молодой человек.

– Каком, – сухо ответил Калмык. – Водяры дернешь?

– Нет, не хочется.

– А я дерну. – Калмык взял со стола бутылку с криво приклеенной этикеткой, плеснул в грязный граненый стакан, прищурился на гостя: – Точно не хочешь?

– Точно.

– Хрен с тобой. Ну за свободу – век воли не видать! – Он опрокинул содержимое стакана в рот и, поморщившись, зажевал водку вялой редиской. Затем в упор посмотрел на гостя и пролаял:

– Ну че, фраер, бабло принес?

– Да. Только…

– Что только? – вскинул кривую бровь Калмык.

– Я не смог собрать всю сумму.

Калмык сплюнул сквозь зубы прямо на пол и хищно прищурился.

– Че-то я не понял, фраерок, – гундосо пропел он. – Повтори-ка!

Молодой человек нахмурился.

– Что тут непонятного? – спокойно сказал он. – Я не смог набрать нужную сумму. Но я отдам. Пусть не сразу, но отдам.

Несколько секунд Калмык в упор разглядывал гостя. Наконец по лицу его расползлась жестокая улыбка.

– Вижу, ты по киче стосковался? Ладно, давай что есть. Остальное потом донесешь. Мы теперь часто будем видеться, фраерок. Ты у меня вроде посыльного будешь – подай-принеси. Сам-то я нынче невыездной.

– Тебе нужно уехать.

– Не твое собачье дело, что мне нужно. Где лавандос?

Калмык протянул ладонь. Молодой человек сунул руку в карман болоньевой куртки и небрежно швырнул на стол пачку денег, перетянутую белой резинкой.

– Ого! Живем, братуха! – Калмык сгреб деньги, стянул с пачки резинку и принялся скрупулезно пересчитывать купюры, шевеля плоскими губами.

Гость тем временем встал со стула и принялся неторопливо похаживать по комнате, поглядывая на лысоватый затылок Калмыка. Тот, увлеченный пересчетом, не обращал на гостя никакого внимания.

– Семь… восемь… девять… – бубнил Калмык, то и дело слюнявя пальцы.

Продолжая коситься на затылок бандита, молодой человек спокойно взял с печки небольшую, почерневшую от копоти кочергу. Взвесил ее на ладони и крепко сжал в пальцах.

– Ну как? – спросил он.

Калмык выровнял пачку ладонями, снова перетянул резинкой и запихал в карман пиджака.

– Маловато, но на первое время хва…

Удар прозвучал глухо и отрывисто. Калмык охнул и медленно повернулся к гостю. На его покатый, желтый лоб стекла струйка алой крови. Калмык поднял руку и потрогал лоб пальцами. Затем поднес испачканные кровью пальцы к лицу. В глазах его застыло искреннее изумление. Он перевел взгляд на гостя и, разлепив губы, прохрипел:

– Ах ты сучонок… Да я тебя… на куски порву!

Не успел гость опомниться, как Калмык вскинул руки и с неожиданной резвостью вцепился ему ногтями лицо.

Гость вскрикнул и попытался оторвать от лица цепкие пальцы бандита.

– Убью-ю! – вопил тот, раздирая ногтями щеки гостя.

Молодой человек вскинул руку, и кочерга во второй раз обрушилась на стриженую голову бандита. Пальцы Калмыка разжались. Глаза закатились под брови, и он с грохотом повалился на стол, роняя бутылку и стакан.

Гость отскочил к печке, прерывисто дыша и держа кочергу на изготовку. Из глубоких царапин на его щеках текла кровь.

– Не подходи… не подходи, сволочь… – испуганно шептал он.

Калмык не двигался. Молодой человек опасливо, шажок за шажком, подобрался к распростертому на полу телу. Затем, словно опомнившись, размахнулся и дважды ударил бандита кочергой по черепу.

Голова Калмыка вяло дернулась, как мешок с песком.

С минуту гость смотрел на мертвого бандита, потом прошептал:

– Придурок… Сам виноват, понял?.. Сам!

Дрожащими пальцами гость достал из кармана куртки платок, промокнул окровавленное лицо и тщательно вытер ручку кочерги. Кочергу он положил обратно на печку. Затем запихал пачку денег себе в карман, надел перчатки, снова взял платок и принялся методично и тщательно протирать все, до чего успел дотронуться.

Покончив с этой кропотливой работой, молодой человек еще раз внимательно все осмотрел, стараясь не упустить из виду даже самую мелкую деталь.

– Ну вот, – выдохнул он, закончив осмотр. – Теперь все в порядке…

В сенях молодому человеку пришлось изрядно повозиться с заржавевшим засовом. Выходя из дома, он не заметил выпавший из кармана