Цитаты из книги «Рынок и другие порядки»

лишь с помощью приспособления нашей процедуры к специфической природе проблемы.

Джевонс замечает: «История как наука в истинном смысле этого слова есть абсурдное понятие. Нация не есть просто сумма индивидов, которую мы можем трактовать методом средних величин; это органическое целое, соединенное бесконечно сложной связью. <…>… в человеческих делах малейшие причины могут вызывать величайшие последствия, и о реальном применении научного метода не может быть и речи»

интеллектуальные явления еще гораздо обширнее»

Он крайне отрицательно относился к наивному предположению, что посредством применения «научного метода» к общественным явлениям мы можем получать в этой области такого же рода «предсказание и управление», как в сфере естественных наук.

Если это так, то склонность концентрироваться на тех вопросах, где можно надеяться получить конкретные проверяемые предсказания конкретных индивидуальных событий (т. е. на таких вопросах, где ученый может достаточно детально знать все факты, необходимые для однозначного предсказания результата), видимо, будет исключать из сферы подлинной науки большую часть того, что вообще способны установить экономическая наука и общественные науки в целом.

Характерные проблемы общественных наук, как я полагаю, порождаются тем, что ни действующий человек, ни ученый, изучающий эти действия, никогда не может знать все факты, от которых зависит человеческая деятельность, и что главная проблема общественных наук заключается в том, как человек учитывает это непреодолимое незнание.

В данном случае меня вполне удовлетворят слова Бертрана Рассела, который писал, что наука занимается тем, что мы знаем

тем естественным финальным шагом в техницизации и профессионализации, который должна сделать каждая наука, чтобы стать подлинно научной

Но никто из них не рассматривал экономическую теорию в широкой философской перспективе, и поскольку они были профессиональными учеными, постольку характер их академической специализации не благоприятствовал такому подходу. Таким образом, Карл Маркс остается единственным немецким философом-экономистом, и это обстоятельство, возможно, содействовало его первоначальному успеху в Германии.

Однако это своего рода социалистическая утопия, в которой экономической теории отведено очень мало места, а понимание экономических проблем почти совершенно отсутствует.