Но сильнее всех этих подводных течений было довольно ясное впечатление, что Хват не во всем ходит вокруг да около, что он и вправду испытывает к Фафхрду отцовские чувства и хочет оградить его от несчастий, что в его словах о цивилизации есть правдивое зерно. Конечно, могло быть и другое: Велликс так уверен во Влане, что может позволить себе быть добрым к сопернику. И все же…

И все же Фафхрд снова почувствовал необъяснимую тревогу, которая затмила в нем все остальные ощущения.

Допив бренди, он проговорил:

– Ваш, то есть твой совет, Велликс, стоит обдумать. Я поразмыслю над ним.

Отрицательно покачав головой и улыбнувшись в ответ на предложение выпить еще, он встал и оправил свою одежду.

– Я надеялся, что мы побеседуем подольше, – оставаясь сидеть, сказал Велликс.

– У меня есть кое-какие дела, – ответил Фафхрд. – Сердечно благодарю.

Велликс с задумчивой улыбкой посмотрел ему вслед.

На утоптанном снегу между шатрами торговцев колыхалась и гомонила толпа. Пока Фафхрд спал, там собрались практически все мужчины Ледового племени и добрая половина мужчин Морозного Братства, и теперь многие из них стояли вокруг двух солнечных костров – их прозвали так за величину и жарко полыхающие языки пламени, – жевали дымящееся мясо, смеялись и задирали друг друга. То тут, то там возникали оазисы, где бойко шла торговля; одни из них были окружены шумными кучками гуляк, в других дела проворачивались тихо – в зависимости от положения людей, занятых в операциях купли-продажи. Старые приятели, завидев друг друга, с криками протискивались сквозь толпу, непременно желая обняться. Вино лилось рекой, еда шла нарасхват, предложения делались и принимались, а еще чаще просто высмеивались. Кое-где вопили и ревели скальды.

Суета раздражала Фафхрда: ему была необходима тишина, чтобы отделить в своих мыслях Велликса от Нальгрона, победить смутные сомнения относительно Вланы и оправдать цивилизацию. Он шел, как растревоженный мечтатель, хмурился и не замечал, что его то и дело задевали и толкали.

Внезапно он вздрогнул и насторожился: сквозь толпу к нему не спеша пробирались Хор и Харракс, и в глазах у них читалась решимость. Позволив толпе развернуть себя, Фафхрд заметил неподалеку Хрея – еще одного из приспешников Хрингорла.

Цель этой троицы была вполне понятна: под видом дружеской потасовки измолотить его до полусмерти, если не что-нибудь похуже.

Из-за мрачных мыслей, связанных с Велликсом, Фафхрд совсем позабыл о гораздо более явном враге и сопернике: любящем идти напролом, но вместе с тем и хитром Хрингорле.

Троица медленно окружала его. Фафхрду потребовалось лишь несколько секунд, чтобы разглядеть, что Хор держит в руках небольшую дубинку, а кулаки Харракса неестественно велики, словно он сжимает в них по камню или свинчатке для пущей внушительности ударов.

Фафхрд ринулся назад, словно желая проскочить между первой парочкой головорезов и Хреем, потом вдруг резко изменил направление и с душераздирающим ревом бросился в сторону костра. Все головы повернулись на крик, кое-кто из оказавшихся на его пути успел отскочить в сторону. Но люди Ледового племени и Морозного Братства успели сообразить, что происходит: за высоким парнем гонятся три каких-то здоровяка. Назревало развлечение. Мужчины сгруппировались по обеим сторонам костра, чтобы Фафхрд не смог его обогнуть. Он метнулся сперва влево, потом вправо. Мужчины, ухмыляясь, сгрудились еще теснее.

Задержав дыхание и прикрыв рукою глаза, Фафхрд прыгнул сквозь пламя. Поток горячего воздуха высоко задрал шубу у него на спине. Он почувствовал, как огонь лизнул ему руку и шею.

Когда Фафхрд приземлился, шуба его уже тлела, по длинным волосам бежало голубоватое пламя. Народу перед ним стало еще больше, если не считать выметенного и покрытого коврами места под навесом между двумя шатрами, где вокруг низкого стола сидели вожди и жрецы, внимательно наблюдавшие, как купец взвешивает на весах золотой песок.

Позади раздался глухой стук, вопль, разноголосые крики:

– Беги, трус! А ну, дай им!

Где-то впереди Фафхрд разглядел красное, возбужденное лицо Мары.

И тут будущий верховный вождь Северной страны – а в этот миг он почему-то видел себя именно в этой роли – изо всех сил оттолкнулся и ласточкой пролетел над стоящим под навесом столом, сбив по пути купца и двух вождей и опрокинув весы, так что золотой песок рассеялся на ветру, после чего с шипением погрузился в большой сугроб.

Прокатившись несколько раз по снегу, чтобы сбить остатки огня, он вскочил на ноги и молодым оленем кинулся в лес, сопровождаемый проклятиями и взрывами хохота.

Миновав с полсотни деревьев, Фафхрд резко остановился в снежной мгле и, задержав дыхание, прислушался. Мягко стучала кровь в жилах, но звуков погони слышно не было. С удрученным видом он провел пятерней по ставшим значительно короче и отдающим паленым кудрям, потом пригладил мех шубы – тоже вонючий и весь в проплешинах.

Затем он постоял немного, чтобы успокоить дыхание и вообще прийти в чувство, и во время этой паузы сделал нерадостное открытие. В первый раз в жизни лес, всегда служивший ему убежищем, шатром, комнатой с потолком из сосновых ветвей, показался ему враждебным, словно сами деревья и холодная снаружи, но горячая внутри мать-земля, в которую они вросли корнями, знали о его отступничестве, обмане, о его отречении от родных краев.

И дело было не в какой-то необычной тишине, не в том, что стали вдруг зловещими и подозрительными тихие шорохи, которые он различал в этой тишине: царапанье коготка о кору, тихие шаги мягких лап, предвещающее ночь уханье далекого филина. Все это были следствия, в крайнем случае сопутствующие обстоятельства. Дело было в чем-то непередаваемом, неощутимом, однако очень серьезном, словно насупленные брови бога. А быть может, и богини.

Фафхрд почувствовал себя безмерно подавленным. И вместе с тем его сердце никогда еще не было таким твердым.

Наконец он снова, по обыкновению бесшумно, двинулся в путь, но если прежде он шел по лесу очень легко, без всяких усилий подмечая все, что делается вокруг, то теперь, казалось, чувствовал окружающее каждым обнаженным нервом и был похож на туго натянутый лук, словно разведчик в неприятельском стане.

И благо ему, потому что иначе он не успел бы увернуться ни от беззвучно упавшей сосульки – длинной, острой и тяжелой, словно снаряд осадной катапульты, ни от громадной, облепленной снегом высохшей ветки, обломившейся с оглушительным треском, ни от броска ядовитой снежной гадюки, кольца которой были неразличимы на белом снегу, ни от удара длинных и острых когтей снежного леопарда, что, казалось, материализовался в прыжке прямо из морозного воздуха и неизвестно куда исчез, когда Фафхрд, отскочив в сторону, выхватил из ножен кинжал. Не заметил бы он и громадную западню со скользящей петлей, которая, против всякого обыкновения, оказалась расставленной в этой части леса и могла придушить не зайца, а целого медведя.

Фафхрд подумал: интересно, где сейчас Мора и что она там бормочет или напевает? Неужели сон о Нальгроне был вещим? Несмотря на ее вчерашнее проклятие – и еще другие, что были до этого, – а также неприкрытые угрозы, произнесенные матерью прошлой ночью, Фафхрду и в голову не могло прийти, что она хочет убить его. Но теперь волосы у него на голове встали дыбом от страшного прозрения, настороженные глаза дико и лихорадочно блестели, а из щеки, задетой гигантской сосулькой, потихоньку сочилась кровь.

Фафхрд с таким усердием высматривал везде возможные опасности, что даже немного удивился, когда обнаружил, что стоит на прогалине, где он еще вчера обнимался с Марой, прямо на тропинке, ведущей к жилым шатрам. Тут он немного расслабился, спрятал в ножны кинжал и приложил пригоршню снега к ранке на щеке – но ненадолго, потому что, даже еще не слыша звука шагов, почувствовал чье-то приближение.

Ему удалось вписаться в заснеженный пейзаж так бесшумно и основательно, что Мара заметила его лишь с трех шагов.

– Они тебя ранили! – воскликнула она.

– Нет, – коротко ответил Фафхрд, все еще внимательно следя за лесом.

– Но у тебя на щеке красный снег. Ты подрался?

– Успел спрятаться в лесу. Я убежал от них.

Озабоченность на лице девушки исчезла.

– Впервые вижу, что ты уходишь от потасовки.

– У меня не было настроения драться сразу с тремя, тем более что их, возможно, было и больше, – тускло отозвался Фафхрд.

– Почему ты все время оглядываешься? Они выслеживают тебя?

– Нет.

Выражение ее лица сделалось жестким.

– Старики возмущены. Молодые обзывают тебя трусом. И мои братья в том числе. Я не знала, что им ответить.

– Ах, твои братья! – взорвался Фафхрд. – Пусть этот вонючий Снежный клан называет меня как угодно. Мне плевать.

Мара уперла кулаки в бедра:

– Что-то в последнее время ты слишком легко разбрасываешь оскорбления. Я не позволю тебе поносить своих родичей, понял? И хамить мне, между прочим, тоже. – Дыхание девушки участилось. – Сегодня ночью ты приходил к этой костлявой шлюхе-танцовщице. Пробыл у нее в шатре несколько часов.

– Неправда! – возразил Фафхрд и подумал: «От силы полтора».

Перебранка немного разогрела ему кровь и помогла улечься его сверхъестественному страху.

– Врешь! Весь Стан говорит об этом. Любая другая девушка уже натравила бы на тебя за это своих братьев.

И тут Фафхрд внезапно вспомнил о придуманном им плане. Сегодня вечером осложнения ему не нужны, а то, чего доброго, он может стать калекой или вообще погибнуть.

«Тактика и еще раз тактика», – сказал он себе и бросился к Маре, проговорив вслух слащавым, обиженным тоном:

– Мара, королева моя, ну как ты можешь поверить в такое, ведь я люблю тебя больше…

– Отойди от меня, лжец и обманщик!

– Ты ведь носишь в чреве моего сына, – настаивал он, пытаясь обнять девушку. – Как поживает наш малютка?

– Плюется, слыша своего отца. Отойди, говорю тебе.

– Но ведь мне так хочется прикоснуться к твоей нежной коже, и нет для меня лучшего бальзама по эту сторону ада, о моя красавица, которую материнство сделало еще прекраснее!

– Вот и убирайся в свой ад. И прекрати эту болтовню, меня от нее тошнит. Своим притворством ты не обманешь даже кухонную девку. Паяц!

Уязвленный так, что кровь мгновенно вскипела у него в жилах, Фафхрд ответил:

– А как насчет твоего вранья? Вчера ты хвасталась, будто приструнишь мою мать. И тут же побежала и сообщила ей, что у нас будет ребенок.

– Только после того, как узнала, что ты положил глаз на эту актерку. Разве это неправда? Ну и лгун же ты!

Отступив на шаг назад и скрестив руки на груди, Фафхрд проговорил:

– Моя супруга должна быть мне верна, должна доверять мне, должна спрашивать моего совета, прежде чем действовать, должна вести себя как подруга будущего верховного вождя. До этой роли, как мне кажется, ты еще недотягиваешь.

– Верна тебе? И об этом говоришь мне ты? – Лицо девушки неприятно побагровело и налилось гневом. – Верховный вождь! Ты бы лучше позаботился о том, чтобы Снежный клан назвал тебя мужчиной, чего ты пока не можешь добиться. Послушай, что я тебе скажу, подхалим и лицемер! Ты немедленно на коленях вымолишь у меня прощение и отправишься со мною к моей матери и теткам просить моей руки, или…

– Да я лучше стану на колени перед змеей! Или женюсь на медведице! – возопил Фафхрд, начисто позабыв о такте.

– А я напущу на тебя моих братьев! – завизжала в ответ девушка. – Трусливая деревенщина!

Фафхрд замахнулся, но тут же опустил кулак и, схватившись руками за голову, в отчаянии затряс ею, после чего стрелою пустился к становищу.

– Я напущу на тебя все племя! Обо всем расскажу в женском шатре! Скажу твоей матери, что… – кричала Мара ему вдогонку, но толстые ветви, снег и расстояние делали ее голос все тише и тише.

Отметив мимоходом, что у шатров Снежного клана никого нет – люди были то ли еще на торжище, то ли готовили в шатрах ужин, – Фафхрд взлетел на дерево, где хранились его сокровища, и открыл дверцу дупла. Чертыхнувшись из-за сломанного при этом ногтя, он достал завернутые в тюленью кожу лук со стрелами и ракеты, затем свою лучшую пару лыж с палками, взял более короткий сверток с хорошо смазанным вторым мечом отца и мешочек со всякой мелочью. Соскочив на снег, он проворно связал все длинные предметы в один сверток и положил его на плечо.

Поколебавшись немного, он зашел в шатер Моры, извлек из мешочка небольшой горшок для углей из пористого камня, наполнил его раскаленными угольками из очага, присыпал сверху пеплом, крепко завязал горшок и сунул назад в мешочек.

Поспешно подбежав к двери, он остановился как вкопанный: у входа стояла Мора – высокий силуэт в белом, лицо которого было скрыто в тени.

– Итак, ты оставляешь меня и пустоши. Навсегда. Подумай как следует.

От неожиданности и страха Фафхрд онемел.

– Но ты вернешься. И если ты хочешь сделать это не на четвереньках и не на носилках из копий, оцени как можно скорее, кто ты и в чем твой долг.

Фафхрд уже придумал злобный ответ, но слова застряли у него в горле. Вместо этого он молча шагнул к Море.

– Дай мне пройти, матушка, – выдавил он из себя.

Мора не шелохнулась.

Стиснув челюсти в страшной гримасе, Фафхрд взял мать под мышки – по телу его пробежали мурашки – и отставил ее в сторону. На ощупь она казалась твердой и холодной как лед. Мора не протестовала. Фафхрд так и не смог заставить себя посмотреть ей в лицо.

Выйдя из шатра, он быстрым шагом направился в сторону Зала Богов, но ему навстречу уже шли четверо неуклюжих светловолосых парней, а с ними еще человек десять.

Мара привела с ярмарки не только братьев, но и всех оказавшихся под рукой родичей.

Однако сейчас девушка, похоже, уже раскаивалась в своем поступке: она тянула старшего брата за рукав и, судя по выражению ее лица и движениям губ, что-то горячо ему втолковывала.

Но старший брат вышагивал, как будто сестры рядом и вовсе не было. Завидя Фафхрда, он издал радостный клич, вырвался от сестры и бросился вперед, сопровождаемый всей компанией. Парни размахивали дубинками и вложенными в ножны мечами.

Фафхрд среагировал на два удара сердца раньше, чем услышал ее душераздирающий крик: «Беги, любимый!» Он повернулся и побежал в сторону леса; длинный твердый сверток бил его по спине. Добежав до своих старых следов, оставленных им, когда он выходил из леса, он, не снижая скорости, помчался прямо по ним.

Позади послышались крики: «Трус! Трус!» Фафхрд прибавил ходу.

Добравшись до плоских гранитных глыб, он резко свернул вправо и, прыгая с камня на камень, добежал до невысокого утеса, двумя бросками вскарабкался на него и бросился дальше, пока край утеса не скрыл его от тех, кто был внизу.

Тут он услышал, что погоня вошла в лес; люди беспорядочно бегали между деревьями, натыкаясь друг на друга, пока чей-то властный голос не призвал их к молчанию.

Фафхрд прицелился и бросил три камня так, что они упали на его фальшивый след в месте, куда гончие Мары еще не дошли. За стуком камней и шелестом задетых ими веток последовали крики: «Он где-то там!» – а за ними снова зазвучал голос, требовавший тишины.

Подняв камень побольше, Фафхрд двумя руками метнул его в ствол толстенного дерева, стоявшего рядом с цепочкой следов; снег и льдинки с ветвей потоком посыпались вниз. До Фафхрда донеслись крики удивления, замешательства и ярости, по всей видимости, наполовину засыпанных людей. Фафхрд ухмыльнулся, однако тут же прогнал улыбку и, настороженно оглядываясь по сторонам, углубился в темнеющий лес.

Но на этот раз он не ощущал никакого враждебного присутствия, ничто, ни живое ни мертвое, будь то привидение или скала, на него не покушалось. Возможно, Мора, посчитав, что он получил достаточную выволочку от родичей Мары, ослабила интенсивность своей ворожбы. А может… но тут Фафхрд бросил бесплодные умствования и целиком отдался быстрой ходьбе. Впереди были Влана и цивилизация. Мать и варварство оставались позади, но он изо всех сил старался не думать о Море.

Когда Фафхрд вышел из леса, уже смеркалось. Сделав большой круг, он оказался подле обрыва каньона. Веревка тяжелого свертка больно врезалась в плечо.

У шатров торговцев горели огни и слышался праздничный гул. Зал Богов и актерские шатры были погружены во тьму. Перед ними вырисовывался темный контур конюшни.

Фафхрд бесшумно перешел через изрытую заледенелыми колеями новую дорогу, ведущую на юг, в сторону каньона.

Тут он заметил, что в конюшне мерцает призрачный свет. Осторожно подойдя поближе, Фафхрд увидел Хора, заглядывающего внутрь конюшни. Беззвучный, как сама тишина, Фафхрд приблизился и заглянул ему через плечо.

Влана и Велликс запрягали лошадей Хвата в санки Эссединекса, из которых Фафхрд похитил три ракеты.

Хор запрокинул голову и поднес руку ко рту, явно собираясь ухнуть филином и завыть по-волчьи.

Фафхрд выхватил нож и уже собрался было перерезать ему горло, но передумал и изо всех сил хватил Хора рукоятью кинжала по голове. Тот осел на снег, и Фафхрд оттащил его в сторону от входа.

Влана и Велликс вскочили в сани, Хват тронул поводья, и лошади, оскальзываясь, вынесли сани из конюшни. Фафхрд крепко сжал в руке нож… потом вложил его в ножны и исчез во мраке.

Сани покатили по новой дороге. Фафхрд смотрел им вслед, и руки его болтались вдоль туловища, словно у трупа, поставленного вертикально, однако кулаки были крепко сжаты.

Внезапно он повернулся и побежал к Залу Богов.

Из-за конюшни донеслось уханье филина. Проскользив немного по снегу, Фафхрд остановился и обернулся; пальцы его были все еще сжаты в кулаки.

Из тьмы вынырнули две фигуры с факелом и побежали в сторону каньона Пляшущих Троллей. В более высоком человеке Фафхрд узнал Хрингорла. Оба остановились у пропасти, и Хрингорл описал факелом круг в воздухе. В его свете Фафхрд разглядел Харракса. Один круг, два, три – явно сигнал кому-то, находящемуся южнее, в самом каньоне. Затем пираты бросились к конюшне.

Фафхрд устремился к Залу Богов, но тут за его спиной раздался хриплый крик, и он снова обернулся. Из конюшни, сидя верхом на крупной лошади, выскочил Хрингорл, за ним, на буксире, выехал Харракс на лыжах. Взметнув на крутом повороте снежный вихрь, всадник и лыжник устремились вниз по новой дороге.

Фафхрд пробежал мимо Зала Богов и еще немного по склону, ведущему к женскому шатру. Там он сбросил на землю сверток, достал из него лыжи и надел их. Затем взял отцовский меч и прикрепил его к поясу слева, а справа повесил мешок.

После этого Фафхрд развернулся в сторону каньона Пляшущих Троллей, где была когда-то старая дорога. Взяв лыжные палки, он присел и глубоко воткнул их в снег. Лицо его стало похоже на мертвую маску, это было лицо человека, решившего сыграть в кости со смертью.

В этот миг возле Зала Богов, там, откуда он пришел, появился маленький сноп желтоватых искр. Сам не зная почему, Фафхрд не мог оторвать от него глаз, считая удары сердца.

Девять, десять, одиннадцать – и яркая вспышка. Ракета взмыла в небо, возвещая о начале представления. Двадцать один, двадцать два, двадцать три – и ее огненный хвост рассыпался девятью белыми звездами.

Фафхрд бросил палки, взял одну из украденных ракет и вытащил из ее торца запал – осторожно, чтобы не повредить.

Нежно зажав зубами тонкий, длиною с палец смолистый цилиндр, он достал из мешка горшочек с углями. Снаружи камень был чуть теплым. Фафхрд развязал горшочек и стал разгребать золу, пока не увидел – и не ощутил – красный жар.

Вынув изо рта запал, он сунул его одним концом в тлеющие угли. Запал начал плеваться искрами. Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать – и вспыхнувшее яркое пламя тут же погасло.

Поставив горшок с жаром в снег, Фафхрд взял две оставшиеся ракеты, прижал их толстые части локтями к бокам, а хвосты упер в снег, пробуя, насколько они прочны. Оказалось, что по прочности и твердости они не уступают лыжным палкам.

Держа ракеты параллельно в одной руке, он раздул тлеющие угли и поднес горшочек к запалам.

Внезапно из тьмы выбежала Мара:

– Милый, я так рада, что мои родичи не поймали тебя!

В льющемся от угольев красноватом полусвете ее лицо было очень красиво.

Взглянув поверх углей на Мару, Фафхрд сказал:

– Я ухожу из Мерзлого Стана. Ухожу из Ледового племени. Ухожу от тебя.

– Нет, ты не можешь! – воскликнула Мара.

Фафхрд поставил горшок и ракеты на снег. Мара протянула к нему руки. Фафхрд снял со своих запястьев серебряные браслеты и положил их ей в ладони.

Стиснув их пальцами, Мара вскричала: