Читать книгу «Последний магнат» онлайн полностью📖 — Френсиса Скотта Фицджеральда — MyBook.
image
 



– Я был у Пата Брейди, – продолжал актер, словно угадав мысль Стара. – Выслушал кучу дурацких советов, все испробовал – без толку. За ужином на Эстер даже глаз поднять не могу. Она-то держится молодцом, а мне хоть со стыда сгорай. И так все время. «Дождливый день» собрал в Де-Мойне двадцать пять тысяч, в Канзас-Сити двадцать семь, побил рекорды в Сент-Луисе, письма от поклонниц сыплются лавиной, а я каждый вечер дрожу от страха – как же, надо возвращаться домой и ложиться в постель…

Стара мало-помалу охватывала досада. Мелькнувшая мысль пригласить звезду на вечерний коктейль казалась теперь неуместной: что там делать Родригесу в таком состоянии? Затравленно блуждать между гостями с бокалом в руке, обсуждая многотысячные сборы?

– Вот я и пришел к тебе, Монро. Ты из всего найдешь выход. Я решил: попрошу у тебя совета, даже если ты скажешь пойти утопиться.

Зажужжал вызов, Стар включил диктограф.

– Пять минут, мистер Стар, – раздался голос мисс Дулан.

– Прошу прощения, – ответил Стар, – я еще не закончил.

– Полтысячи школьниц устроили парад, осадили дом, – мрачно продолжал актер. – А я прятался за шторами, боялся выйти.

– Присядь-ка, – велел Стар. – Обсудим и что-нибудь решим.

В приемной уже десять минут дожидались совещания Уайли Уайт и пятидесятилетняя иссохшая блондинка Джейн Мелони, голливудская репутация которой складывалась из полусотни ярлыков – «сентиментальная дура», «лучший голливудский сценарист», «ветеран», «рабочая кляча», «умнейшая женщина студии», «самый ловкий плагиатор цеха» – с исчерпывающим набором дополнений: нимфоманка, девственница, шлюха, лесбиянка и верная жена. Не будучи старой девой, она несла на себе отпечаток того стародевического облика, который свойствен большинству самостоятельно пробившихся женщин. К пятидесяти годам Джейн заработала язву желудка и годовое жалованье в сотню тысяч (рассуждения о том, считать ли его справедливым, недостойным или непомерно щедрым, могли бы стать предметом отдельного замысловатого трактата). Ценили ее за простые понятные качества – за то, что она женщина и при этом уживчива, сообразительна, надежна, знает правила игры и не норовит перетянуть одеяло на себя. Когда-то она была наперсницей Минны, и с годами Стару удалось подавить неприязнь, доходившую порой до стойкого физического отвращения.

Джейн Мелони и Уайли молча ждали, время от времени обмениваясь репликами с мисс Дулан. Рейнмунд, продюсер фильма, то и дело звонил из своего кабинета, где вместе с ним дожидался совещания режиссер по фамилии Брока. Через десять минут раздался звонок от Стара, мисс Дулан вызвала Рейнмунда и Брока. В тот же миг из кабинета вышел Стар, держа под руку актера – взбудораженного настолько, что на простое «как дела?», брошенное Уайли Уайтом, он тут же объявил:

– Ужасно, просто ужасно!

– Ничего подобного, – оборвал его Стар. – Ступай и играй роль, как я сказал.

– Спасибо, Монро!

Джейн Мелони, молча проводив актера взглядом, спросила:

– Кто-то пытался его переиграть? – подразумевая, что на съемках партнер вздумал оттеснить Родригеса в тень.

– Извините за задержку, – ответил Стар. – Входите.

Совещание началось в полдень, Стар обычно отводил участникам ровно час. Не меньше, поскольку прервать беседу мог лишь режиссер с его жестким графиком съемок, – и редко когда больше: каждую неделю компания обязана выпустить фильм, сложностью и стоимостью не уступающий «Мираклю» Рейнхардта.

Временами – хотя в последние лет пять не так часто, как раньше, – Стар мог работать над одним фильмом ночь напролет; однако такой приступ деятельности выводил его из строя на несколько дней. Перемена же темы придавала сил – и как те люди, что способны по желанию просыпаться в нужное время, он поставил внутренние часы ровно на час.

Помимо сценаристов, на совещание пришли Рейнмунд, один из самых ценимых продюсеров, и Джон Брока – режиссер картины.

Брока с виду походил на техника или механика – крупный, бесстрастный, спокойно-решительный и располагающий к себе. Образованностью он не отличался, Стар часто ловил его на тиражировании однотипных сцен – во всех его фильмах некая богатая девушка неизменно исполняла все тот же ритуал: сначала играла с вбежавшими в комнату большими собаками, а потом, войдя в конюшню, похлопывала по крупу жеребца. Причина вряд ли имела отношение к Фрейду – скорее всего режиссеру в унылой юности случилось разглядеть за чужим забором красивую девушку с собаками и лошадьми, и сцена навечно отпечаталась в его памяти как символ богатой жизни.

Молодой образованный красавец Рейнмунд когда-то обладал некоторой силой характера, но продиктованная профессией ежедневная необходимость изворачиваться – что в действиях, что в мыслях – превратила его в откровенного приспособленца. К тридцати годам у Рейнмунда не осталось ни единой черты из тех, которые американские евреи и неевреи привыкли считать достоинствами. Однако он выпускал картины в срок, а демонстрацией чуть ли не педерастического восхищения Старом умудрился притупить обычную для Стара проницательность: тот к нему благоволил и считал во всех отношениях хорошим парнем.

Уайли Уайта, разумеется, в любой стране мира опознали бы как интеллектуала второго разбора. Воспитанность в нем уживалась с болтливостью, простота – с остроумием, мечтательность – с пессимизмом. Зависть к Стару прорывалась лишь временами и сопровождалась всегдашним восхищением и даже привязанностью.

– По графику сценарий идет в производство через две недели, считая от субботы, – начал Стар. – Я бы сказал, что выглядит он прилично, изменения пошли на пользу.

Рейнмунд и оба сценариста обменялись победным взглядом.

– С одной оговоркой, – продолжил Стар. – Я не вижу смысла делать по нему фильм, поэтому решил отказаться от проекта.

На миг повисла внезапная тишина, затем понеслись невнятные возражения и потрясенные вопросы.

– Вы не виноваты, – заверил собравшихся Стар. – Я просто считал сюжет более интересным, чем он получился в сценарии. Вот и все. – Помолчав, Стар с сожалением взглянул на Рейнмунда. – Текст слишком плох. А ведь пьеса великолепна, мы отдали за нее пятьдесят тысяч.

– А что не так со сценарием, Монро? – напрямик спросил Брока.

– Вряд ли стоит вдаваться в подробности.

Рейнмунд и Уайли Уайт лихорадочно обдумывали, как это отразится на их карьере. В нынешнем году за Рейнмундом два фильма уже числились, а Уайли Уайту для возвращения в кино нужно было появиться в титрах хотя бы раз. Маленькие, глубоко посаженные – словно вдавленные в череп – глазки Джейн Мелони пристально наблюдали за Старом.

– Может, все-таки объясните? – вмешался Рейнмунд. – Оплеуха-то немалая, Монро.

– Я просто не стал бы приглашать в картину Маргарет Саллаван, – ответил Стар. – Или Колмана. Отговорил бы их сниматься.

– Монро! – взмолился Уайли Уайт. – Скажите – что не так? Сцены? Диалоги? Юмор? Композиция?

Стар взял со стола папку с текстом и разжал пальцы – словно сценарий самым буквальным образом был неподъемной ношей.

– Мне не нравятся персонажи. Меня к ним не тянет, я предпочел бы обходить их стороной.

Рейнмунд, все еще обеспокоенный, улыбнулся.

– Да уж, обвинение не из слабых. Мне казалось, что персонажи-то и неплохи.

– И я так думал, – подтвердил Брока. – Эмма, например, хороша.

– Правда? – бросил Стар. – А я даже не верю, что она живая. Дочитал до конца – только и хотелось спросить: «Ну и что?»

– Можно ведь что-то сделать, – предположил Рейнмунд. – Конечно, для нас тут мало приятного. Порядок сцен ровно тот, о каком мы договаривались…

– Зато история совершенно другая, – бросил Стар. – Я не устаю повторять: для меня главное – настрой фильма, его-то я определяю в первую очередь. Можно менять что угодно, но как только решение принято – каждая реплика и каждый жест должны работать на выбранную цель. У нынешнего сценария поменялся настрой. Пьеса была светлой и сияющей, радостной. В сценарии – одни сомнения и метания. Героиня порывает с героем из-за пустяков, и так же беспричинно их роман возобновляется. После первого эпизода уже не интересно, увидятся ли они вновь.

– Тут я виноват, – встрял Уайли. – Понимаете, Монро, сейчас не двадцать девятый год, стенографистки не склонны так слепо обожать своих боссов. Они уже знают, что такое быть уволенной, они видели боссов в панике. Мир изменился – вот в чем дело.

Стар, бросив на него нетерпеливый взгляд, коротко мотнул головой.

– Это не обсуждается. Исходная точка сюжета – именно слепое обожание, если уж использовать твой термин. И ни в какой панике герой не замечен. Заставь девушку в нем усомниться – и получишь совершенно другой сюжет, а то и вовсе никакого. Оба героя – экстраверты, заруби себе на носу, и должны ими оставаться с первого до последнего кадра. Когда мне понадобится психологическая драма с душевными метаниями, я куплю пьесу Юджина О’Нила.

Джейн Мелони, не спускавшая глаз со Стара, уже поняла, что все обойдется. Задумай он и впрямь отказаться от картины, он не стал бы ничего объяснять. Уж она-то знала здешние приемы – дольше ее на студии проработал лишь Брока, с которым у нее была трехдневная интрижка двадцать лет назад.

Стар повернулся к Рейнмунду.

– Суть фильма, Рейни, ясна даже из актерского состава, тебе следовало это понять. Я взялся было вымарывать реплики, непригодные для Корлисс или Маккелуэя, но скоро бросил. Запомни на будущее: если я заказываю лимузин – мне нужен лимузин, а не гоночная малолитражка, пусть и самая быстрая в мире. Итак, – он оглядел собравшихся, – есть ли смысл продолжать? Теперь, когда вы знаете, что даже идея картины меня не устраивает? У нас всего две недели, по истечении которых я либо утверждаю Корлисс и Маккелуэя на роли, либо перевожу их на другой фильм. Стоит ли пытаться?

– Конечно, – откликнулся Рейнмунд. – Думаю, стоит. Я сам виноват, надо было предупредить Уайли. Мне казалось, у него есть неплохие мысли.

– Монро прав, – без обиняков заявил Брока. – Мне сценарий никогда не нравился, я только не мог понять, в чем именно дело.

Уайли и Джейн презрительно на него покосились и обменялись взглядом.

– Сценаристы, найдется у вас нужный пыл? – доброжелательно спросил Стар. – Или пригласить кого-нибудь новенького?

– Отчего б не попытаться еще раз, – заявил Уайли. – Я готов.

– А ты, Джейн?

Джейн Мелони лишь коротко кивнула.

– Что думаешь о девушке? – спросил Стар.

– Конечно же, я пристрастна – она мне нравится.

– Лучше смени взгляд, – предостерег ее Стар. – Десять миллионов американцев заклеймят ее презрением. Фильм идет час и двадцать пять минут: если треть этого срока героиня изменяет герою – зритель сочтет, что она на треть шлюха.

– Неужели это так много? – лукаво осведомилась Джейн, и все рассмеялись.

– Для меня – много, – задумчиво произнес Стар, – даже если не брать в расчет цензурный кодекс. Хотите делать героиню патентованной шлюхой – пусть, но это будет другой фильм. А в нашем фильме девушка – будущая жена и мать. И все же… все же… – Он наставил карандаш на Уайли Уайта. – Страсти здесь ровно столько же, сколько в Оскаре на моем столе.

– Какого черта! – возмутился Уайли. – Она вся так и горит! С чего бы ей тогда идти к…

– Она легкомысленна, только и всего. В пьесе есть сцена более выигрышная, чем все твои нагромождения, а ты умудрился ее выкинуть. Когда героиня пытается сократить ожидание и переводит стрелки часов.

– В сценарий не влезало, – извиняющимся тоном произнес Уайли.

– Ну что ж. Соображений у меня с полсотни, я зову мисс Дулан. – Стар нажал кнопку. – И если чего-то не понимаете, спрашивайте.

Мисс Дулан незаметно скользнула в кабинет, и Стар принялся говорить, стремительно расхаживая из угла в угол. Начал он с того, какой ему виделась героиня: идеальная девушка с простительными изъянами, как в пьесе, – причем идеальная не ради потакания вкусам публики, а ради удовлетворения его, Стара, желания видеть в этом фильме именно такую героиню. Всем понятно? Роль не характерная, девушка будет воплощением жизненной силы, здоровья, решительности и любви. Главное в пьесе – ситуация, в которой она оказалась: в ее руки попал секрет, влияющий на жизни многих людей. У нее есть выбор между верным решением и неверным, и поначалу непонятно, где какое, но под конец все выясняется, она идет и делает что надо. Вот и весь сюжет – незатейливый, чистый и светлый. Никаких метаний и сомнений.

– Она никогда не слыхала слов «массовые волнения рабочих», – сказал Стар. – Она могла бы жить и в двадцать девятом. Понятно, что за героиня мне нужна?

– Вполне, Монро.

– Теперь о ее поступках, – продолжил Стар. – В любой миг, когда мы видим ее на экране, она хочет переспать с Кеном Уиллардом. Это ясно, Уайли?

– Еще как!

– Что бы она ни делала – она думает о постели Кена Уилларда. Идет по улице – значит, идет переспать с Кеном Уиллардом. Завтракает – набирается сил, чтобы переспать с Кеном Уиллардом. При этом зритель должен быть уверен, что ей и в голову не придет желать другой связи с Кеном Уиллардом, кроме законного брака. Мне неловко напоминать вам такие простые истины, но они как-то умудрились выветриться из сюжета.

Стар открыл сценарий и принялся комментировать страницу за страницей. Записи мисс Дулан будут распечатаны в пяти экземплярах, однако Джейн Мелони делала и свои пометки. Брока сидел, заслонив рукой полуприкрытые глаза – он еще помнил времена, «когда режиссер что-то значил», когда сценаристы были или сочинителями реприз, или вдохновенными и конфузливыми юнцами-репортерами, любителями виски, – вот тогда режиссер был фигурой. Никаких продюсеров, никакого Стара…

Услышав свое имя, он встрепенулся.

– Джон, хорошо бы вставить сцену с мальчишкой, который лезет по островерхой крыше: держать его в кадре, только без ощущения угрозы или напряженности. И без всяких метафор – просто ясное утро и мальчишка на крыше. Должно получиться симпатично.

Брока стряхнул задумчивость.

– Понятно: легкий налет опасности.

– Не совсем. С крыши он не сорвется, кадр надо плавно перевести в следующую сцену.

– Окно, – предложила Джейн Мелони. – Пусть он залезет через окно в спальню сестры.

– Хороший ход, – одобрил Стар. – Как раз для эпизода с дневником.

Брока окончательно проснулся.

– Снимать надо снизу, пусть он идет вперед, от камеры. Общий план – камера со спины, неподвижная. Потом вставить крупный план и вернуться к общему, мальчик уходит дальше. Не выхватывать его отдельно, пусть будет на фоне крыши и неба. – Брока уже увлекся идеей: в кои веки ему сулили режиссерский кадр, сущую редкость в теперешних фильмах. Можно снимать с крана – так выйдет дешевле, чем строить бутафорскую крышу на земле и приставлять небо комбинированной съемкой. Вот уж чего у Стара не отнять: пределом он признавал только небо – природное небо в буквальном смысле; Брока достаточно навидался евреев, чтобы верить в легенды об их прижимистости.

1
...
...
8