Глава 3

Любезное приветствие Николаса Блейза и яркое пламя камина заставили Тремейна забыть о недавней подавленности и дурных предчувствиях. Вместе с умиротворяющим теплом весело пылающих дров вернулось душевное равновесие. Наступила уютная реальность дружеского общения и счастливого Рождества.

Мордекай Тремейн отличался незамутненным, по-детски гибким восприятием мира. Ему ничего не стоило в течение нескольких секунд перейти от глубокой депрессии к безоблачному оптимизму, от мрачного ожидания несчастья – к наивному восторгу перед лучшим из миров.

– Мы уже начали волноваться, – признался Николас Блейз. – Дорога выдалась трудной?

– Вовсе нет, – ответил Тремейн. – Просто задержался на полчаса в Калнфорде и выбился из графика. Надеюсь, я не создал неудобств?

– Ни малейших, – заверил секретарь. – В Рождество у нас тут всегда царит суматоха. Еще ждем мистера Лорринга. Профессор должен был появиться вчера, но задержался. Наверное, отправился на поезде, а сейчас железная дорога с трудом справляется с нагрузкой. Сами понимаете, что означает предпраздничный наплыв пассажиров в сочетании со снегом.

– Профессор Лорринг? Уж не тот ли профессор Эрнест Лорринг, который проводил научные исследования по заказу правительства?

Николас Блейз кивнул и повел гостя к двери.

– Он самый. Бенедикт недавно познакомился с ним. Полагаю, решил, что мистер Лорринг слишком много работает и несколько дней в Шербруме пойдут ему на пользу. Кстати, – добавил Николас с улыбкой, – надеюсь, вы любите Рождество!

Мордекай Тремейн вскинул брови:

– Неужели я похож на Скруджа?

– Нет. Просто решил на всякий случай предупредить! Дело в том, что Бенедикт – фанатик рождественских праздников и строго следует канону. Соблюдает все традиции: у нас неизменно присутствуют рождественские гимны, падуб, омела, елка и Санта-Клаус.

Мордекай Тремейн взглянул с подобающим случаю интересом:

– Санта-Клаус?

– Эту роль исполняет сам Бенедикт. Надевает шубу, привязывает белую бороду, которую хранит специально для этого случая. Поздно ночью, когда все уже спят, спускается в рождественский зал и наряжает елку. Заранее готовит подарок каждому. Подозреваю, что работа кипит едва ли не целый год. Однако позвольте проводить вас в комнату. Как только устроитесь, начинайте знакомиться с обитателями дома.

Секретарь ни словом не обмолвился о постскриптуме к письму. Видимо, отложил объяснение до более удобного случая.

К обеду церемония представления гостей завершилась. Мордекай Тремейн, все еще озадаченный вереницей лиц, каждому из которых соответствовало незнакомое имя, обнаружил, что об руку с Розалиндой Марш участвует в торжественной процессии, направляющейся в просторную, сияющую серебром и хрусталем столовую.

Розалинда Марш была весьма выдержанной и уверенной в себе молодой дамой – качество исключительно ценное, поскольку Тремейн так и не смог преодолеть невыгодное положение пожилого холостяка, сохранившего юношеские иллюзии по отношению к противоположному полу. Она с готовностью поддерживала беседу и на каждый заданный вопрос отвечала прямо.

– Я работаю, – сообщила мисс Марш. – Пишу картины. А еще держу в городе художественный салон. Назначаю немыслимо высокие цены и зарабатываю на жизнь с помощью соотечественников, которым толстый кошелек заменяет хороший вкус.

Мордекай Тремейн надеялся, что сумел скрыть как благоговение, так и ужас, внушенный откровенным цинизмом дамы. Красота Розалинды Марш принадлежала к тому типу, какой наиболее точно соответствует категории торжественного величия. Собранные в изысканную прическу светлые волосы в полной мере являли восхищенному взору грациозную шею, и уверенная постановка головы представала в наиболее выгодном ракурсе. Черты лица отличались классической правильностью, а безупречная кожа не имела ни малейшего изъяна. Широко раскрытые голубые глаза смотрели на мир живо и внимательно.

И все же что-то в ее античной внешности нарушало гармонию. Слушая свою спутницу, Тремейн пытался определить, в чем именно заключалось несоответствие, и в конце концов решил, что мешала твердость линий рта и носа. Твердость, граничившая с грубостью. Дама выглядела слишком холодной и напоминала мраморную статую. Тепло женственности не смягчало безупречный профиль, не окрашивало румянцем щеки. Розалинда Марш была деловой женщиной и тем самым внушала опасение.

Внезапно Мордекай Тремейн осознал, что дама обращается к нему.

– Боюсь, в настоящее время я являюсь социальным паразитом, – с улыбкой ответил он на прямой вопрос. – Не делаю ничего, что могло бы оправдать существование на земле. А раньше торговал табаком.

На мгновение Розалинда Марш растерялась, а потом уточнила:

– Полагаю, вы здесь впервые? Где состоялось ваше знакомство с Бенедиктом?

Перевести вопрос на понятный язык не составило труда. На самом деле Розалинда интересовалась, где Бенедикт Грейм отыскал подобное несуразное существо. За стеклами пенсне глаза Мордекая Тремейна лукаво блеснули.

– Одна моя приятельница устроила вечеринку. Мы оба там были.

По лицу Розалинды Марш скользнуло легчайшее облачко, однако Мордекай заметил его, а также задумчивый взгляд, в котором сквозило настороженное внимание и что-то еще, очень похожее на проблеск симпатии. Он понял, что ей хочется задать новые вопросы, однако помогать не стал, а мисс Марш не нашла способа удовлетворить любопытство, не выходя за рамки приличия. В итоге она сделала вид, будто увлечена содержимым своей тарелки, и Тремейн получил возможность окинуть взглядом всю компанию.

К этой минуте разговор уже стал общим и приобрел приятную легкость. Никто из собравшихся за столом постоянных и временных обитателей дома не проявил особого интереса к скромному пожилому джентльмену, молча смотревшему сквозь пенсне на всех вместе и на каждого в отдельности.

Так Мордекай Тремейн думал до тех пор, пока не взглянул в конец стола и не увидел Николаса Блейза. Секретарь внимательно наблюдал за ним, причем даже не пытался это скрыть. Поняв, что попался, он улыбнулся, словно разделяя тайное знание.

Взгляды встретились на мгновение, и Блейз почти сразу отвернулся и обратился к сидевшей рядом даме, однако этого хватило, чтобы оживить мрачные подозрения, одолевавшие Тремейна по дороге в Шербрум. Зачем было послано приглашение? Почему Николас Блейз откровенно интересовался его реакцией на других гостей?

Мимолетное происшествие обострило любознательность: начиная с этого момента, ненавязчивое наблюдение стало еще пристальнее. За веселым занавесом рождественского счастья скрывалась какая-то тайна. А это означало, что существовали мелкие, но красноречивые намеки, доступные пониманию проницательного свидетеля.

Через стол, почти напротив, в свете ламп сияла лысая голова Эрнеста Лорринга. Ученый склонился над тарелкой, углубившись в трапезу и не принимая участия в беседе. Крупный, крючковатый, похожий на клюв нос, густые брови и высокие скулы придавали ему облик злодея, подчеркнутый мрачным выражением лица.

Значительная часть научных изысканий профессора Лорринга носила секретный характер. Судя по всему, постоянная необходимость отталкивать любопытных сограждан окончательно подавила и без того небольшой талант к общению, заложенный природой. Соседи по столу честно совершили несколько попыток вызвать реакцию ученого, но получили устойчиво отрицательный результат и переключились на более общительных членов компании, оставив Лорринга в неприступном величии подобно молчаливому острову в море оживленной беседы.

Тремейн вспомнил слова Николаса Блейза о рождественской атмосфере, которую Бенедикт Грейм с восторгом создавал в Шербрум-Хаусе, и спросил себя, растает ли Лорринг в дружеском тепле или останется покрытым снежной коростой, осуждающим все подряд ледяным зрителем. Пока прогноз обещал продолжение заморозков.

Его взгляд скользнул дальше, и на душе сразу потеплело. Во время знакомства с Дени Арден Мордекай Тремейн сказал себе, что, если бы удалось отсчитать назад лет тридцать, он бы выбрал именно такую девушку. А сейчас, в вечернем платье, изящной женственностью фасона подчеркивающем природную красоту, она рождала в душе восхищение живой естественностью жестов и искренностью смеха. В сравнении с легким, свободным обаянием мисс Арден Розалинда Марш выглядела мраморным изваянием – прекрасным, но лишенным живого огня.

Тремейн увидел, что соседка подняла голову, и спросил:

– Они обручены?

– Кто? – уточнила мисс Марш, хотя явно поняла, о ком идет речь.

– Мисс Арден и мистер Уинтон.

– Нет. По крайней мере, официально.

– Жаль, – отозвался он. – Выглядят так, что следовало бы обручиться.

Примерно час назад, во время знакомства, Роджер Уинтон произвел на Тремейна благоприятное впечатление, а беззастенчивое обожание, с которым он смотрел на девушку, и ее ответное сияние убедительно подтвердили первоначальное суждение. Уинтон казался серьезным, уравновешенным молодым человеком, который отлично знал, чего хочет, но не лез напролом. Он пылко любил Дени Арден, и та отвечала взаимностью.

Даже если утверждение, что влюбленных любит весь мир, отнюдь не бесспорно, Мордекай Тремейн неизменно поддавался очарованию разделенного чувства. «Романтические истории» щедро поставляли материал для удовлетворения эмоциональных запросов, однако при встрече со счастливой любовью сентиментальная душа радостно вырывалась на свободу. Вот и сейчас Тремейн сидел, склонив набок голову, с умилением смотрел на молодых людей сквозь запотевшее пенсне и думал о том, какая они чудесная пара.

– В их колесе торчит палка, – сухо промолвила Розалинда Марш.

Мордекай Тремейн вздрогнул, покинув царство грез, и вернулся к столу.

– Палка? – растерянно переспросил он, слегка обескураженный проницательностью собеседницы.

– Палка по имени Рейнер, – тихо пояснила мисс Марш, чтобы не услышал никто из присутствующих, хотя в общем шуме опасаться нескромного внимания не стоило. – Джереми Рейнер. Роджер ему не нравится. Весьма неудачно для Дени, потому что Джереми – ее опекун.

– О! – воскликнул Мордекай Тремейн и уточнил: – Рейнер – тот джентльмен, который сидит рядом с миссис Тристам?

Люси Тристам приехала незадолго до обеда вместе с супругами Напьер, судя по всему, живущими неподалеку. Знакомство прошло второпях, но каждый, кто встречался с Люси Тристам, запоминал ее навсегда. Она уже переступила порог молодости, однако пока зрелость лишь подчеркивала безусловную женскую привлекательность. Пышные каштановые волосы с медно-рыжим отливом; изумрудные, с золотыми искрами глаза и восхитительная фигура, достоинства которой миссис Тристам прекрасно сознавала и мастерски подчеркивала. Неотразимое, волнующее создание.

– Люси великолепная, – произнесла Розалинда Марш.

Мордекай Тремейн полностью согласился с ней. Действительно великолепная, неотразимая женщина – оценка идеально соответствовала яркой внешности. Он неохотно отвел взгляд и посмотрел на Джереми Рейнера. Рейнер улыбался, но натянутая, больше похожая на гримасу улыбка не могла смягчить угрюмого выражения лица. Подобно профессору Лоррингу Рейнер не разделял всеобщего застольного веселья.

– Кажется, у него не очень хорошее настроение, правда?

Мордекай Тремейн осознал, что соседка пристально следит за его действиями. Предвосхищая вопрос, Розалинда заметила:

– Вы живо интересуетесь каждым из нас.

– Люблю изучать людей, – ответил Тремейн. – К тому же стремлюсь запомнить всех присутствующих. В незнакомой компании всегда чувствуешь себя неуверенно.

– Если смогу помочь, не стесняйтесь, обращайтесь. – Последовала едва заметная пауза, после чего мисс Марш добавила: – О чем угодно.

Мордекай Тремейн понял, что неожиданное приглашение к сближению таит более глубокий смысл, чем тот, который лежит на поверхности, однако теперь настала его очередь наткнуться на глухую стену: дальнейшего поощрения не последовало. Напрасно он искал ключ: в ответ не получил ничего, кроме равнодушия.

Признав поражение, Тремейн отвернулся, снова осмотрел длинный стол и на сей раз отметил, что не всех участников обеда видит впервые. Лицо между Бенедиктом Греймом и Николасом Блейзом показалось ему знакомым.

В соответствии с этикетом между двумя джентльменами сидела дама. Разгоряченная, возбужденная, сейчас она выглядела совсем иначе, и все же ошибки быть не могло. Эту особу он видел в Калнфорде, в чайной. Ее спутника рядом не оказалось, что неудивительно: атмосфера тайного свидания, окружавшая пару за скромным столиком в полутемном углу зала, подсказывала, что эти двое вряд ли сядут вместе за парадный стол. Ведь тогда к чему прятаться? Конечно, если свидание действительно было тайным. Мордекай Тремейн мысленно натянул вожжи: снова он вторгался в воображаемое пространство и создавал загадку там, где не существовало основы даже для ее предчувствия.

– Это Шарлотта Грейм, – ответила на его вопрос Розалинда Марш. – Сестра Бенедикта.

– Она живет здесь?

– Да.

Время от времени Мордекай Тремейн невольно обращал взгляд к Шарлотте Грейм. Что-то в ее облике интриговало. Внимание притягивала некая трудно определимая, почти неуловимая черта. Казалось, она играет роль, пытаясь скрыть истинные чувства. Возникало ощущение обмана: бедняжка изо всех сил старается выглядеть беззаботной и веселой.

Трудно было понять, узнала ли она Тремейна так же, как он узнал ее. Шарлотта Грейм ни разу не посмотрела в его сторону. Оставалось одно: ждать окончания застолья.

Во время знакомства гостя со всеми обитателями дома Шарлотту Николас Блейз почему-то не представил. Тремейн спросил себя, случайный ли это промах или секретарь воздержался от знакомства намеренно – по причине, которую предстояло выяснить. Снова фантазии, остановил он собственное воображение и попытался мысленно внушить хозяину, что пришла пора завершить трапезу.

Однако мистер Грейм явно наслаждался идиллией и прерывать праздничное застолье не спешил. Он сидел на почетном месте, во главе стола, благосклонно, подобно доброму великану, смотрел на гостей спрятанными под густыми бровями голубыми глазами и оглашал комнату гулким смехом, перекрывавшим разговоры и звон приборов. В любое другое время чувствительная душа Тремейна наполнилась бы искренней симпатией. Бенедикт Грейм так открыто радовался, что напоминал ребенка, попавшего на праздник, где его назначили главным героем. Но сейчас, когда стремление познакомиться с Шарлоттой Грейм усиливалось с каждой минутой, терпение пребывало в том состоянии, какое опытный биржевой эксперт определил бы как реакционное.

Все в мире имеет свой предел – даже усидчивость Бенедикта Грейма, – и при первой же возможности Мордекай Тремейн обратился к Николасу Блейзу.

Одна из версий сразу отпала. Секретарь непреднамеренно лишил его знакомства с Шарлоттой Грейм. Выяснилось, что в нужный момент сестры хозяина просто не было дома, а вернулась она непосредственно перед обедом и едва успела переодеться.

Блейз решил немедленно исправить оплошность. Шарлотта Грейм стояла в дальнем конце комнаты и беседовала с Люси Тристам. Она заметила подходивших джентльменов, хотя и сделала вид, будто увлечена разговором. Тремейн видел, что дама напряглась и даже побледнела. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять: сестра хозяина готовится к испытанию, которого опасается, и отчаянно пытается сохранить самообладание.

Когда Блейз представил их друг другу, Шарлотта не выдала осведомленности, а Мордекай Тремейн, в свою очередь, ограничился дежурными вежливыми фразами. Но как только секретарь удалился, сказав, что Бенедикт ждет его, и оставил их вдвоем, Тремейн сразу задал главный вопрос:

– Не мог ли я видеть вас в Калнфорде сегодня днем, мисс Грейм?

Слова прозвучали небрежно, будто он хотел просто поддержать легкий, ни к чему не обязывающий разговор, однако эффект оказался впечатляющим: Шарлотта судорожно вздохнула, еще больше побледнела и сбивчиво, неуверенно возразила:

– Я… нет, вряд ли. Прежде мы с вами не встречались.

– Речь идет не о встрече, – уточнил Тремейн. – Я остановился в Калнфорде, чтобы выпить чашку чаю, и увидел вас в крошечном кафе за углом аббатства.

– Вы ошиблись, – тихо проговорила Шарлотта. – Сегодня я не была в Калнфорде.

Ее испуганный взгляд скользил по комнате в поисках спасения. Внезапно на лице отразилось облегчение. Тремейн увидел, что рядом стоит Люси Тристам.

– Странно, – произнес он. – Наверное, мисс Грейм, у вас есть двойник. Готов поклясться, что это были вы. Впрочем, при тусклом освещении недолго и ошибиться.

– Да, – подхватила Шарлотта, с готовностью цепляясь за коварно протянутую соломинку. – Обознаться легко. – Она схватила за руку миссис Тристам. – Люси, мистер Тремейн только что предположил, будто сегодня днем видел меня в Калнфорде, в чайной. А я ответила, что это невозможно. Ведь мы с тобой весь день провели вместе, не так ли? Он не мог меня видеть.

– Разумеется, не мог, Шарлотта, – спокойно заверила Люси Тристам. – Скорее всего просто встретил даму, похожую на тебя. Разве я не права, мистер Тремейн?

Мордекай Тремейн утонул в сиянии широко раскрытых глаз, погрузился в чары мгновенно вспыхнувшего и тут же погасшего зеленого огня. Люси Тристам не выказала ни тени смущения или нервозности. Напротив, смотрела высокомерно, заранее уверенная в победе. Выдержав многозначительную паузу, она добавила:

– Мы с Шарлоттой провели вместе почти целый день. Разговаривали обо всем на свете.

Стало ясно, что тема закрыта. Мордекай Тремейн ошибся. Он не мог видеть Шарлотту Грейм в Калнфорде. Возвращаться к разговору не следовало. Тремейн в свою очередь должным образом показал, что понял намек и готов забыть о том, что увидел. Однако забывать он не собирался. Тремейн действительно видел в чайной Шарлотту Грейм, которая вела себя как испуганная заговорщица. Ее реакция рассеяла бы любые сомнения, если бы таковые существовали: отчаяние обнажило состояние нервозности и неуверенности, во время обеда спрятанное за наигранным воодушевлением.

По какой-то причине Шарлотта Грейм лгала. Люси Тристам тоже. Но почему? Что они пытались скрыть? Зачем врали совершенно чужому человеку, не желая сознаться в невинном посещении заурядной чайной? Мордекай Тремейн ощутил пробуждение охотничьего азарта. Что ж, кажется, в Рождество скучать не придется.