Глава 4

Когда на следующее утро мисс Фокс-Ситон вышла в парк, здесь уже вовсю кипела работа. Расставлялись столы, к навесу, где должны были готовить чай, подносились корзины с хлебом, пирогами и сладостями. Настроение у рабочих было хорошее, они приветствовали Эмили, приподнимая шляпы, а женщины из обслуги ласково ей улыбались. Все они на собственном опыте убедились в ее дружелюбии и в том, что она с честью выполняла обязанности представительницы ее светлости.

– Она настоящая трудяга, эта мисс Фокс-Ситон, – говорили они. – Мы никогда не видели, чтобы леди вела себя так, как она. Леди, даже самые добросердечные, обычно стоят в сторонке и только указывают, как и что нужно делать, при этом сами плохо представляют, как и что должно быть сделано. А мисс Фокс-Ситон не такая: она сама резала хлеб и мазала его маслом, а вчера собственноручно наделала пакетиков со сладостями для детей. Пакетики она скручивала из цветной бумаги, перевязывала цветными лентами, потому что, говорит, детям больше нравятся цветные пакетики, чем просто белые – и так оно и есть. Дети и правда любят всякое красное да синее…

Эмили все утро нарезала хлеб и пироги, расставляла стулья и раскладывала по столам игрушки. Погода стояла ясная, хотя было немного жарковато. Эмили настолько заработалась, что забыла позавтракать. Гости леди Марии пребывали в приподнятом настроении, да и сама хозяйка радовалась не меньше. На следующий день она запланировала поездку к живописным руинам, а на вечер – званый ужин. В расположенное в пяти милях от Моллоуи имение приехали на лето ее любимые соседи, и они тоже были приглашены. Большинство соседей наводили на нее тоску, и она принимала их маленькими порциями – как невкусное лекарство. Но Локиры были молоды, приятны на вид и умны, и поэтому она всегда радовалась, когда они приезжали к себе в Лок во время ее пребывания в Моллоуи.

– Среди них нет ни старых грымз, ни зануд, – пояснила она. – Все эти сельские жители если не зануды, так старые грымзы, а если не старые грымзы, то зануды, я же боюсь превратиться и в то, и в другое. Полтора месяца ужинов с такой публикой, и я сама начну носить полушерстяные нижние юбки и рассуждать о разложении лондонского общества.

После завтрака она повела всю стаю гостей на лужайку под падубами.

– Пойдемте, вдохновим рабочих, – призвала она. – Понаблюдаем, как трудится Эмили Фокс-Ситон. Поверьте, на это стоит посмотреть!

Странным образом этот день оказался днем мисс Коры Брук. Вдруг как-то незаметно для нее самой она очутилась на лужайке рядом с лордом Уолдерхерстом. Это получилось совершенно случайно.

– Мы с вами еще никогда не беседовали, – сказал он.

– Что ж, – ответила Кора, – зато мы много разговаривали с другими, по крайней мере, я разговаривала.

– Да, я заметил, вы довольно разговорчивы, – заявил маркиз.

– То есть вы хотите сказать, я много болтаю?

Он поглядел на хорошенькую американку сквозь монокль. Возможно, разлитый в воздухе дух праздника подействовал и на него.

– Я всего лишь хочу сказать, что вы мало говорили именно со мной. Вы посвятили все свое время уничтожению молодого Херриота.

Она многозначительно усмехнулась.

– Вы весьма независимая молодая леди, – заметил Уолдерхерст в несколько более легкомысленной манере, чем обычно. – Вы вполне способны сказать что-то такое… уничижительное.

– Но вовсе не обязана, – спокойно произнесла Кора.

– Не обязаны или не станете? – переспросил он. – Маленьким девочкам – или молодым леди – вряд ли стоит употреблять оба эти выражения в разговорах со старшими.

– И то, и другое, – ответила мисс Кора Брук, слегка зардевшись от удовольствия. – Давайте пройдем к палаткам и посмотрим, как там справляется бедная Эмили Фокс-Ситон.

– Бедная Эмили Фокс-Ситон, – бесстрастно повторил за ней маркиз.

Что они и сделали, но надолго там не задержались. Праздник должен был вот-вот начаться, и Эмили Фокс-Ситон была очень занята. К ней то и дело подходили за распоряжениями, ей нужно было массу дел сделать самой, а также за многим присмотреть. Следовало по порядку разложить подарки и призы для детей – отдельно для мальчиков и отдельно для девочек, отдельно для малышей и отдельно для тех, кто постарше. Никого нельзя было обделить или вручить не тот подарок.

– Это же будет ужасно, – сказала она, когда мисс Кора Брук и лорд Уолдерхерст подошли к ней с расспросами, – если большой мальчик получит деревянную лошадку, а малыш – крикетную биту и шар. А как будет разочарована маленькая девочка, получив корзинку для рукоделия – так же, как большая, получив куклу. Так что все надо держать под контролем. Они ждут этих подарков и призов, а так мучительно видеть, когда ребенок разочарован, не правда ли?

Уолдерхерст вдруг утратил всю свою внушительность.

– А кто занимался этим для леди Марии до вас? – спросил он.

– О, кто-то другой. Но леди Мария говорит, что это было очень утомительно, – лицо ее вдруг озарилось улыбкой. – Она попросила меня в следующие двадцать лет всегда приезжать в Моллоуи к празднику. Она так добра!

– О да, Мария добрая женщина, – сказал он, как показалось Эмили, с восхищением. – Она любит добрые развлечения и весьма добра в первую очередь к самой Марии Бейн.

– Она добра ко мне, – с горячностью воскликнула Эмили. – Вы даже не представляете, как мне все это нравится.

– Этой женщине нравится все, – сказал лорд Уолдерхерст Коре, когда они уже отошли от палатки Эмили. – Что за удивительный характер! Я бы не пожалел никаких денег, чтобы у меня самого был такой же!

– Она живет так скромно, – сказала Кора, – и неудивительно, что все это кажется ей замечательным. Она очень милая. Мы с мамой ею просто восхищаемся. Мы подумываем пригласить ее в Нью-Йорк, дать ей возможность развлечься.

– Ей, конечно, понравится Нью-Йорк.

– А вы там бывали, лорд Уолдерхерст?

– Нет.

– Тогда вы должны побывать, непременно. Сейчас туда приезжает много англичан, и всем нравится.

– Может быть, и поеду, – сказал Уолдерхерст. – Я уже думал об этом. Устаешь от континента, да и в Индии тоже все знакомо. Наверное, стоит посмотреть на Пятую авеню, на Центральный парк, на Скалистые горы.

– Они того стоят, – заявила хорошенькая мисс Кора.

Это определенно был ее день! Перед ленчем лорд Уолдерхерст пригласил ее с матушкой прокатиться в его фаэтоне на высоких колесах. Ему нравилось править самому, и фаэтон с лошадьми прибыл в Моллоуи вместе с ним. Катал он только тех, кто ему нравился, и хотя при этом сохранял невозмутимый вид, присутствовавшие на лужайке обменивались понимающими улыбками. Гости с удивлением поглядывали друг на друга, когда фаэтон, в котором восседали взволнованные и раскрасневшиеся мисс Брук и ее матушка, покатил по сельской дороге.

Леди Агата поспешила к себе в комнату, где засела за длинное письмо на Керзон-стрит. Миссис Ральф принялась разъяснять молодому Херриоту и группе гостей ценность пьес с социальной проблематикой.

Сверкающий полдень принес в Моллоуи новую партию гостей. Леди всегда приглашала на свой праздник соседей, дабы веселье было еще более масштабным. В два пополудни мимо дома в отведенную для праздника часть парка прошествовала процессия из деревенских детишек, их друзей и родителей, сопровождаемая деревенским оркестром. Леди Мария и ее гости стояли на широких ступеньках и приветствовали веселую толпу кивками и улыбками. Все пребывали в чудесном настроении.

Когда селяне собрались в парке, гости из господского дома прошли к ним через сад. Приглашенный из Лондона фокусник давал представление под большим раскидистым деревом, и дети визгом и смехом приветствовали кроликов, которых он доставал из карманов, и сыпавшиеся из шляпы апельсины. Гости леди Марии веселились вместе с детьми.

После представления наступила пора грандиозного чаепития. Никакой праздник нельзя считать состоявшимся, если дети до ушей не напьются чаю и не наедятся булочками и пирогами, особенно пирогом со сливами.

Леди Агата и миссис Ральф раздавали пироги сидевшим на траве детям. Мисс Брук, расположившаяся под деревом и выглядевшая весьма соблазнительно в шляпе, украшенной маками, и с алым, как маков цвет, зонтиком, сказала лорду Уолдерхерсту:

– Мне тоже следует помочь раздавать пироги.

– Как следовало бы этим заняться и моей кузине Марии, но она этого делать не станет, как не стану делать и я, – заметил он. – Лучше расскажите мне о надземной железной дороге и о Пять тысяч пятьсот какой-то там улице, – со скучающим видом произнес он.

Мисс Кора нашла эту его манеру впечатляющей.

Эмили Фокс-Ситон раздавала угощение и регулировала поставку припасов с присущим ей тактом и хорошим настроением. Когда пришла очередь чая для старшего поколения, она переходила от стола к столу и уделяла внимание каждому. У нее так и не нашлось времени самой угоститься чаем в компании леди Марии и ее гостей на лужайке возле дома – так увлечена она была своей ролью гостеприимной хозяйки праздника. Ей удалось съесть бутерброд и выпить чаю вместе с несколькими пожилыми женщинами, с которыми она подружилась во время подготовки. Она получала истинное наслаждение, хотя ей и приходилось несколько раз присаживаться – так болели усталые ноги. Вокруг нее все время вились толпы детей, она знала, где хранятся все игрушки, какие призы предназначены для каких состязаний: она единолично представляла собою закон и порядок, а также комиссию по награждению. Улыбающиеся женщины из деревни надели свои лучшие платья, мужчины участвовали в соревнованиях и беззлобно подначивали друг друга, и эта молодая леди успевала повсюду. Казалось, она олицетворяет собою сам дух праздника. Одета она была гораздо скромнее других гостей леди Марии – на ней было голубое льняное платье с белыми полосами и матросская шапочка с бантом, однако для сельских жителей она была представительницей мира ее светлости и Лондона, но нравилась она им куда больше других знатных дам. Праздник явно удался, и благодарить за это следовало эту милую молодую леди. В Моллоуи еще никогда не было такого веселого и дружного праздника.

Приближался вечер. Дети так набегались и наигрались, что буквально валились с ног. Старики прохаживались или сидели группками и слушали деревенских музыкантов. Гости леди Марии, получив свою порцию сельских увеселений, вернулись в сад и в отличном настроении отправились поболтать и понаблюдать за игрой на теннисном корте.

Впечатления Эмили Фокс-Ситон нисколько не утратили своей яркости, чего нельзя было сказать о ее щеках. Ноги у нее ужасно болели, ее по-прежнему улыбающееся лицо было бледным. Она стояла под березой, наблюдая за последними событиями. Леди Мария и ее гости снова вышли к сельским жителям. На прощание был спет национальный гимн и прозвучало троекратное «ура!» в адрес ее светлости. Благодарственные выкрики были такими искренними и сердечными, что на сияющие карие глаза Эмили навернулись слезы: растрогать ее было легко.

Лорд Уолдерхерст стоял подле леди Марии и тоже выглядел довольным. Эмили видела, как он что-то сказал леди Марии и как та улыбнулась в ответ. Он вышел вперед. Выглядел он, как всегда, спокойным, монокль, как всегда, покоился у него в глазу.

– Мальчики и девочки, – произнес он чистым, звучным голосом, – я хочу, чтобы вы троекратным «ура!» громко-прегромко поблагодарили ту леди, которая сделала все возможное, чтобы у вас был прекрасный праздник. Ее светлость сказала, что никогда раньше такого чудесного праздника здесь не бывало. Троекратное «ура!» в честь мисс Эмили Фокс-Ситон!

У Эмили перехватило дыхание. Она вдруг почувствовала себя чуть ли не особой королевских кровей, и не знала, что делать.

И все, и молодые, и старые, и мужчины, и женщины разразились троекратным «ура!» в ее честь. В воздух полетели шляпы и кепи, все в восторге смотрели на нее, а она покраснела и поклонилась.

– О, леди Мария! О, лорд Уолдерхерст! – сказала она, когда к ней вернулся дар речи. – Вы так добры ко мне!