Потребление есть цель, конечная причина всех экономических явлений, и, следовательно, в потреблении заключается их последнее и окончательное разрешение.

Ничто, ни благоприятное, ни неблагоприятное, не касается только производителя. Как преимущества, получаемые им от природы и общества, так и создаваемые ими неудобства, так сказать, ускользают от него и незаметно растворяются в обществе, т.е. в массе потребителей. Этот закон удивителен в своей причине и следствиях, и тот, кому удалось бы его хорошо изложить, имел бы, я думаю, право сказать: «Я уплатил свой долг обществу за то, что жил на этой земле».

Всякое обстоятельство, способствующее производству, принимается с радостью производителем, потому что для него непосредственное следствие такого обстоятельства есть приобретение возможности оказывать обществу больше услуг и требовать от него большего вознаграждения. Всякое обстоятельство, препятствующее производству, встречается производителем неприязненно, потому что непосредственным следствием этого обстоятельства будет уменьшение услуг, а следовательно и вознаграждения. Поскольку непосредственные выгоды и тяготы, проистекающие из благоприятных или неблагоприятных обстоятельств, необходимо отражаются сначала на производителе: он испытывает неодолимое стремление искать первых и избегать вторых.

Точно так же, когда работнику удается усовершенствовать свои навыки, непосредственная прибыль от такого усовершенствования будет получена им. Это необходимо, чтобы побудить его к разумному труду, и справедливо: потому что усилие, увенчанное успехом, должно принести с собой награду.

Но я утверждаю, что эти следствия, хорошие и дурные, хотя и бывают постоянными сами по себе, не являются таковыми по отношению к производителю. В противном случае, существующее между людьми неравенство закрепилось бы навечно и постоянно углублялось; вот почему благо и вред скоро становятся частью общих судеб человечества.

Каким образом это происходит? В пояснение я приведу несколько примеров.

Перенесемся в ХIII столетие. Люди, посвятившие себя ремеслу переписчиков, получают за оказываемую ими услугу вознаграждение, обусловливаемое средней ценой труда. Один из них ищет и находит средство быстро размножать экземпляры одной и той же рукописи. Он изобретает типографию²⁵.

Сначала обогащается один человек, в то время как много других беднеют. На первый взгляд, каким бы чудесным ни казалось открытие, возникает сомнение: не принесло ли оно больше вреда, нежели пользы? Кажется, что оно вносит в мир, как я уже сказал, принцип бесконечного неравенства. Гуттенберг наживает барыши своим изобретением и вкладывает их в бесконечное расширение своего бизнеса, до тех пор пока не разорит всех переписчиков. Что же касается публики, потребителя, то они мало выигрывают, потому что Гуттенберг будет стараться понизить цену своих книг только в той степени, насколько это будет необходимо для подрыва возможностей своих соперников, и не более.

Но Бог мудро вложил стройность не только в движение небесных тел, но и во внутреннее устройство общества. Мы сейчас увидим, каким образом выгоды изобретения перестают быть уделом одного лица и навсегда становятся общим достоянием.

Со временем способ тиражирования становится известным. Гуттенберг уже не один занимается печатанием; другие следуют его примеру. Барыши этих лиц сначала весьма значительны. Они получают вознаграждение за то, что первыми решились подражать изобретателю, и это вознаграждение необходимо, чтобы вызвать и привлечь их к делу и тем самым заставить содействовать приближению того великого конечного результата, к которому мы стремимся. Получаемая ими прибыль высока, но она меньше той, которую получил изобретатель, потому что начала действовать конкуренция. Цена книг падает все ниже и ниже. Прибыль подражателей уменьшается по мере того, чем далее отстоит время, в которое они являются, от дня изобретения, т.е. постепенно подражание все меньше и меньше заслуживает какого-то особого вознаграждения. Скоро новая отрасль достигает общего уровня: вознаграждение печатников не представляет уже ничего исключительного и точно так же, как прежде вознаграждение переписчиков, обусловливается средней ценой труда. Таким образом, мерой вознаграждения вновь становится производство. Тем не менее изобретение представляет собой шаг вперед; сбережение труда, времени, усилий, необходимых для получения данного результата, состоящего в оттиске определенного числа экземпляров, тем не менее осуществилось. Но каким образом оно проявляется? Дешевизною книг. В чью же пользу? В пользу потребителя, общества, человечества. Печатники, заслуги которых не представляют теперь ничего исключительного, с этого времени не получают уже и исключительного вознаграждения. Как люди вообще, как потребители, они, без сомнения, участвуют в выгодах, которые изобретение принесло обществу, но не более. Как производители, они оказываются в обычных условиях всех производителей в государстве. Общество платит им за труд, а не за полезность изобретения. Последнее стало уже достоянием человечества.

Признаюсь, что мудрость и совершенство этих законов заставляют меня удивляться им и благоговеть перед ними. Я вижу в них осуществление сен-симонизма: «каждому по его способностям, каждой способности по ее делам»²⁶. Вижу в них осуществление коммунизма, т.е. стремление благ сделаться общим достоянием людей; но это сен-симонизм и коммунизм, управляемые бесконечной предусмотрительностью, а не предоставленные непостоянству, страстям и произволу людей.

Сказанное мной о типографском станке можно приложить и ко всем остальным орудиям производства, начиная от гвоздя и молотка до паровоза и электрического телеграфа. Общество пользуется всеми изобретениями, так как они множат предметы потребления, и оно пользуется ими безвозмездно, потому что действие их состоит в уменьшении цены предметов, и вся уничтоженная благодаря участию изобретения в производстве часть цены очевидно делает безвозмездной соответствующую часть продукта. Остается оплачивать только текущий человеческий труд; при этом доля продукта, являющаяся результатом изобретения, не принимается уже в расчет, по крайней мере в том случае, когда оно уже прошло тот неизбежный цикл, который я только что описал.

Я приглашаю работника, чтобы он сделал мне доски. Он является ко мне с пилой. Я плачу ему 2 франка в день, и он изготавливает 25 досок. Если бы пила не была изобретена, то он, может быть, не успел бы изготовить и одной доски, но я все-таки заплатил бы ему за день работы. Польза, производимая пилой, составляет для меня, следовательно, безвозмездный подарок природы, или, лучше сказать, эта польза есть часть наследства, полученного мною, сообща со всеми ближними, благодаря смышлености наших предков. У меня в поле работают два работника: один – плугом, другой – лопатой. Результаты их работы далеко не одинаковы, а поденная плата одна и та же, потому что вознаграждение соразмеряется не с производимой пользой, а с затраченным усилием, трудом.

Я прошу терпения у читателя и уверяю его, что не потерял из виду свободы торговли. Пусть он только вспомнит заключение, к которому я пришел: вознаграждение соразмеряется не с полезностью вещи, предлагаемой производителем на рынке, но с его трудом^[6].

Я приводил примеры изобретений. Поговорим теперь о содействии самой природы.

Во всяком производстве действуют вместе и природа, и человек. Но часть пользы, доставляемой природой, всегда бесплатна. Предмет обмена, и следовательно вознаграждения, составляет только та доля пользы, которую приносит человеческий труд. Безусловно, эта последняя доля сильно изменяется: от большего или меньшего напряжения труда, его ловкости, быстроты, своевременности, нужды в нем, временного отсутствия конкуренции и пр., и пр. Но тем не менее можно утверждать, что хотя содействие естественных законов имеет место в любом производстве, этот факт не оказывает никакого влияния на цену произведения.

Мы не платим за воздух, которым дышим, несмотря на то, что он для нас так полезен, что без него мы не прожили бы и двух минут. Мы за него не платим, потому что природа доставляет его нам без участия какого бы ни было человеческого труда. Если же мы желаем отделить один из газов, составляющих воздух, например, чтобы поставить какой-нибудь опыт, то нам нужно употребить труд, или если заставляем кого-то другого затратить этот труд, то и мы, со своей стороны, должны пожертвовать в его пользу равноценным трудом, затраченным нами для получения какого-нибудь другого продукта. Из этого видно, что люди обмениваются напряжением, усилием, трудом. В действительности я плачу не за кислород, потому что вместе с другой частью воздуха он и так в моем распоряжении, но за труд, который нужно потратить на его выделение, труд, от которого я был избавлен и за который поэтому должен вознаградить. Скажут, что здесь оплачивается не один труд, но и издержки, материалы, приборы. Но ведь и в этих предметах я оплачиваю лишь труд. Цена использованного каменного угля представляет труд, необходимый для его добычи и перевозки.

Мы не платим за солнечный свет, потому что нам дает его природа. Но мы платим за освещение газом, салом, маслом, воском, потому что здесь нужно вознаградить человеческий труд; и, заметьте, вознаграждение до того соразмеряется с трудом, а не с пользой, что легко может случиться, что освещение, которое гораздо ярче другого, может быть, однако, дешевле. Необходимо лишь, чтобы то же количество человеческого труда производило этого освещения больше, нежели другого.

Если бы я платил водовозу, снабжающему мой дом водой, соразмерно безусловной пользе воды, то на это не хватило бы моего состояния. Но я плачу ему соразмерно труду, который он затрачивает. Если бы он потребовал большей платы, то его труд взяли бы на себя другие, и, наконец, в случае нужды, я сам. Предмет торговли составляет не вода, а труд, предпринимаемый для снабжения ею. Этот взгляд и следствия, которые я из него выведу, настолько важны для решения проблемы свободы международного обмена, что я считаю необходимым пояснить мою мысль другими примерами.

Количество питательных веществ, содержащихся в картофеле, не очень дорого, потому что его можно добыть много небольшим трудом. За пшеницу мы платим больше, потому что для ее добывания природа требует гораздо больше человеческого труда. Очевидно, что если бы природа одинаково содействовала произрастанию как пшеницы, так и картофеля, то цены стремились бы сравняться. Невозможно, чтобы производитель пшеницы получал постоянно гораздо больше прибыли, нежели производитель картофеля. Закон спроса и предложения этого не допустит.

Если бы каким-то чудом плодородие всех пахотных земель повысилось, то от этого явления выиграл бы не земледелец, а потребитель, потому что оно проявилось бы изобилием, дешевизной. Каждый гектолитр²⁷ хлеба требовал бы меньших затрат труда, и земледелец мог бы обменять его только на продукт, требующий затраты такого же уменьшенного количества труда. Если бы, напротив, плодородие земли вдруг уменьшилось, то участие природы в производстве стало бы меньше, а участие труда – больше, и продукт бы подорожал. Следовательно, я был прав, говоря, что раньше или позже последствия всех экономических явлений распространяются среди потребителей, т.е. всего человечества. Тот, кто не прослеживает их действия до конца, кто останавливается на их непосредственных следствиях, простирающихся на одного лишь человека или на один класс людей в их ипостаси производителей, заслуживает называться экономистом не более, чем тот, кто, вместо исследования действия какого-нибудь лекарства на весь организм, ограничился бы для определения пользы этого лекарства наблюдением над действием его лишь на нёбо и глотку, заслуживает называться врачом.

Жаркие страны находятся в весьма благоприятных условиях для производства сахара и кофе. Это значит, что природа бульшую часть производства берет на себя и только весьма малую оставляет на долю труда. Но кто же в таком случае пользуется выгодами такой щедрости природы? Ими пользуются не эти страны, потому что конкуренция заставляет их получать только вознаграждение за труд, но все человечество, потому что последствие этой щедрости называется дешевизной, а дешевизной пользуется всякий.

Возьмем страну с климатом умеренным, в которой каменный уголь и железная руда находятся на поверхности земли, где нужно только нагнуться, чтобы взять их. Сначала жители будут, конечно, извлекать выгоды из этого счастливого обстоятельства. Но скоро в результате конкуренции цена каменного угля и железа понизится до того, что эти дары природы сделаются доступными для всех безвозмездно, и вознаграждаться будет только один человеческий труд, по средней за него плате.

Итак, в результате действия закона спроса и предложения дары природы, так же как и технологические усовершенствования, составляют или постоянно стремятся составить общее и безвозмездное достояние потребителей, народных масс, человечества. Следовательно, страны, не обладающие этими преимуществами, всегда останутся в выигрыше от обмена с теми, которые ими одарены, потому что обменивают продукты труда, не принимая в расчет той части полезности, которая создана содействием природы. Очевидно, что страны, находящиеся в наиболее благоприятных условиях, суть те, которые при производстве продукта комбинируют свой труд с наибольшим количеством полезности, созданной силами природы. Их произведения, представляя меньшее количество труда, требуют и меньшего вознаграждения; другими словами, они дешевле, и если щедрость природы имеет последствием только дешевизну, то в выгоде от благодетельных последствий ее будет, очевидно, не производящая страна, а потребляющая.

Это демонстрирует всю абсурдность ситуации, когда потребляющее государство отвергает продукт именно вследствие его дешевизны; это то же самое, как если бы оно сказало: «Я не хочу ничего, что дает природа. Вы можете изготовить и продать мне продукт за половину того труда, который потребовался от меня для самостоятельного производства этого продукта; вы можете предложить мне такую сделку, потому что половину вашего продукта создала природа. Но я отвергаю ваше предложение и буду дожидаться, пока ваш климат, сделавшись суровее, не заставит вас просить у меня двойного труда, и тогда я буду договариваться с вами на равных условиях».

Пусть для государства А условия производства благоприятны; государство же Б обижено природой. Я говорю, что обмен выгоден для обоих, но в особенности для Б, потому что в коммерческих сделках происходит обмен не полезностей на полезности, а ценности на ценность. Но у Ав той же ценности заключено больше полезности, потому что полезность произведения вмещает и то, что создала природа, и то, что создал труд, тогда как ценность соответствует только тому, что произведено трудом. Следовательно, сделка будет гораздо выгоднее для Б. Выплачивая производителю А только стоимость его труда, оно получает сверх того больше созданных природой полезностей, нежели отдает их.

Теперь мы можем сформулировать общее правило. Обмен есть взаимная уступка ценностей; а так как конкуренция делает ценность равной труду, то обмен ценностей есть обмен равным количеством труда. Вклад природы в обмениваемых товарах отдается той и другой стороной безвозмездно и в придачу. Из этого прямо следует, что наиболее выгоден обмен с государствами, которым природа благоприятствует больше.

Теория, главные черты которой я пытался представить в этой главе, можно было бы изложить более подробно. Я рассматривал ее только в отношении к моему предмету, свободе торговли. Но внимательный читатель и здесь может заметить плодотворный зародыш, который по мере роста должен заглушить, вместе с покровительством, и фурьеризм²⁸, и сен-симонизм, и коммунизм, и все те школы, которые имеют предметом исключение закона спроса и предложения из участия в управлении миром. С точки зрения производителя, конкуренция, конечно, часто вступает в противоречие с нашими непосредственными выгодами. Но если судить по цели нашего труда, т.е. всеобщего благосостояния, – одним словом, становясь на точку зрения потребителя, – то окажется, что в нравственном мире конкуренция играет ту же роль, какую в мире физическом исполняет равновесие. Она есть основание истинного коммунизма, истинного социализма и того равенства благосостояния и условий, которого так желают в наше время. Но если столько искренних писателей-публицистов, столько добросовестных преобразователей хотят установить его посредством насилия, то это происходит оттого, что они не понимают свободного обмена²⁹.