Цитаты из книги «На стороне ребенка»

Сегодня городской ребенок, которого везут от дверей до дверей, из одного уютного дома, снабженного кондиционером, в другой, совершенно лишен возможности на собственном опыте испытать, что такое жара или холод. Ему недостает, с одной стороны, возможности самому испытать этот опыт, а с другой – слов об этом опыте, он нуждается и в том и в другом; ему недостаточно того, что в ходе этого опыта, который проделывает он сам, органы чувств информируют его тело о том, что приятно, а что неприятно; ему нужны слова взрослого, объяснения, а не упреки и не осуждения вроде: «Глупенький… Брось это… Не трогай… Укройся, а то простудишься…» и т. д.

– Жавелева вода опасная: с ней хорошо мыть посуду, когда ее совсем немножко… Я с ней обращаюсь очень осторожно: неразбавленная жавелева вода меня обожжет, она прожжет одежду, а если я ее выпью, я отравлюсь.

Если объяснить ребенку, что отца тоже может ударить током, он уяснит себе реальность угрозы. Эта маленькая история с розеткой подтверждает, что все запреты имеют для ребенка смысл только в том случае, если то же самое запрещено и для родителей.

Именно поэтому люди сейчас в планетарном масштабе регрессируют в сторону мальтузианского[70] мышления. Следствие этого – ограничение рождаемости и усиленное сведение к норме тех, кому удается родиться и кто собирается родиться.

На самом деле все не так: чем больше детей, тем больше способов переменить жизнь открылось бы перед ними. Именно это могло бы изменить общество.

Молодая австрийка прекрасно поняла, что для того, чтобы не оставаться больше вне племени, ей следует идти лишь на тот риск, который необходим для выживания, а не изобре

Старики заставляют молодых испытывать чувство тревоги, если те должны, как это было когда-то, брать на себя ответственность за них. Такое общество, как наше, сумело с этим справиться. Но беда, если оно зайдет в этом слишком далеко: оно превратит в нахлебников всех своих членов. А это опасно: если человек не рискует, он утрачивает либидо. Между тем, когда молодые люди отправляются путешествовать в одиночку, они часто сталкиваются с непониманием окружающих, которые вопрошают: «К чему вести себя так вызывающе?»

Переизбыток безопасности подсекает тягу к риску, которая необходима человеку, чтобы чувствовать себя «живым», «значительным»

Чем больше становилось школ, тем окончательнее ребенок превращался в узника. «Это вина Карла Великого». И это не просто легенда. Все началось в его царствование. В первых монастырских школах взрослые ходили на уроки вместе с детьми и слушали церковнослужителей. Но в конце Средневековья на Западе возникает прообраз современных циклов обучения: ученики группируются в классы по возрастам, а не смешиваются с теми, кто старше или младше, сообразуясь только с изучаемыми предметами и уровнем подготовки[63].

Мишель Турнье с помощью своих «Волхвов»[59] пытается подхватить традицию, создавая вольный парафраз легенды. Его изобретение – четвертый волхв, который приходит в Вифлеем исключительно для того, чтобы найти новый рецепт лукума: он большой гурман. Такой юмор очень нравится сегодняшним детям.