Этапы медленной эволюции

Эволюция совершается не сразу, а поэтапно. Сначала признали, что, если человека сбил грузовик как раз тогда, когда он шел в церковь креститься, то он все же будет спасен. Это назвали «Крещением желания». Терминология, как видим, довольно забавная. Проще и точнее было бы просто дать понять, что для спасения достаточно уже одного только желания креститься. Но нет, нужно уважить абсолютную обязательность крещения, необходимость средства, без которого нет спасения. На уровне терминологии из-за такой увертки ничего не изменилось. Но в действительности разница есть: признали, наконец, что важнее всего внутренняя установка человека. А это уже настоящая революция!

Следующим этапом стало признание «Крещения имплицитного желания». Идея в том, что, если перед нами человек праведный, добрый и искренний, то это уже подразумевает, что, если бы он знал Христа и Евангелие, то обязательно бы принял Крещение. Заметим, что и здесь на уровне терминологии абсолютная обязательность Крещения по-прежнему соблюдена. Но в реальности признается, что спасение даруется не соблюдением обряда, а внутренней установкой. Революция кардинальная, потому что эта мысль очень важна, в конечно счете, и для крещаемого. Если достаточно «имплицитного» желания, то, a forteriori, и «эксплицитное» желание, ведущее ко Крещению, представляется уже даже важнее самого совершения обряда.

Хитрость со словарем оказалась просто гениальной, поскольку одним махом миллионы, даже миллиарды людей, до сих пор считавшиеся обреченными на вечные муки, вдруг очутились в той же ситуации, что и крещеные. Даже более того, они, оказывается, тоже «крещены», просто имплицитно, сами того не зная. То, чего не могли добиться тысячи миссионеров за все истекшие века, то наша маленькая словарная находка сделала в один миг. В действительности, это была настоящая теологическая революция, прикрытая консерватизмом традиционной лексики.

Интегристы не зря сразу что-то заподозрили. Так что их реакция вполне закономерна. Ведь они уже успели полностью приспособиться к прежнему положению вещей. Образ мелочного Бога, бюрократа и палача, карающего маленьких детей, их отнюдь не смущал, по крайней мере, пока они сами были в лагере привилегированных. Меня, конечно, всегда возмущало, как они удобно устроились в такой теологии. Но при этом они не настолько глупы, чтобы не отдавать себе отчет, что, хотя новые богословы и сохранили старую лексику, они при этом все же совсем изменили столь привычный для них универсум. И тут уж я не могу с ними не согласиться. Ведь перемена произошла огромная, просто колоссальная! Вот только для них она кажется ужасным предательством, а для меня огромным облегчением. Я сожалею лишь о том, что произошла она так поздно, ведь необходимость в ней назрела уже давно. Церкви никогда не следовало проповедовать подобные ужасы.

Конечно, такая революция не могла пройти без продолжительного и упорного сопротивления. Я помню, как еще в 1970 году участвовал в арьергардных баталиях. Столкнулись мы тут снова с моим коллегой, профессором из семинарии. Он, конечно, признавал, что невинные и искренние некрещеные люди тоже будут спасены, но при этом пытался выгадать своеобразный бонус в виде дополнительных вечных благ для тех, кто крещен.

Даже не так давно, после переиздания моей первой книги^[26] в 1992, один православный богослов отреагировал на нее весьма дружески, но очень похожим образом. С его точки зрения, нужно очень четко различать разные фазы в процессе нашего спасения: Христос, воплотившись, преобразил нашу человеческую природу; но мы можем приобщиться к такому преображению, только если воплотимся во Христа; а это, он полагает, может совершиться лишь «в Церкви и лишь посредством таинств». Так что меня он упрекал в том, что я своим богословием «преуменьшаю роль Церкви и таинств»^[27].

Новый «Катехизис Католической церкви»

Чем бы оно ни было, это «крещение имплицитного желания», оно уже утверждено новым Катехизисом, и даже без упомянутой маленькой хитрости языка, хотя и не без аллюзий на нее. И в этом уже значительный прогресс: «Каждый человек, который, ничего не зная о Евангелии Христа и о Его Церкви, ищет истины и исполняет волю Божию настолько, насколько ее знает, может быть спасен. Можно предположить, что такие люди высказали бы желание получить Крещение, если бы знали о его необходимости»^[28]. Жаль только, что сохранили все же эту привязанность к формулам прошлого, отмеченную все тем же термином «необходимости».

К сожалению, такая схема искупления применима только к взрослым. При этом участь детей, умерших без крещения, так и не определена. И тут можно было бы ожидать большего от Церкви, претендующей на то, что она проповедует миру Бога любви: нам говорят, что Церковь доверила их милосердию Божию, а точнее, тому «великому Божьему милосердию»» и «любви Иисуса к детям», которая «позволяет нам надеяться, что для детей, умерших без Крещения, существует путь спасения». Что же тогда все еще мешает нашим богословам говорить о таком спасении с уверенностью?^[29]

То, что этих детей не отправили автоматически в рай, без того, чтобы они научились любить, без сознательного выбора с их стороны, мне вполне понятно, потому что как раз такой автоматизм и смущал меня в приведенной выше истории с умственно отсталым ребенком. Но сомнение в том, что Бог предусмотрел для умерших без крещения детей иной путь спасения, кажется мне тяжким грехом сомнения в Боге, в Его любви ко всем нам.

И все же прогресс в этом отношении уже налицо, и Вселенский патриарх Варфоломей I тоже это подчеркнул (хотя и с ноткой снисходительности, на мой взгляд!). Я цитирую, обращая ваше внимание на то, что фраза в скобках целиком и полностью присутствует в тексте: в новом Катехизисе «устаревшие последствия августинизма преодолены (например, в отношении детей, умерших без крещения), так же как и крайности Ансельмовой концепции искупления»^[30].

Меня лично очень радует похвала Константинопольского патриарха тем переменам, которые происходят в Римской католической церкви. Тем более что не так давно у меня были дискуссии на эту тему с некоторыми православными монахами, которые оказались как раз представителями противоположной тенденции.

Они возражали мне, что случай крещения является крайним случаем. В действительности, крещение, оторванное от своего подлинного смысла, имеет и негативные последствия, наподобие лишения спасения тех, кто не был крещен. Но одного крещения определенно недостаточно для спасения тех, чья жизнь текла обычным чередом. Только крещения, без всего остального, хватит для спасения лишь в случае маленьких детей, умирающих сразу после крещения.

Не стоит только забывать, что веками таких детей было очень-очень много. И для них, по такой теологии, обряда крещения уже достаточно для того, чтобы обеспечить им вечное спасение, даже без того, чтобы они хоть как-то могли в своем спасении поучаствовать.

4. Еще один способ отпущения грехов

Но вершиной таких уверток стал новоизобретенный способ отпущения грехов. В соборе святого Петра в Риме было несколько исповедален, в которых помимо всего прочего имелось еще одно странное дополнение. В Италии ниша исповедника часто отгорожена всего лишь маленькими дверцами, невысокими, вроде барных перегородок. Это позволяет священнику, слушая исповедь, внимательно следить при этом за тем, что происходит в храме. Итак, в соборе святого Петра некоторые исповедальни оснащены еще и длинным шестом, прикрепленным к сиденью исповедника и щедро перевешивающимся через дверцы исповедальни: это похоже на удочку, закинутую, чтобы поймать рыбку. Стоит кому-то преклонить колени перед такой дверцей, чуть в отдалении, чтобы не подслушать ненароком, в чем в это время исповедуется человек в исповедальне, и вот уже исповедник, ни слова не говоря, ударяет вас по плечу концом своей странной «удочки». Этот жест еще не разрешает вас от грехов, но как бы дает своеобразную епитимью за все вами содеянное. Я, конечно, знаю, что такая епитимья подействует лишь в том случае, если кающийся получит полное отпущение грехов, как и полагается, в таинстве исповеди, не важно, будет это до или после удара шестом. Но разница тут слишком тонкая для большинства людей, и я встречал очень многих вполне честных и искренних людей, совершенно убежденных, что этим ударом они получают полное отпущение всех своих грехов. И это кажется им очень удобным. Другие, уже не столь честные, отказываются вникать во все эти тонкости и просто хотят, вне зависимости от того, прощены они или нет, чтоб их избавили от такой неприглядной формы ответа за их прегрешения. Только эта неприглядность тут их и интересует.