8

Абигэль замерла, переступив порог Института судебно-медицинской экспертизы. Трупный запах оказал действие электрошока, внезапно заставив ее понять, что ей не снится кошмар. Потому что время длилось, потому что события сменяли друг друга логически, неумолимо, подобно падающим одна за другой костяшкам домино. Потому что она все сознавала. Все, абсолютно все до мелочей было связно.

– Значит, это правда… Все правда. Они умерли, Фредерик?

Она ухватилась рукой за стену, голова плыла.

– Ты не держишься на ногах, мы сделали глупость, что приехали сюда, – ответил Фредерик. – Вернемся в больницу. Там тобой хорошенько займутся, ладно?

– Я хочу их увидеть… Моя девочка… Моя Леа… Ею займется твой брат, ты мне сказал. Это хорошо… Хорошо, что это будет он.

Фредерик понял, что ему ее не переубедить. Железный прут так просто не согнешь.

– Он во втором зале со следователем. Я предупредил их, что мы зайдем. И пересказал Пальмери все, что ты рассказала мне об обстоятельствах аварии.

Абигэль нашла в себе мужество выпрямиться и шагнуть в старый коридор, сумрачный и серый, без окон, похожий на туннель, разделявший два мира – мир света и мир тьмы.

Николя Тевенен, служитель морга, ждал их перед тамбуром. Крепыш лет тридцати, в очках в прямоугольной оправе, с узенькой бородкой и очень близко посаженными черными глазами. Он встречал и провожал трупы, отвечал на запросы судмедэкспертов. Привратник смерти, проводивший больше времени с мертвыми, чем с живыми. Абигэль встречала его иногда, не замечая, но на этот раз подняла на него взгляд, ища капельку надежды, проблеск доброжелательности. Он принял тела ее близких из рук похоронной службы. Наверно, убрал их на несколько часов в ящики морга, как пару старых башмаков в шкаф. Она искала поддержки, но прочла в его глазах лишь привычную холодность. Да было ли у этого типа сердце?

Тевенен открыл дверь:

– Доктор Мандрие вас ждет.

Он молча провел их в зал вскрытий, где было почти так же холодно, как на улице. Пахло смертью, разлагающейся плотью, содержимым желудка. Эрман Мандрие как две капли воды походил на своего брата Фредерика, только на пять лет старше. Глубокая морщина перечеркивала его лоб, точно памятка об ударе ножа. В свои сорок лет он был одним из двух судмедэкспертов, работавших в этом обветшалом институте, в залах вскрытий из прошлого века. На этот раз лицо его было раскалено добела, губы тонкие, как лезвия скальпеля. Рядом с ним стояли еще двое, прямые, будто кол проглотили: аджюдан Паскаль Пальмери, руководивший следствием, и один из его коллег. Прежде всего оба выразили Абигэль сочувствие и поддержку.

Она застыла в дверях, свесив руки вдоль тела. Ей были знакомы эти пропахшие смертью места, она всегда изъявляла желание по мере возможности присутствовать при вскрытиях, связанных с ее делами. Ей даже случалось здесь шутить, смеяться, чтобы снять стресс, потому что эта сука смерть не дает так запросто смотреть себе в лицо и порой надо иметь очень крепкие кишки.

Посреди зала на металлических столах под синими простынями лежали два тела, большое и поменьше. Хирургическая лампа над ними оставляла мало места теням, разве что в складках ткани. Этот избыток света резал глаза, и было в нем что-то неуважительное.

Два шага вперед… Абигэль случалось присутствовать при опознании тел, последнее было не далее как в прошлом году. Сцена до сих пор стояла у нее перед глазами: она молча стоит в углу и смотрит на мужчину, который идет к столу, чтобы опознать свою жену, чье изувеченное тело было найдено на дне канала де ля Дёль. Было чувство, что она вторгается в его интимное пространство одним своим присутствием. Такие моменты нельзя ни с кем делить, а сегодня это выпало на ее долю. Что она делает в этой дыре с трупами? Еще вчера вечером Леа выбирала, какие брюки взять в Сентер-Парк.

Почему она не пристегнула ей ремень безопасности? Она пристегнула свой, его щелчок она помнила с уверенностью. Почему же она оказалась не способна защитить дочь?

Судмедэксперт обошел стол и направился ей навстречу:

– Я должен предупредить: удар был исключительно силен.

Его голос звучал не так, как в другие дни, куда менее уверенно, и Абигэль услышала, как он вздохнул за ее спиной. Она уставилась на простыни, туда, где должна была находиться голова ее отца. Взялась рукой за верхний край и приподняла. Ужас. Кровавое месиво, усеянное стеклом и металлом, – она невольно отвела глаза. Через несколько секунд судмедэксперт вернул простыню на место и показал на маленькие трубочки в опечатанных пакетиках, лежавшие на лабораторном столике в стороне. Некоторые были закупорены фиолетовой пробкой: для токсикологии.

– Хоть опознание и затруднительно, наука, безусловно, установит их личности. Я взял пробы клеток изо рта в присутствии аджюдана Пальмери и капрала Лебона, которые передадут мазки в лабораторию научной полиции для сравнительного анализа ДНК.

– В багажнике машины было три чемодана, – вмешался Пальмери. – Ваш, вашего отца и вашей дочери, я полагаю.

Перед глазами Абигэль стояла Леа, улыбалась ей, сердилась, торопила ее. Калейдоскоп образов и звуков, словно из потрескивающего телевизора где-то в глубине ее мозга.

– Нужно, чтобы вы поскорее подтвердили, что багаж принадлежит вам. Потом мы откроем эти чемоданы и возьмем ДНК с их зубных щеток или расчесок для сравнения с ДНК этих мазков, взятых с тел. Простите за бюрократизм в такой момент, но идентификация затруднительна из-за силы удара, а мы должны быть уверены в том, кто они такие.

Он достал из кармана пакетик с маленьким ключом.

– Этим ключом открывается розовый чемодан в цветочек. Мы нашли его в кармане куртки… – Он кивнул на вторую простыню. – Вам, разумеется, вернут эти чемоданы со всем их содержимым.

Другие картины: Леа прячет в карман ключ от розового чемодана, убрав туда плюшевого котенка. Судмедэксперт отвел ее к противоположному концу первого стола, где лежало большое тело, где она приподняла простыню.

Папа.

– На нем были брюки из серой фланели, черный ремень «Хьюго Босс» с золотой эмблемой на пряжке, – начал перечислять судмедэксперт, – голубая рубашка, пара…

– Да, да, на нем все это было, – перебила его Абигэль. – Этот ремень я сама подарила ему еще давно. Он зарабатывал не так много, но всегда любил красивые вещи. Он тогда еще работал в таможне и…

Судмедэксперт протянул ей зажигалку «Зиппо» с выгравированной на ней шахматной фигурой: слоном.

– Я подумал, что тебе бы хотелось ее получить. Она была в его кармане.

Абигэль повертела зажигалку с ощущением, будто сжимает льдинку. Ее отец никогда с ней не расставался. Он выгравировал слона, потому что был сильным игроком в шахматы, а ее между тем так и не научил играть. Она приподняла простыню, на этот раз снизу. Только одна нога была обута в кожаный сапог. Отец, этакий феодальный судья, такой прямой в этих сапогах, которые он так любил… Она подняла простыню до торса, снова увидела следы уколов на израненных, окоченевших руках. Ткань, казалось, обожгла ей пальцы, она выпустила ее, глаза снова заволокло слезами.

– Это он, мой отец. Ив Дюрнан.

Всем в зале хотелось покончить с этим как можно скорее. Тишина, нарушаемая шорохом ткани и урчанием вентиляторов, билась в висках.

Абигэль шагнула ко второму столу и застыла перед простыней. Она почувствовала, что не сможет ее приподнять. Такой нелогичный, такой бесчеловечный жест. Эрман Мандрие подошел к ней и встал рядом:

– Хочешь, я это сделаю?

– Пожалуйста…

Судмедэксперт повиновался. Длинные светлые волосы обрамляли разбитое, неузнаваемое лицо. Негатив ствола дерева. Абигэль снова не смогла вынести эту пучину ужаса. Она отвернулась и поймала взгляд, которым обменялись Фредерик с братом. Жалость прямо-таки сочилась из всех пор их кожи.

– У нее был отличительный знак на правой лодыжке, – сказала Абигэль. – Маленькая временная татуировка, черно-белая, кошка. Она потребовала это на свои тринадцать лет. Я, вообще-то, была против, но эта татуировка должна была исчезнуть через несколько недель. И потом, я решила ее побаловать, мою девочку. У ее подружек были татуировки, и… она так любила кошек. О боже мой…

Абигэль прижала кулаки ко рту. Каждый вздох разрывал ей грудь. Она направилась к другому концу стола и тихонько приподняла простыню, открыв две голые ноги. Ножки девочки, белые, как тальк. На правой лодыжке была вытатуирована маленькая кошка с черно-белыми ушками.

Абигэль почувствовала, как ослабли ее мускулы, и рухнула на пол.

9

Два часа спустя Фредерик вышел из больницы Салангро и вернулся к аджюдану Пальмери, курившему легкую сигарету перед Институтом судебно-медицинской экспертизы. Двое жандармов не были знакомы, их бригады отстояли друг от друга на три десятка километров. С короткими седеющими волосами, маленький и подвижный, Пальмери был известен среди своих как Бип-Бип. Кличку эту он всегда ненавидел.

– Что нам это дает?

Закутанный в толстую куртку-бомбер, Фредерик снял кожаные перчатки и тоже закурил. Потекший в горло смолистый дым даже не успокоил его. Он слишком много курил, его отец и дед умерли от рака легких, и все его наследство сводилось к этому окаянному бычку, прилипшему к губе, точно язва.

– Она уснула, они накачали ее успокоительными и ждут психолога.

– Психолог лечится у психолога… это из тех дурацких вопросов, которыми я вечно задаюсь. Врач, например, выслушивает сам себя? А дантист ходит к дантисту?

Несколько секунд он смотрел на пламенеющий кончик своей сигареты.

– Сигарета горит сама по себе… Ладно, короче, все это очень печально. Паршивый денек, а?

– Ужасный, вы хотите сказать.

Время близилось к десяти часам, было темно, как в шахте, ветер северных равнин пощипывал пальцы и уши. Вдали можно было различить ответвление автострады и холодильные склады. Бетон, металл, холодное мясо повсюду. Бездушное, угнетающее место. Подходящее в конечном счете к случаю.

Пальмери выдохнул дым через нос.

– Будь она хоть сто раз психологом, ей будет трудно это пережить. В такие моменты мы – никто. У нее есть родные, кто бы мог ее поддержать?

– Никого. Ее мать давно умерла, болела, она единственная дочь.

Пальмери смотрел, как тают в воздухе серые клубы.

– Много я видел аварий; с травмами выживших, пожалуй, труднее всего работать.

– Синдром выжившего… Чувствуешь себя виноватым, что живешь, вспоминаешь последние часы, последние минуты, снова и снова, пытаясь выработать сценарии, которые позволили бы избежать драмы. «Если бы мы выехали на две минуты позже…», «Если бы в этот день не было дождя…», «Если бы я заменил проклятый поворотник» или «Если бы мы не поехали по этой чертовой ремонтирующейся дороге».

Фредерик уже думал о ближайших днях. Настоящие вехи ужаса. Как будет жить Абигэль одна у себя дома? И потом, через три недели Рождество. Радостный праздник, когда большинство семей собирается вместе.

– Абигэль не просто коллега по работе. Она дочь человека, который однажды спас мне жизнь.

– Ив Дюрнан… Бывший таможенник, да?

– Да, он работал в УТО, Управлении таможенных операций. Специализировался по наркотрафику. В кабинете не сидел, участвовал во многих операциях. Знаете, эти крутые картели, которые завоевывают все большую территорию во Франции… Я думаю, он устал, бросил все два года назад. Он мне никогда этого не говорил, но наверняка денежки у него были отложены. Просто так за два года до пенсии работу не бросают.

– Пресловутая таможенная конфискация… Машина, движимое имущество, наличные, припрятанные под матрасом… А как он спас вам жизнь?

Фредерик все помнил, как будто это было вчера. Двенадцать лет назад службы УТО вызвали команду из двух жандармов для простого обыска на дому, километрах в десяти от порта Дюнкерк. Таможенники подозревали, что человек по фамилии Шамбер выращивает у себя коноплю и толкает ее дальнобойщикам на автостоянке автострады А25. Ничего особенного. Рутинный визит на старую ферму. Фредерик работал тогда в маленькой бригаде близ Вормута, городишки километрах в шестидесяти от Лилля. Грошовая зарплата. Первое оружие. Встреча силы и опыта, наркотрафик, с одной стороны, и молоденький начинающий жандарм – с другой.

Ив Фредерика впечатлил. Весь из мускулов и жил – настоящий буйвол прямиком из Танзании, – много на своем веку повидавший и знавший, куда наносить удар. Из тех, кому не надо слов, чтобы его поняли. Четверо мужчин заколотили в дверь, Шамбер не оказал сопротивления и впустил их. Фредерику было поручено проследить за подругой наркодельца, которая валялась под кайфом на диване, а его коллега-жандарм и таможенники тем временем осматривали теплицу с обогревом и освещением, где росла сотня побегов конопли. Хорошенькая фабрика грез.

Понадобилась доля секунды, чтобы подружка выхватила пистолет, припрятанный между подушками, – MR73 со стертым серийным номером – и с первого выстрела попала Фредерику в плечо, задев кость. В следующую минуту пуля, вылетевшая на скорости триста пятьдесят метров в секунду, раздробила бедро подоспевшего Ива. После чего девушка рухнула, сраженная пулей из револьвера Ива в голову. Ей было двадцать два года, и вскрытие показало четырехмесячную беременность.

– Три недели мы пролежали в больнице в одной палате, – закончил Фредерик. – Со мной все обошлось, а вот Иву вставили металлическую пластину в бедро. С тех пор мы с ним не расставались. У него было много знакомых, и три года назад, незадолго до своей отставки, он нашел мне хорошее место в лилльском отделе розыска. Там, где его дочь регулярно подрабатывала экспертом по криминологии. Он взял с меня слово присмотреть за ней, если вдруг с ней что-нибудь случится. Я человек слова и постараюсь выполнить это обещание.

– Прекрасна и печальна эта ваша история.

Пальмери затянулся в последний раз и загасил окурок в урне у входа.

– Ладно, вернемся к нашим баранам; я получил последние заключения моей бригады с места происшествия. Во-первых, шоссе Д151. Предельная скорость на нем девяносто километров в час, и оно перекрыто на два километра дальше аварии. Дорожные работы ведутся на участке в шестьсот метров. Асфальт снят, техника перегородила дорогу. Короче, если бы Ив ехал дальше, ему все равно пришлось бы вернуться назад.

– Печальная ирония судьбы… Как вы говорите, не сверни они на это шоссе…

– Спидометр показывает восемьдесят пять километров в час. Дюрнан чуть недотягивал до предельной скорости.

– Наверняка осторожничал из-за дорожных работ.

– Да, тем более что в этом лесу темно, хоть глаз выколи. Гололеда не было, но густой туман, по местным метеосводкам.

– Уже есть какие-то выводы?

– Нет еще. В этой истории не одна загвоздка. Во-первых, эксперты не обнаружили на месте аварии никаких следов торможения. Хотя на первый взгляд тормоза были исправны, экспертиза скажет об этом больше. Машина ехала прямо, не тормозя, в первое встречное дерево. И не маленькое дерево…

Фредерик прислонился к стене, держась рукой за лоб. После такого денька голова пухла.

– Может быть, он уснул за рулем? Или был слишком густой туман? Или отвлекся? Абигэль Дюрнан и ее дочь спали, они не могли его предупредить.

– Да, да, это вполне логичный вывод, тем более что из-за дорожных работ указатель поворота убрали. Может быть, он употреблял алкоголь?

– Ив? Он никогда не пил. Да и путь им предстоял неблизкий.

– Посмотрим, что покажут токсикологические анализы. Но есть и вторая загвоздка, посерьезнее: ремни безопасности. Вам часто встречались аварии, в которых ни один из пассажиров не пристегнул ремень?

– А ведь Абигэль утверждает, что ремень пристегнула. Она в этом совершенно уверена.

– Наши эксперты тоже совершенно уверены. Она думала, что пристегнула его, но это физически невозможно. Ее наверняка выбросило, ведь при том, как сплющило машину, выбраться после аварии она не могла. Она ошибается.

Тут вышел закутанный в толстую военного образца куртку служитель морга и направился к своей машине. Он поздоровался с ними коротким кивком. Пальмери посмотрел ему вслед:

– Не знаю, как держится этот парень. На прошлой неделе был пожар в пригороде Лилля. Загорелся многоэтажный дом, и десятка два тел были доставлены сюда, прямо в руки нашего служителя морга.

– Я знаю. Жандармы были на этом деле. Жертвы, отравившиеся угарным газом, сгоревшие… Взрослые, дети, даже целые семьи…

– Вы представляете себе его работу? Убирать трупы в ящики, доставать их оттуда, выгребать дерьмо после вскрытий…

Да, Фредерик хорошо это себе представлял, но порой их ремесло было немногим лучше. Он вернулся к их делу.

– Итак, Абигэль Дюрнан думает, что пристегнула ремень, но она этого не сделала. Возможно, она решила, что сделала это, она ведь наполовину спала. К тому же она страдает расстройствами сна, может быть, и это сыграло свою роль.