Лин перешла с травяного чая на виски. Теперь она сидела на диване, все еще в шоке от их находки. Перед глазами стояла чудовищная, недоступная пониманию картина: Сара, запертая в машине Жюлиана, скребущая металл, пытающаяся окровавленными пальцами нацарапать сообщение. Ведь она думала: Сара пропала четыре года назад и была мертва, убита, как и все остальные жертвы Энди Джинсона. Мертва!
– Все происходящее невозможно, Колен! Ты сам видел, как мой муж гробил себя, разыскивая нашу девочку. Долгие годы он жил только надеждой найти ее. Трех месяцев не прошло с тех пор, как он явился в комиссариат Лиона, чтобы попытаться узнать подробности дела Джинсона. Но это написанное кровью слово, эти царапины… Кто-то был заперт в ЕГО машине, и совсем недавно, потому что иначе я бы увидела, когда еще жила здесь. Какая-то женщина, которая ссадила себе пальцы и написала именно это слово. Не «на помощь», не «спасите», а «жива».
Колен был невозмутим, как статуя, он, глубоко задумавшись и храня тягостное молчание, склонился вперед. Наконец он заговорил:
– Действовать надо будет умело. Нападение на твоего мужа позволило начать судебное расследование, дающее нам массу возможностей. За счет следствия я сделаю анализ ДНК этой крови, получу в больнице образец ДНК Жюлиана, это избавит тебя от необходимости сдавать кровь, и мы сможем сделать тест на родственную связь его ДНК и крови из багажника.
Лин кивнула. Монотонная и какая-то официальная речь полицейского покоробила ее.
– Для чего все это, если тебе достаточно сравнить ДНК крови из багажника с пробами ДНК Сары из национальной картотеки?
– Потому что у меня нет ни малейшего желания, чтобы дело опять ушло от нас. Запрос во FNAEG[8] относительно профиля Сары привлечет внимание лионских сыщиков, и они прикатят сюда. А я этого не хочу. До тех пор пока можно вести это дело так, как оно было квалифицировано, то есть как нападение, мы будем держать банк. Автомобиль принадлежит твоему мужу, так что я на законном основании сделаю запрос судье.
Лин перекатывала стакан в ладонях. Колен боится упустить дело. Она не сводила глаз с кучки пепла в камине.
– Если ты думаешь, что… кровь принадлежит Саре или что она могла сама написать это сообщение, значит… ты все еще, четыре года спустя, считаешь, что Жюлиан может быть в этом замешан? И что все ошиблись насчет Энди Джинсона? Но, Колен, ты отдаешь себе отчет…
– В багажнике автомобиля твоего мужа обнаружена кровь. Я обязан рассмотреть все варианты.
Он утонул в кресле, подперев ладонью лоб, словно старый мыслитель.
– Послушай… Ты ведь знаешь, все эти годы у меня здесь было достаточно времени, чтобы поразмыслить. Зимой в Берке нечего делать, только шевелить мозгами. Вот я и шевелил, задавал себе вопросы. Изо дня в день мусолил детали расследования. Но когда ты всего-навсего мелкий провинциальный сыщик, тебе сложно двигаться вперед, потому что у тебя нет доступа к скрытым подробностям, и, даже находясь в самой сердцевине процесса, ты неминуемо оказываешься не у дел. Когда ты просишь, чтобы тебе разрешили прочесть то или это, или высказываешь свои соображения, тебе намекают, что, мол, лучше тебе и дальше разнимать драчки между алкашами в своем ничтожном захолустье. Эти парни из лионской криминалки не самые симпатичные ребята.
Он вытащил блокнот и помахал им перед собой.
– Значит, надо самому соображать, ловчить, добывать информацию окольными путями. Я делаю записи в этом блокноте уже четыре года. Он посвящен… твоей семье. Здесь всё: мои замечания, хронология дела. Ты не представляешь, сколько раз я его перечитывал, сколько раз размышлял над каждой деталью, имеющейся в нашем распоряжении. Хочешь знать, что я думаю сегодня? Что вокруг Джинсона и исчезновения твоей дочери много странностей.
Эти слова из уст Колена опять заставили Лин вздрогнуть. Он никогда не шел наперекор принятому решению. А мог бы? Он же сам говорил, что он никто.
– Например?
– Ты готова выслушать эту историю еще раз? С самого начала? Все, что нам известно с той самой ночи, когда пропала Сара? И… со всеми грязными подробностями, это нелегко, я бы не хотел, чтобы ты…
– Прошло четыре года. Мы с Жюлианом пережили весь этот ужас, и я готова, Колен. Я знаю, что́ Джинсон сделал с моей девочкой, с другими похищенными девушками, и стараюсь научиться жить с этим знанием. Я знаю, какое он чудовище. Так что давай говори.
Их разговор и исписанные страницы блокнота Колена вернули Лин к ее болезненным воспоминаниям. Вечер 23 января 2014 года возник перед ее мысленным взором, словно это было вчера. Она вспомнила прогулку по пустынному пляжу в поисках идеи для книги, которая все не появлялась: плеск волн, быстрое движение крабов среди скал после их долгого прямого пути по влажному песку, плотный туман, пришедший с моря. Она получила от Сары сообщение и селфи около 17:30, неподалеку от блокгауза, расположенного в южной части залива, примерно в километре от виллы. Обеспокоенная более чем двухчасовым отсутствием дочери, Лин в 19:45 несколько раз пыталась дозвониться на мобильник Жюлиана. Он ответил только приблизительно в 20:30, сославшись на то, что заработался в крипте кафедрального собора Нотр-Дам в Булонь-сюр-Мер, в сорока километрах от дома.
– Очень скоро нам стало известно, что Жюлиан солгал. В то время, когда исчезла твоя дочь, он был не в базилике, а с Наташей Дамбрин, своей начальницей, архитектором-реставратором. Он не сразу сознался и едва не угодил в тюрьму из-за этой неприличной истории.
Лин отхлебнула виски. Она вспомнила невыносимые обвинения против Жюлиана, вспомнила, как жалко выглядел ее муж, когда перед ней и сыщиками ему пришлось признаться в своей измене. Стыд, сокрушивший его, и сразу после этого – его сошествие в ад. А она ничего не видела, поглощенная поисками идеи для книги – той самой, что спустя четыре года станет «Последней рукописью». Несмотря на гнев, на разочарование, она поддержала Жюлиана, осталась с ним: только исчезновение дочери имело значение. Но связь, скреплявшая их семью, распалась.
– Алиби твоего мужа основано на трех пунктах: первый – показания Дамбрин. Второй – наличие у них любовного гнездышка, обнаруженного в башне форта Амблетёз. Третий – местонахождение его мобильника по геолокации GPS в Амблетёзе, в шестидесяти километрах отсюда, в то время, когда ты звонила, чтобы сообщить об отсутствии Сары.
Не надо быть ясновидящим, чтобы догадаться, что Колен, даже если он этого явно не выказывает, ненавидит Жюлиана.
– Судебная полиция прекратила расследование в отношении Жюлиана. Только такой псих, как персонажи твоих книг, мог бы похитить собственную дочь, специально оставив свой мобильник в Амблетёзе, чтобы симулировать свое присутствие там, а заодно втянуть в дело любовницу, сделав ее таким образом своей сообщницей.
– Жюлиан обожал Сару, он никогда не причинил бы ей ни малейшего зла. И он мой муж, поэтому такой вариант даже не рассматривается.
– Существует куча доказательств того, что, даже обожая человека, можно причинить ему зло. Ладно, оставим, в любом случае мы не обнаружили ни одного прокола, никакой улики, противоречащей их показаниям относительно того вечера. С тех пор расследование превратилось в пустую трату времени. Ни свидетеля, ни подозреваемого, ни мотива – ничего в течение полугода, а потом, двадцатого июля две тысячи четырнадцатого года вы получили прядь волос в конверте с почтовым штемпелем Дром. Эта информация распространяется в полицейских картотеках и доходит до криминальной бригады Лиона: они уже три с половиной года ведут расследование по трем исчезновениям. Первое возле Вильфранш-сюр-Сон в январе две тысячи тринадцатого, второе в июле того же года в Аркашоне и третье в ноябре в Гапе. Единственная общая для всех этих преступлений деталь, объединяющая их в одно дело, – отправленная по почте через несколько месяцев после похищения на домашний адрес жертвы прядь волос…
Лин не сводила глаз с одной точки на низком столике. Жуткий момент, когда она вскрыла конверт и обнаружила в нем белокурую прядь, до конца дней останется в ее памяти. Жюлиан рухнул без сил, и его даже пришлось отправить в больницу.
– И тут на сцену выходит тот, кого мы еще не знаем как Энди Джинсона…
– Да… Бесследно исчезающие юные хорошенькие девушки. Мы предполагаем, что преступнику удается проникнуть в дом к некоторым жертвам, но взлома никогда не обнаруживаем. Места похищений удалены друг от друга, конверты отправлены из разных городов, но почтовый штемпель всегда указывает на один департамент – Дром, где, вероятно, проживает похититель. А главное, имеются эти пряди волос, которые недвусмысленно связывают все четыре похищения…
Он ткнул указательным пальцем в цифры, написанные прямо посреди страницы.
– Пятьсот двенадцать. Нашелся же сыщик, который сообразил подсчитать волосы, и обнаружить, что их каждый раз пятьсот двенадцать. Ни больше, ни меньше. Пятьсот двенадцать волос в каждой отправленной пряди. Наш похититель работает скрупулезно. Полицейские пытаются составить его психологический профиль и сходятся на мигрирующем хищнике: преступник перемещается. Однако есть какое-то определенное место в Дроме, куда он всегда возвращается после своих странствий. Потому его и прозвали Путешественник. Убийца, который где-то отсиживается и нападает, когда подворачивается возможность. Все это постепенно приводит нас на парковку автофургонов в пятистах метрах отсюда… И тогда гипотеза обретает форму: а что, если похититель Сары останавливался со своим фургоном в Берке, одновременно с какими-то другими людьми, оказавшимися там в ночь ее исчезновения?
Колен перевернул страничку блокнота. Разумеется, он знал детали дела наизусть, но записи помогали ему найти точный момент, место, обстоятельства.
– К этим автофургонам мы еще вернемся, а пока продолжим. В две тысячи четырнадцатом и пятнадцатом годах вслед за Сарой пропадают еще пять девушек. Они живут в Сен-Мало, Тулоне, Трапе, Ване и Крее. Таким образом, вместе с твоей дочерью пропавших становится девять. Девять никому не известных благополучных молодых женщин, о которых больше никто никогда ничего не слышал. Конец две тысячи пятнадцатого – это переломный момент. В Марселе пропадает Лора Бурдон, двадцати двух лет. Через два дня после ее исчезновения, когда похититель останавливается в чистом поле, потому что у него лопнуло колесо, ей удается бежать из фургона, где он держал свою жертву. Она выскакивает на дорогу, какая-то машина подбирает ее, и водитель очень кстати записывает номера автофургона. Спустя несколько часов полиция задерживает шофера на пункте оплаты дорожной пошлины.
– Энди Джинсон, сорока пяти лет.
– Да, безработный строительный прораб, одержимый головоломками и логическими задачками. Число «два» и кратные ему, а также записи шахматных ходов испещряют стены спальни в его доме в предместье Лиона. Все комнаты забиты сотнями цифровых замков и конструкций из металла и дерева. Настоящий сумасшедший. Поначалу дело ведет жандармерия, но очень скоро информацию о нем получают лионские сыщики. Они полагают, что наконец-то задержали похитителя, человека-невидимку, который заставлял их три года распутывать этот клубок… Энди Джинсона.
Лин всего однажды встретилась взглядом с черными глазами Энди Джинсона, во время реконструкции похищения в Вильфранш-сюр-Сон. Полицейский заслон отделил их с мужем от убийцы, а потом и вовсе отвел в сторонку, потому что утративший контроль над собой Жюлиан был готов броситься на Джинсона. Убийца посмотрел на них с полным отсутствием каких-нибудь чувств. Ни малейшего сожаления на лице с седыми усами и потухшими глазами.
О проекте
О подписке