12

Даже здесь, в своем рабочем кабинете в клинике, Люк Грэхем не может не думать об Алисе. В последние недели в отделении психотерапии события развивались с необычайной скоростью. После занятий с Коринной, девушкой, испытывающей панический страх перед уколами и кровью, ему хотелось только одного: пробраться в сложно устроенный мозг своей молодой пациентки, проникнуться звуками ее голоса, понять, продвинуться дальше. Он садится на стул, закрывает глаза и включает маленький магнитофон, который хранит в ящике стола. Кассета номер четырнадцать.

– Перескажите мне свой повторяющийся страшный сон, Алиса.

– Я прижата к каменной стене, руки и ноги раскинуты. Я голая, я прикована цепями, на запястьях – железные кольца. Стена уходит в обе стороны, углов не видно. Это напоминает средневековую темницу. Мне холодно, я хочу есть. Мне хочется пить. На земле передо мной извивается большая змея. Она разевает пасть, она хочет впиться зубами в шрам у меня на животе. Я пытаюсь кричать, но изо рта у меня вылетают только пузырьки без слов, а мой отец давит их пальцами и улыбается. Отец как бы парит над землей, под двумя большими перекрещенными балками.

– Эти балки находятся в вашей камере или снаружи?

– Мне… мне кажется, внутри. Доротея стоит перед дверью с решеткой, она расставила руки и загораживает выход, и они с папой обмениваются улыбками, как сообщники. А где-то за ее правым плечом неподвижно стоит Мирабель.

– Вы можете описать Мирабель?

– Она живет далеко, за холмом.

– А вы бывали у нее дома?

– Нет. А зачем?

– Опишите мне Мирабель.

– Она рыжая, у нее кривые зубы и маленькие черные глазки. Она гладит по голове маленького мальчика, его зовут Николя, у него подсохшая ссадина на коленке, он застенчивый и пугливый. За ними с потолка спускается тень, распространяющаяся на всю стену. Это…

– Алиса? Все в порядке? Продолжайте…

– Это Берди. У него большие черные крылья, он сверкает глазами.

– А кто это такой?

– Это чудовище, он уносит детей, он похож на птицу. Он всегда там, всегда… Даже в других моих снах, в других кошмарах…

– Он причинил вам зло?

– Нет, но он меня пугает. Я так боюсь его! Все время.

– Продолжайте. Ваш кошмар…

– Мой пес, Дон Диего, громко лает. Его лай отдается эхом, я не знаю, откуда он исходит, но понимаю, что собаке страшно. Внезапно змея выскакивает у меня из живота и скрывается в кармане пальто моего отца. Доротея громко смеется. И тут изо рта у меня перестают вылетать пузырьки, я начинаю кричать и просыпаюсь.

Люк нажимает кнопку, в кабинете становится тихо. Кошмар… В нем-то все и дело… Решение… Однако он еще не собрал все элементы, все детали головоломки, которые позволили бы полностью понять эту последовательность образов. Например, почему Клод Дехане парит в воздухе, под перекрещенными балками? Алиса как-то рассказывала о двух перекрещенных балках в старом деревянном сарае на отцовской ферме, тут, безусловно, есть какая-то связь. Что же касается выскакивающей из живота змеи, речь, по всей видимости, идет о материализации аппендикса, который Алисе удалили в Перу, во время путешествия с отцом, когда ей было двенадцать лет. Эта операция оставила глубокий след в психике девочки.

Люк знает, что теперь разгадка совсем близка. Он со вздохом открывает ящик и кладет туда свой диктофон. Его взгляд падает на именинную свечку в форме цифры 8. Восемь лет… Он осторожно поднимает свечку, подносит к носу, от нее пахнет миндальным пирожным… Взрывы смеха, развевающиеся на ветру волосы, воздушные змеи высоко в небе… Люк вздрагивает и кладет свечку обратно. Прошлое и все, что в нем было, должно остаться далеко, далеко позади.

Он смотрит на обложку романа «Скафандр и бабочка», главный герой которого страдает синдромом «запертого внутри». Замурованный заживо… Бедная Алиса. Какую память сохранила она о дне, когда ей исполнилось десять лет, если в тот самый день ее мать сломала позвоночник, упав с лестницы, и погрузилась во мрак синдрома «запертого внутри»? Что у нее осталось, кроме невыносимого надлома психики?

Люк подскакивает от внезапного стука в дверь кабинета. Он поспешно задвигает ящик.

– Войдите!

Интерн Каплан входит, не вынимая рук из карманов:

– Ну вот, медсестра привела в порядок нашего кататоника, теперь он выглядит получше и помоложе.

– Сколько лет на вид?

– Ну, я бы сказал, за сорок. Но он по-прежнему ни на что не реагирует. Восковая ригидность, отказ от пищи, фиксированный гипертонус. В такой позе никто не продержался бы больше десяти минут, а он уже три часа… Надо же, какой терпеливый…

Люк немедленно встает и выходит в коридор. Каплан идет за ним.

– Послушай… Мне только что поручили больную, мадам Кромбез, прелестную молодую женщину, вроде бы глуховатую. Она…

– Клиническая картина свидетельствует о нарушении по типу истерической глухоты.

– Ты ее знаешь?

Люк отвечает ему дежурной улыбкой:

– Она прекрасно слышит. Но стоит ее мужу открыть рот – все, тишина в эфире. Чтобы общаться с ней, он вынужден обращаться к детям. Никаких органических нарушений в ушах, но она действительно не слышит. Мы много чего с ней пробовали, ничего не работает. Удачи тебе!

– Вообще-то, стоит взять это на вооружение с моей подружкой. Не слышать, когда мне удобно…

Второй этаж, палата A11. Люк толкает приоткрытую дверь, обходит кровать и оказывается лицом к лицу с больным. Без бороды его лицо похоже на кремневый нож, глаза глубоко запали. Психиатр отступает на шаг, Каплан замечает, что он недоволен.

– Что-то не так?

Люк трет висок:

– Не знаю. Но мне вдруг показалось, что я его где-то видел. Тебе он никого не напоминает?

Он подходит к кататонику, склоняется над ним. Убирает со лба вьющиеся волосы, ощупывает левую сторону лица, потом правую. Достает из кармана цифровую камеру и делает снимок. Каплан с любопытством наблюдает за ним.

– Новое фото?

– Это чтобы приложить к истории болезни.

Люк поднимается в кабинет, распечатывает фотографию в двух экземплярах. Никаких сомнений, он уже встречался с этим взглядом, видел это лицо. Но где? И когда? Он безуспешно роется в памяти. Потом начинает искать в компьютере, просматривает истории забытых больных. Появляются ярлыки. Мужчины, около сорока… Психопаты, жертвы психических травм, страдающие депрессиями, несостоявшиеся самоубийцы…

Ничего. И тем не менее он знает, что уже видел этого человека. Но если не в больнице, то где же?

13

Сотрудница социальной службы Жюли Рокваль в одиночестве ест спагетти болоньезе в общем зале медицинского общежития за отделением скорой помощи клиники Салангро. Это помещение, где она обедает дважды в неделю, невероятно запущено. Повсюду тарелки с недоеденной пищей, в углах валяются огрызки фруктов, стулья заляпаны йогуртом, на стенах красуются похабные надписи. Если бы люди увидели все это, мифу о возвышенном мире медицины был бы нанесен существенный ущерб.

Жюли вытирает пальцы бумажной салфеткой и бросает равнодушный взгляд на экран стоящего в углу телевизора. Новости. Цены на нефть падают, планете грозит потепление, стоимость жизни растет. И что следует из всех этих драматических событий? Резкое увеличение числа больных в психиатрическом отделении. Одно цепляется за другое. Как в тарелке с этими паршивыми макаронами.

Ей больше не хочется есть.

Жюли устало опускает в карман яблоко, прощается с сидящим в кресле студентом – и вдруг понимает, что он крепко спит. Она подходит к нему и замирает. Он бос, и его ноги покрыты мелкими шрамами.

В ее мозгу раздается сигнал тревоги.

Она снова садится за стол и достает мобильный телефон. Люк Грэхем не отвечает, тогда она звонит Каплану:

– Это Жюли Рокваль. Вы сейчас далеко от кататоника?

– Ну, не очень, как раз иду посмотреть его. А что?

– Вы не могли бы посмотреть его ноги и сообщить мне, нет ли у него порезов или заноз?

Каплан, в расстегнутом белом халате, буквально летит по коридору:

– Сообщу, как только дойду. Еще пару минут. Сейчас…

В палате кататоника Каплана ждет все та же картина: каменная статуя. Интерн приподнимает простыню над неподвижными ногами:

– Ну вот, смотрю на его ноги. Ничего. Никаких шрамов. А, нет, какие-то старые следы, им, наверное, уже много лет. А почему вы спрашиваете?

– Потому что если бы он шел по улице босиком, то обязательно бы поранился – там всюду камни, осколки стекла… Тем более что он, скорее всего, прибыл издалека, ведь никто из местных его не опознал.

– И о чем это говорит?

– Что он не пришел сам. Кто-то его нарочно там оставил.

– Оставил? Как это понимать? Вы думаете, что… что кто-то сначала пытал его, а потом подбросил нам в качестве мрачного подарка? Ох… подождите пару минут…

Каплан хмурится. Пациент двигает челюстью, словно хочет заговорить.

– Такое впечатление, что он реагирует. Он пытается… что-то сказать.

Изо рта больного вырываются икающие звуки. Звуки, складывающиеся в слово, а потом снова наступает тишина. Интерн продолжает:

– Жюли, не знаю, поможет ли это вам… Мне кажется, что я разобрал какое-то имя. Баншар, Даншар, Бланшар… да, скорее всего, Бланшар.

– Он, несомненно, пытается сказать нам, кто он такой. Спасибо вам огромное. И главное, держите меня в курсе малейших изменений.

Она отключает телефон, подносит руку ко лбу. Внезапно раздается голос, от которого она подскакивает:

– Жалко, что вы уже поели. Разве мы не условились встретиться?

Жюли поднимает глаза. Люк Грэхем ставит на стол поднос и садится напротив нее. Она искренне улыбается:

– Вы же отклонили мое предложение. Под предлогом, что у вас «много работы».

– Ах да, извините.

Жюли смотрит на часы. Люк накручивает спагетти на вилку и говорит:

– А у вас сейчас много работы?

– Вчера в травматологию доставили шестнадцатилетнюю девушку… Хотела покончить с собой, потому что, по словам подруги, ее вроде бы изнасиловал отчим.

– Вроде бы! В этом-то вся проблема. Девочка мало что рассказывает, постоянно противоречит сама себе? Она ничего не скажет. Жертвы насилия или инцеста предпочитают хранить молчание либо из чувства стыда, либо из страха наказания…

– Я постараюсь убедить ее. С такими больными проще иметь дело, чем с шестидесятилетними. Два дня назад один тип нанес себе два удара ножом, просто от отчаяния. Не хочет ничего слышать, не выносит психиатров. И наверное, его выпишут сегодня вечером или завтра, как будто бы ничего не произошло.

Люк пожимает плечами:

– Надо смириться, нельзя же их тут оставлять навсегда против их воли. И мест не хватает, и вообще… Вы же знаете.

– Лучше кого бы то ни было.

– Кстати, приходили из службы криминалистического учета, взяли отпечатки у нашего кататоника. Я недавно звонил, у них на него ничего нет.

Жюли показывает ему на свой мобильный:

– Я только что звонила вашему интерну. Судя по всему, больной пробормотал какое-то имя. Бланшар…

Люк размышляет. Лицо кажется ему знакомым, но имя совершенно ничего не говорит.

– Это нам мало чем поможет. Знаете, сколько во Франции Бланшаров…

Люк достает из кармана последнюю фотографию кататоника, внимательно смотрит на нее.

– Подождем до завтра, до теста с ривотрилом. Нас никто не торопит. Возьмите фотографию…

Внезапно психиатр поворачивается к студенту – тот начал храпеть. Люк смеется:

– Надо же, а я ведь тоже спал в этом самом кресле. Господи, как давно это было!

– А вы где работали?

– В отделении у одного старого озлобленного хирурга, который любил оперировать под Бетховена. В операционной никому не разрешалось разговаривать. С тех пор я никогда не слушаю Бетховена.

Жюли уже не хочется уходить, ей хорошо. Она делает глубокий вдох, а потом, указывая на обручальное кольцо Грэхема, говорит:

– А знаете, не будь вы женаты, я пригласила бы вас в настоящий ресторан, где мы не говорили бы о самоубийствах, больных, операционных. Я тут пашу уже полгода и впервые вижу вас без халата.

Люк кладет вилку и отпивает глоток воды. У него перехватывает горло.

– Извините…

Он замолкает, бросает взгляд в сторону телевизора, потом уставляется в пустоту. Жюли чувствует, что в его душе что-то сломалось. Она смущенно пытается встать:

– Простите, если я…

– Я вовсе не против ресторана. Может быть, сегодня вечером? Дежурства нет, очень удачно. Пошли в «Севастополь»? И это я вас приглашаю. Встречаемся там в восемь.

Жюли старается не покраснеть:

– С удовольствием, но я не знаю, где этот «Севастополь». Понимаете, я тут недавно и…

– И мало куда ходите. Не волнуйтесь, я тоже.

Она застенчиво кивает. Люк встает и тоже кладет яблоко в карман.

– Я пришлю вам адрес по мейлу, идет?