7

Следом за Флавианом Люси вошла в палату. Казалось, Манон спокойно спит, зарывшись головой в подушку.

– Кроме отметин на запястьях и щиколотках, я не обнаружил никаких следов насилия, – сообщил врач.

– Она не была изнасилована? – прошептала Люси.

– Нет… Вы можете говорить нормальным голосом, она не проснется. Поскольку она была сильно возбуждена, мы вкололи ей легкое седативное средство. Ее кровь и волосы отправлены на токсикологический анализ. Она не обезвожена и не страдает от дефицита питания. К тому же состояние ногтей исключает предположение о длительном заточении. Сильно опухшие ноги указывают на то, что она, должно быть, прошла значительное расстояние. Никаких следов ударов, никаких ран, кроме той, что находится на ладони левой руки…

Люси перебила его:

– Есть ли у вас какие-нибудь соображения относительно этой надписи: «Пр вернулся»?

– Надрезы сделаны очень острым предметом.

– Тоже мне, новость…

Флавиан взял руку Манон и повернул ее:

– Судя по глубине проникновения, автор этой дикости действовал с крайней жестокостью… Но это еще не все…

Флавиан осторожно приподнял простыню.

Люси стиснула зубы:

– Черт…

Живот Манон пересекали два широких разреза. Два беловатых, ровных, уродливых шрама. Они как будто складывались в буквы, слова, фразы, разобрать которые было невозможно. Разве что…

Люси склонилась над спящей:

– Что это…

Она отступила к изножью кровати.

– Да… Эти разрезы сделаны таким образом, чтобы они читались в зеркале, – объяснил Флавиан. – Странно, если присмотреться, они отличаются один от другого. Как будто два разных почерка.

– Думаете, над этим произведением трудились двое?

– Да, мне так кажется. И чтобы вот так зарубцеваться, они должны были быть сделаны не меньше месяца назад.

Люси попыталась расшифровать надписи. Под грудью она различила слова: «Отправляйся к Глупцам, неподалеку от Монахов». И прямо под ними: «Найти могилу…» Последняя буква заканчивалась длинной линией, которая тянулась влево. Очевидно, «гравировка» была внезапно прервана, лезвие прошло почти на десять сантиметров вглубь.

– Черт… Как это понимать?

– Не знаю. В любом случае совершенно ясно, что она должна была видеть эти фразы каждый день, когда, одеваясь, смотрелась в зеркало. У нее нет никакой возможности не замечать их. Что-то вроде…

– Стигмата. Или клейма.

– Да. Или наказания.

Люси взглянула на правое плечо Манон с татуировкой в виде раковины, потом некоторое время, словно загипнотизированная, бездумно взирала на экран работающего слева электрокардиографа. И вдруг попросила Флавиана:

– Доктор, вы не могли бы разбудить Манон? Мне… Мне необходимо допросить ее!

– Не сейчас! Да и вообще, что вы надеетесь услышать? Вполне возможно, она не помнит, что означают эти надрезы!

– Вспомнит, непременно. Эти насечки причинили ей страдания, она… Она не могла забыть. Сколько времени? Через сколько времени я смогу поговорить с ней?

– Через час или два. Но после пробуждения она будет нуждаться в полном покое. У меня сложилось впечатление, что вы не совсем ясно понимаете ситуацию.

Ухватив Люси за локоть, доктор увлек ее в другой конец палаты.

– Очнувшись, она никого не узнает. Она не будет знать, почему находится здесь, а также – что она делала в последние годы. Она узница настоящего, вы обязаны понять это! Некоторые люди, страдающие амнезией, забывают даже, что потеряли память: они, подобно золотым рыбкам, плавают в своем аквариуме! Рубцы на животе – это, возможно, единственные ее ориентиры. Или, наоборот, мýка, которую она ежедневно терпит. В любом случае давайте поосторожней, ладно?

Слегка скривившись, Люси кивнула. У нее начинала побаливать голень. Многовато пробежек за последние дни…

– Скажите, – начала она. – Доктор Хардиф назвал мне имя ее психолога, некоего Ванденбюша…

– Скорей ее невролога…

Казалось, Флавиан колеблется.

– Хорошо, попробую переговорить с ним… Мне бы самому хотелось получше разобраться в этой безумной истории.

Люси почувствовала, что у нее в кармане завибрировал телефон.

– Лейтенант? Это Грё!

Майор буквально орал в трубку, пытаясь перекричать рев дождя, обрушивавшегося на полицейский автомобиль.

– Мы сделали, как вы сказали, не стали вас дожидаться! Вот только что приехали в окрестности Рема, на место, которое указал парень, подобравший Манон Муане! Правда, наши коллеги из жандармерии были уже там, они приехали на ДТП, случившееся из-за этой проклятой рухнувшей ветки!

– У вас что-нибудь есть? – спросила Люси.

– А то! Будете довольны! Или нет, вот уж не знаю! Когда мы рассказали жандармам, что именно на этом месте была обнаружена девушка, они не стали тянуть резину и сразу прочесали лес! Там поблизости ничего нет, кроме охотничьей хижины, метрах в ста от шоссе, в подлеске! Так вот, знаете что? Бинго!

Он прокашлялся.

– Я как раз только что вернулся из этой хижины! Думаю, дело серьезное! Похоже, придется поднимать людей!

– Что там? Труп?

Грё завопил еще громче:

– Да не совсем! Вас надо сюда привезти, это что-то необъяснимое, никогда в жизни такого не видел! Нам… Нам поставили ультиматум! Если верить следам на стенах, если мы не поторопимся, труп не замедлит появиться!

8

Энтони с довольным видом закрыл крышку мобильника и сунул его в карман.

По последним новостям, Люси только что села в свою машину на парковке возле собственного дома и теперь направлялась в сторону Валансьена. Почему она не поднялась в квартиру хотя бы на пять минут, чтобы проверить, все ли в порядке? Странная баба.

Во всяком случае, вернется она не сразу. Как порядочная мать, она спросила, чем он занимается. Тогда он запросто рассказал ей, что сидит в кресле напротив крепко спящих малышек и решает судоку.

А теперь, уверенный, что его не потревожат, студент отправился на разведку.

Благодаря выключателям с реостатами – пожалуй, единственному имеющемуся здесь хай-тек-устройству – он убавил освещение, что дало ему возможность разгуливать по трехкомнатной квартирке, не боясь разбудить девчонок.

Во-первых, компьютер. Он включил монитор. Ну-ка, ну-ка, на экране высветился сайт знакомств «Meet4love». Страница полицейской дамочки: «Тридцать лет, энергичная, вечером сова, по утрам – жаворонок. Характер, свойственный уроженкам Дюнкерка. Железная воля и нежная душа. Привлекает тайна и магия взгляда. В будущих отношениях предполагается значительное место для двух моих дочек». Усмехнувшись, Энтони позаботился выключить монитор и решил обследовать мебель в углу гостиной. Когда он только пришел, лейтенант в спешке засовывала туда какие-то документы и книги. Ей, должно быть, невдомек, что нет человека, любопытней его.

В верхнем ящике обнаружилось сочинение по практике вуду с вырванными страницами. Внутри – рисунки близнецов. Фотографии жестоких ритуалов, сделанные автором книги. Просто невероятно. Под книжонкой – ксерокопии. Подробные описания, истории болезней, очевидно засекреченные, касающиеся американских серийных убийц, с жутко кровавыми фотографиями, как и положено.

Слегка озадаченный Энтони принялся размышлять. Кто же такая эта Люси Энебель, образованная и хорошо воспитанная барышня, которую он изредка видел по утрам и вечерам, молодая женщина, никогда не приводившая к себе ни баб, ни мужиков, не устраивавшая шума и вечеринок? Какого черта мать двух малышек занимается такими гнусностями? Ему, интересующемуся в основном только робототехникой и «кустарным» производством декодеров шифрованных программ для родственников, все это казалось очень далеким от его мира.

Что, однако, не помешало ему открыть спрятанный под грудой бумажного хлама старинный трактат о препарировании, озаглавленный «Anatomia magistri Nicolai Phisici»^[8]. Это явно был оригинал, страницы от времени пожелтели и покрылись рыжими крапинками. Тщательно сделанные рисунки изображали различные мышцы человеческого тела в разрезе. На некоторых был представлен распятый на кресте человек, которого кромсали ножами пышнобородые ученые, оставляя на его теле разверстые багровые раны. Настоящий гимн страданию.

Наткнувшись на листки бумаги с пятнами крови – реально настоящей крови, он бы дал руку на отсечение, – Энтони захлопнул обложку и торопливо снова засунул фолиант поглубже в ящик.

«Хорош дрейфить! Тебе не пятнадцать лет!»

Вид спящих малышек успокоил его, он взял себя в руки. Энтони мог не бояться, что Энебель его застукает, поэтому решил изучить ее спальню – просто чтобы слегка развеяться. Он сидит с близняшками и не делает ничего дурного… Но ведь надо же чем-то себя занять. Ну и сфотографировать на мобильник трусики инспекторши, впрочем аккуратно сложенные… Забавный охотничий трофей…

Он повернул ручку двери и снял кроссовки «Reebok», чтобы наверняка не оставить следов на ковровом покрытии. Он, конечно, не полицейский, но и не полный кретин.

Спальня опрятная и скромная, как и вся квартира. Никаких ненужных безделушек. Только щетка для волос на кровати, фотографии близняшек и книжка. Еще одна мерзость, последний роман Гранже, история о свихнувшемся убийце…

Нет, ну правда, о чем думает эта тетка? Этим служащим из судебной полиции мало их работы, чтобы по вечерам еще глотать такие кровавые книжонки?

Его взгляд привлек голубоватый блеск пистолета, лежащего на крышке высокого соснового сундука. Энтони кончиками пальцев прикоснулся к кожаной кобуре.

Рядом он заметил сумочку с застежкой-кнопкой. Внутри крошечный ключик, которым наверняка открывается сейф или личный ящик в комиссариате. Студент положил ее на место и вытащил из чехла девятимиллиметровый «зиг-зауэр». Оружие ловко легло в ладонь. В свои двадцать два года Энтони никогда не держал в руках ничего подобного и сейчас испытал ощущение силы. Он повертел самозарядное оружие, прикинул его вес и осознал, что, прикрыв один глаз, целится в светильник над изголовьем кровати.

С его губ сорвалось: «Бабах!» Крутой револьвер! Нет, это не «револьвер», а пистолет, без барабана. Единственное, что он знал про такие пушки из сериалов, которые тупо смотрел по телику.

«Зиг-зауэр», магазин на пятнадцать патронов плюс один. Кстати, он заряжен? Интересно, эта придурочная им пользовалась? Где-нибудь в Лилль-Сюд или в горячих местечках Рубе?

Внезапно Энтони стало не по себе. Такая игрушка может убить. Он всунул пистолет в кобуру и положил точно на прежнее место. Энебель ничего не заметит.

Он уже собрался было изучить содержимое сундука, но его внимание привлек стоящий в углублении стены шкаф с тонированными стеклами. Он присел и попытался открыть дверцу. Заперта. Энтони приник к стеклу. Внутри что-то овальное… Ему не удавалось как следует рассмотреть, что это. В любом случае что-то необычное.

На верхней открытой полке валялась куча фотоснимков. Он бегло окинул их взглядом. На одном из них Энебель, девочка лет десяти, среди родных. Сразу видно, единственная дочь; предки у нее, судя по шмоткам и фасаду их домишка с облупившейся штукатуркой, не слишком богатые. Наверняка дочь рабочего, может стоящего у конвейера. Теперь-то она, со своей полицейской формой, должно быть, чувствует себя во всеоружии… Энтони хихикнул и занялся другими фотографиями. Близнецы со сливочным мороженым, близнецы на море, близнецы в ванночке… Можно не сомневаться, она любит своих крошек.

Он снова заинтересовался шкафом. Что она может там прятать? Отрезанное ухо? Отрубленный палец?

Необходимо найти ключ. Может, тот, что лежит в кожаной сумочке? Это ключ, которым она, судя по всему, часто пользуется, потому что хранит в надежном месте, в поле зрения. Ей явно не хотелось бы, чтобы он потерялся или валялся неизвестно где.

Разве что сегодня вечером…

Энтони положил сумочку на кровать и достал заветный кусочек металла. Сжав его в руке, он на мгновение заколебался. Имеет ли он право так глубоко вторгаться в личную жизнь этой женщины? Подумаешь! Он никому не скажет про небольшое отклонение в своем поведении. Тот, кто изготавливает пиратские декодеры, умеет хранить тайну.

Ключик идеально подошел к замочку.

В Энтони поднималась волна тревоги, но он медленно открыл стеклянную дверцу и схватил большой ламинированный лист.

Рентгеновский снимок. Точнее, фотография УЗИ.

Энтони встал под потолочный светильник и принялся внимательно разглядывать свою находку. Ему удалось различить прозрачное пятно и угадать форму фасолинки. Точнее, двух.

Близнецы.

Он пожал плечами. Страшное разочарование. И что же, это все? Просто фотка двух девочек до их рождения?

Он снова подошел к шкафу и обнаружил еще один снимок, но не успел его рассмотреть. Потому что увидел за ним еще что-то.

Что-то невообразимое.

Его лицо исказила жуткая гримаса.