Анна не могла знать, что каждую ночь, когда Агата с Лоренцой ложились спать и в доме воцарялась тишина, Антонио запирался на ключ в кабинете и доставал из ящика учебник французской грамматики, взятый в библиотеке. Он засиживался допоздна, читая и делая пометки, и останавливался лишь тогда, когда у него начинали слипаться глаза.

* * *

Карло сидел за одним из столиков перед баром «Кастелло» с Роберто на коленях и сигарой в руке и пил довольно паршивое красное вино, которое подавали в этом заведении. И тем не менее как же приятно было сидеть здесь и наблюдать за воскресной утренней суетой: кто-то выходил из церкви, кто-то, зайдя в пекарню, появлялся с подносом пирожных, кто-то протягивал монеты мальчишке, продающему газеты, и шел дальше с La Gazzetta del Mezzogiorno под мышкой.

Карло приподнимал шляпу, с улыбкой приветствуя прохожих: он знал тут всех, и казалось, что все знают его, словно за последние десять лет он и не вставал из-за этого столика.

– Привет, чужак, – раздался голос у него за спиной.

Тот самый голос. Кармела. Он знал, что рано или поздно встретится с ней. Даже странно, что они до сих пор не пересекались. После переезда он был слишком занят: надо было разобрать чемоданы, привести в порядок дом, подписать бумаги у нотариуса, осмотреть унаследованные земли… но в городке проживало лишь шесть тысяч жителей, и все друг про друга знали, так что ничей приезд или отъезд не мог остаться незамеченным.

Карло отодвинул стоящий рядом стул и, слегка улыбнувшись, жестом пригласил ее присесть.

– Я слышала, что ты вернулся. Видела тебя сегодня в церкви, – продолжая стоять, она опустила на плечи черную шаль, покрывавшую ее волосы.

Кармела превратилась в настоящую женщину. В ее шестнадцать, когда она только расцвела, между местными мальчишками началось что-то вроде соревнования – кто первый потрогает ее грудь. Они ухаживали за ней толпой, словно армия, осаждающая крепость: подавали ей руку, толкались, чтобы сесть рядом во время мессы, кто-то покупал ей булочки с повидлом, кто-то провожал до дома.

Карло знал ее с детства – они выросли на одной улице, в нескольких метрах друг от друга. Он не раз видел, как она кричала и плакала, получая оплеухи от матери, разбивала коленки, играя в догонялки, и вытирала нос рукой. Поэтому в тот год, вернувшись из летнего лагеря в Санта-Мария-ди-Леука и обнаружив ее неожиданно повзрослевшей, уверенной в себе и настолько красивой, что перехватывало дыхание, он вдруг смутился и с некоторой долей раздражения перестал с ней разговаривать. Лишь смотрел на нее издалека, изучая, будто она была каким-то новым непостижимым явлением. Дожидался, когда она встретится с ним взглядом, и тут же отводил глаза. В конце концов именно так, игнорируя, он и смог ее завоевать. Два года он трогал ее за грудь и страстно целовал украдкой, пока не пришло время уезжать: став сотрудником финансовой гвардии, он был командирован в Пьемонт, в Алессандрию. Но он собирался вскоре вернуться и жениться на ней. Так он ей и сказал.

– А это, должно быть, Роберто.

– Да! – воскликнул Карло, целуя сына в лоб.

– Какие глазищи…

– Их, к счастью, он унаследовал от мамы.

Кармела бросила взгляд на площадь, которая постепенно пустела. Чистильщик обуви Марио – здоровяк со сросшимися бровями, угловатыми чертами лица и зачесанными набок волосами, сидел, скрестив руки на груди, на скамейке между пальмой и фонтаном и не сводил с нее взгляда. Она кивнула ему в знак приветствия, потом опустила глаза и снова накинула шаль на голову. У нее такие же красивые и изящные руки, как и прежде, подумал Карло, глядя на длинные тонкие пальцы с ногтями, покрытыми красным лаком.

– А у тебя есть дети? – спросил он.

Кармела помедлила.

– Да, сын. Его зовут Даниэле. В декабре ему исполнится десять лет.

– А знаешь, ты прекрасно выглядишь, – пробормотал Карло. – Еще красивее, чем прежде.

Она устремила на него пронизывающий взгляд темных глаз.

– Но все же я оказалась недостаточно хороша, чтобы заставить тебя вернуться.

Он сделал глоток вина и не смог сдержать гримасу: мамма миа, ну и кислятина, хоть салат заправляй вместо уксуса.

– Ты же знаешь, я писал тебе об этом, – сказал он, опуская стакан на стол.

– Да, да, я знаю, – ответила она, махнув рукой, словно отгоняя назойливую муху.

– Однако кольцо на палец тебе успел надеть кто-то другой, как я погляжу.

Кармела прикоснулась к кольцу.

– Ну, если бы я дожидалась тебя, то умерла бы старой девой.

– Ты бы ни за что не умерла старой девой. Только не ты.

– А что же твоя синьора? Ее почти не видно. Почему? Ей не по нраву наш городок?

– С чего ты взяла? Ей просто нужно время, чтобы освоиться. Слишком много всего на нее свалилось в последнее время. Смерть Клаудии, переезд. Вот увидишь, потихоньку…

– Да, я слышала про девочку. Какое несчастье.

– Да, – он сжал губы… И выпил еще глоток.

– Боже, ну и гадость это вино, – вырвалось у него.

Кармела рассмеялась.

– Конечно, это же не то вино, что делал мой отец. Вот оно тебе нравилось.

– Вино дона Чиччо! Кто ж его забудет. Он все еще его делает?

– Уже нет. Стало слишком тяжело. Сорвал спину.

– Жаль. Я с удовольствием выпил бы стаканчик.

– У меня дома еще осталось несколько бутылок. – Она бросила взгляд на часы на городской ратуше и на Марио, который все еще смотрел на нее. – Мне пора, – сказала она наконец.

– Может быть, я как-нибудь зайду, – воскликнул Карло. – Выпить вина, я имею в виду, – тут же добавил он смутившись.

Кармела натянуто улыбнулась, попрощалась и, повернувшись к нему спиной, зашагала прочь, уверенная, что он смотрит ей вслед.

* * *

Лоренца распахнула входную дверь и с порога закричала:

– Мама, смотри, мы с тетей Анной сделали песто!

И помчалась на кухню показать стеклянную баночку, которую крепко сжимала в руках.

– Я уже приготовила поесть, – резко оборвала ее Агата.

Улыбка на личике Лоренцы мгновенно погасла. Антонио, тяжело вздохнув, подошел к ней и попытался утешить.

– Оставим песто на завтра, – сказал он, гладя дочь по голове.

– Не нравится мне эта штука. Не наше это, – проворчала Агата, продолжая греметь кастрюлями.

Антонио уже знал, что песто испортится и в итоге все придется выбросить. Анна ведь сказала им съесть его в тот же день…

– Иди сюда, Лоренца. Помоги мне накрыть на стол, – сказал он мягко, забирая у нее из рук баночку и ставя на буфет.

– Правильно, идите в гостиную, – закончила разговор Агата, вытирая руки о фартук.

* * *

– А вот и мы!

Карло вошел на кухню со спящим Роберто на руках: по дороге домой мальчика сморил сон.

– Это месса так на него повлияла, – иронично заметила Анна, осторожно забирая ребенка из рук мужа. Карло, расхохотавшись, попытался обнять ее сзади и поцеловать.

Анна, смеясь, попросила его прекратить, чтобы не разбудить Роберто. Но, уложив сына в кроватку, она сама крепко обняла Карло и подарила ему долгий поцелуй – за всю жизнь так целовала его только она.

Дымящиеся трофье^[5] с песто уже стояли на столе, но в это воскресенье им пришлось есть их остывшими.

* * *

На Феррагосто^[6] жара стояла с самого утра. Анна проснулась вся в поту и сдвинула на лоб черную шелковую маску, которая закрывала ей глаза. Карло в постели уже не было. Через мгновение она услышала, как он напевает что-то за закрытой дверью ванной – он всегда так делал, когда брился. Она поднялась с кровати, села у туалетного столика, взяла с мраморной столешницы щетку и расчесала волосы, глядя в большое овальное зеркало в раме из красного дерева. Потом погладила по щеке сына, безмятежно спящего в своей кроватке, и спустилась на кухню. Налила в ковшик молока и слегка подогрела его – недолго, всего минуту, чтобы оно стало слегка теплым, как она любила. Налила его в чашку и вышла с ней в садик. Устроившись на скамейке в тени гранатового дерева, Анна подобрала хлопковую белую ночную рубашку, поджала коленки к груди, обнажив тонкие розовые лодыжки, и перебросила на один бок длинные распущенные волосы. Крепко держа чашку обеими руками, она задумчиво сделала первый маленький глоток. Где она была в прошлом году в этот день? Роберто было всего несколько месяцев, и Карло вывез их на пикник в окрестностях Пиньи. Они пообедали, сидя на расстеленном покрывале в лесной прохладе, которую она так любила, где не слышалось ни единого звука, кроме стрекотания сверчков и щебетания птиц. Потом Карло достал из бумажного пакета пишаделу – ее любимый вид фокаччи – и они разделили ее пополам.

Анна провела рукой по мокрой от пота шее. Невероятно, сказала она себе, я продолжаю потеть даже в тени… Она со вздохом откинулась на спинку скамейки и сделала еще глоток молока. Агата не появлялась уже несколько дней, подумала она. Не то чтобы ее это огорчало, ни в коем случае. В определенном смысле Анна даже испытывала облегчение оттого, что невестка ослабила хватку. Но уж очень внезапно она исчезла. Может, обиделась на то, как ответила ей тогда Анна? Но ей самой ее слова вовсе не показались грубыми. Неделей ранее Агата заявилась к обеду и принесла фриттату^[7] с сухарями и мятой.

– Агата, спасибо тебе большое. Это очень мило с твоей стороны. Но я хотела бы сама готовить для своей семьи, – сказала она ей.

Что в этом было плохого? Она не сказала ничего обидного!

– Доброе утро, любовь моя, готова ехать на море? – В сад вышел Карло, благоухая ментоловым лосьоном после бритья. Он наклонился, чтобы поцеловать жену, и провел рукой по ее волосам.

– На море? Но у меня даже купальника нет, – запротестовала она.

– Ничего страшного! Что-нибудь придумаем. Не будем же мы сидеть здесь, умирая от жары, – весело ответил он.

– И как же мы туда доберемся, позволь спросить?

– На автобусе. Он отправляется ровно через пятьдесят минут, – объяснил он. – Антонио, Агата и Лоренца ждут нас на площади.

– Ты уже все устроил… А почему я ничего об этом не знала? – напряглась Анна.

– Потому что я хотел сделать тебе сюрприз! Будет весело, вот увидишь. Спокойно заканчивай завтракать, а я соберу Роберто.

Автобус отъехал от площади Кастелло с получасовым опозданием: желающих уехать было так много, что они расталкивали друг друга, пытаясь протиснуться внутрь. Бурное возмущение со стороны тех, кому не хватило места, заставило водителя пообещать, что он сразу же вернется за второй партией пассажиров.

– В баре для каждого из вас оплачено по стаканчику лимонада, – объявил Карло тем, кому предстояло остаться. – Освежитесь немного, пока ждете следующий рейс.

И под восторженные возгласы поднялся в автобус.

– Ты слышал? Этот синьор угощает нас лимонадом, – сказала какая-то молодая женщина сынишке, который капризничал из-за жары, сидя у нее на руках.

– Я не поняла – ты что, за всех заплатил? – спросила Анна.

– Конечно, – ответил Карло, усаживаясь рядом с ней. И с улыбкой помахал ребенку в окно.

Она посмотрела на него в замешательстве.

– Но зачем?

– Как это зачем? Это проявление любезности. Ведь этим беднягам придется ждать под палящим солнцем.

– Да, но тебе-то какое дело? Они что, сами не могли купить себе лимонад?

Карло пожал плечами.

– У нас тут так принято. Мы всегда так делаем.

– Может быть. Как по мне, это довольно глупый способ выбрасывать деньги на ветер.

– О деньгах не беспокойся, любимая, – успокоил он Анну, коснувшись ее колена. – Их у нас достаточно.

– Но это не повод их транжирить, – возразила она.

– Тетя, я хочу сидеть рядом с тобой, – вмешалась Лоренца, высунувшись с сиденья позади них.

Карло потрепал ее по щеке.

– Ну хорошо, – сказал он поднимаясь. – Но только в этот раз, ладно?

И, подмигнув племяннице, пересел на ее место рядом с Агатой, которая обмахивалась черным кружевным веером. Антонио, с головой погруженный в чтение, сидел в другом ряду рядом с парнем, который смотрел в окно, прижавшись носом к стеклу.

Ближайший пляж, Сан-Фока, находился всего в нескольких километрах от города, но там было так шумно и многолюдно, что у Анны возникло желание сесть обратно в автобус и вернуться в тихое спокойствие своего садика с гранатовыми деревьями.

– Подержи, пожалуйста, ребенка, – попросила она Карло, передавая ему Роберто.

– Все хорошо, любимая? – заволновался тот.

Анна не ответила. Она надела соломенную шляпу, которую захватила с собой из дома, взяла за руку Лоренцу и пошла вместе с ней по горячему песку в поисках свободного места. Задача казалась невыполнимой: везде кто-то лежал и загорал, дети с ведрами и лопатками строили замки из песка, взрослые играли в мяч, размахивая обтянутыми кожей деревянными ракетками. В конце концов им все же удалось отыскать незанятый клочок пляжа: Карло и Антонио сели спиной к спине, а Анна и Агата, посадив детей в середину, пристроились рядом, вытянув ноги.

Анна чувствовала себя пленницей этой удушающей жары и кишащего повсюду многоголосого человеческого роя. Ей докучали даже звуки диалекта, этого все еще совершенно непонятного ей языка, со всеми его «U» на конце слова и «Z», которые выскакивали в самых немыслимых местах. Но никто из ее спутников не обращал на это никакого внимания. Все, кроме нее, казалось, были абсолютно счастливы здесь находиться.

Карло вдруг встал и снял с себя рубашку и брюки, под которыми оказались купальные шорты в бело-синюю полоску до середины бедра. – Пойду окунусь, – объявил он. – Кто со мной?

– Я. Не могу больше, мне пора охладиться, иначе я расплавлюсь, – пожаловалась Агата, продолжая обмахиваться веером. – Лоренца, пойдем с нами, тебе надо намочить голову, чтобы плохо не стало, – добавила она, вставая. Агата сняла с дочери футболку, и та осталась в желтом купальном костюме с шортиками.

– Тетя Анна, пойдем с нами, – взмолилась Лоренца.

Анна погладила ее по голове и сказала, что пока предпочитает остаться здесь.

– Антонио, ты идешь? – спросил Карло.

– Как только дочитаю главу, – ответил тот, кивая на страницу.

Карло наклонился, чтобы чмокнуть в лоб Анну, а потом Роберто.

– До скорого, – сказал он. – Смотри не обгори. – И с улыбкой поправил ее соломенную шляпу, съехавшую на бок.

Анна следила за ним взглядом, пока он шел в сторону моря, перекидываясь шутками с идущими рядом Агатой и Лоренцой. Увидев, что они зашли в воду, она подняла глаза и посмотрела на Антонио, который продолжал читать, не замечая ничего вокруг.

Почувствовав на себе ее взгляд, он оторвался от романа и взглянул на нее.

– О чем она? – спросила его Анна.

Антонио растерялся.

– Кто?

– Книга, которую ты читаешь, – рассмеялась она.

– А, книга, – воскликнул Антонио, краснея. – Ну, даже не знаю, – продолжил он, удерживая между страницами большой палец вместо закладки, – там говорится о человеке, погрязшем в грехе уныния, который сидит запершись в своем доме и ничего не делает, но при этом завидует всем, кто способен активно действовать. Называется «Записки из подполья».

– Да, знаю, это Достоевский. Но я ничего у него не читала.

– А какие книги тебе нравятся?

Анна откинулась назад, опершись на локти.

– Джейн Остин, сестры Бронте…

– То есть ты предпочитаешь дамские романы?

– Не только. Я прочла всего Флобера, Толстого… и потом, прости, почему ты так говоришь?

– Как «так»?

– Таким снисходительным тоном. Как будто романы, написанные женщинами, недостаточно хороши.

– Нет, нет, ты неправильно меня поняла. Я ни в коем случае не хотел их принизить, поверь. Я, например, тоже читал «Гордость и предубеждение».

– И как, тебе понравилось?

Антонио пожал плечами.

– Я просто предпочитаю других писателей, вот и все.

В этот момент мимо них прошел мальчишка с тележкой, громко выкрикивая:

– Свежий миндаль! Покупайте свежий миндаль!

Анна поморщилась.

– Почему вы так кричите?

– Кто «вы»? – спросил Антонио.

– Южане.

Тот скривил губы в горькой улыбке.

– Ну, не все. – И посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты нет. Я знаю. И Карло тоже не такой, – смягчилась Анна.

– Знаешь, я тут подчеркнул одну фразу, которая навела меня на мысли о тебе.

– Обо мне? С чего вдруг?

– Хочешь, я тебе ее прочитаю?

– Да, конечно.

Антонио полистал книгу в поисках нужной страницы.

– Вот. – И начал читать спокойным голосом: – «Мучило меня тогда еще одно обстоятельство: именно то, что на меня никто не похож и я ни на кого не похож. "Я-то один, а они-то все", – думал я и – задумывался». – Он закрыл книгу и посмотрел на Анну.

– Такой я тебе кажусь? – спросила она, нахмурившись.

– А разве ты не так себя чувствуешь?

Анна не успела ответить, потому что в этот момент к ним подбежала Лоренца, с которой стекали струйки воды:

– Тетя, папа, пойдемте! Море теплое-претеплое!