Глава 1
Идеал

Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине.

Иоан. 4:24

Высочайшее желание, которое может лелеять разумный человек, и исконнейшее его право – это быть совершенным. Знать все, любить все и быть известным всем и возлюбленным всеми; быть господином всего сущего – вот состояние, которое в какой-то степени ощущается интуитивно; однако интеллект смертного не в силах даже вообразить себе, что такое возможно. Некоторое представление о подобном блаженстве имеет тот, кто был – пусть на краткий миг – счастлив. Тот, кого не тяготят печали и не волнуют собственные желания, тот, кто осознает свою силу и знает, что он свободен, может почувствовать себя властелином миров и царем творения; и в такие моменты он и правда является им – для себя, – хотя кажется, что подданные его даже не подозревают о его существовании.

Но когда человек пробуждается от грез и смотрит на внешний мир через окошки своих пяти чувств, когда он начинает рассуждать об окружающем разумно, видение исчезает; он видит себя сыном Земли, смертным, прикованным множеством цепей к одной из пылинок Вселенной, к шарику материи, зовущемуся планетой и дрейфующему в безграничном пространстве. Он считает теперь, что идеальный мир, который мгновением раньше являлся ему во всем своем великолепии и славе, был лишь беспочвенным порождением мечты, не имеющим никакого отношения к действительности; что несомненно реально лишь физическое существование и его несовершенства, и иллюзии этого существования кажутся ему тем единственным, что достойно внимания. Человек видит вокруг себя материальные формы и начинает искать среди них то, что отвечает его высочайшему идеалу.

Величайшее желание каждого смертного – достичь того, что существует в нем как его высший идеал. Нельзя представить себе человека без идеала. Сознавать – значит сознавать наличие некоего идеала; разрыв с идеальным миром был бы смертью. Человек, не стремящийся к нему, бесполезен в хозяйстве Природы: тому, кто осуществил все свои желания, незачем больше жить, ибо жизнь для него теперь не имеет смысла. Каждый связан со своим идеалом: тот, чей идеал бренен, умирает вместе с ним, но тот, кто избрал нетленное, разделит его бессмертие.

Человек живет в двух мирах: внутреннем и внешнем. Эти миры существуют каждый в своих особых условиях; тот, где человек пребывает сейчас, и представляется ему реальным. Когда он полностью уходит во внутренний мир – во время сна или в глубокой задумчивости, – образы внешнего мира меркнут, однако после того, как человек очнется, увиденное им в таких состояниях забывается или остается лишь тенью воспоминания. Жить одновременно и здесь, и там может лишь тот, кому удалось гармонично слить свой внутренний и внешний миры в один.

Так называемое реальное редко соответствует идеальному, и часто случается, что человек после многих безуспешных попыток воплотить идеал во внешнем мире, разочарованный, обращается опять к миру внутреннему и решает отказаться от исканий; но если он сумеет реализовать свои стремления, для него наступает миг счастья – тогда, как мы знаем, время перестает для него существовать, внешний мир сливается с внутренним его миром, его сознание поглощено обладанием обоими, и при том он остается человеком.

Художникам и поэтам ведомы такие мгновения. Изобретатель, видящий, что его открытие признали и приняли, солдат, с победой возвращающийся с войны, влюбленный, соединившийся в предметом своих желаний, – все они забывают и теряют себя полностью, отдаваясь созерцанию своего идеала. Святой, в экстазе созерцающий представшего перед ним Спасителя, купается в океане восторга, и сознание его целиком сосредоточено на идеале, который он сам создал силами своего разума и души, но который столь же реален для него, как любое существо из плоти и крови. Шекспировская Джульетта находит свой смертный идеал в образе юного Ромео. С ним она забывает бег времени; ночь уходит, но она не замечает этого, и когда жаворонок поет, возвещая рассвет, она принимает его песнь за трели соловья. Счастье не ведает времени и не понимает опасности. Но идеал Джульетты смертен, и он умирает, а она, потеряв свой идеал, тоже должна умереть; бессмертные же идеалы этих влюбленных соединяются вновь в царстве вечности, куда они входят через врата физической смерти.

Но как для Джульетты солнце встает слишком рано, так для всех, кто обретает свой хрупкий идеал во внешнем мире, счастье уходит быстро. Воплощенный идеал перестает быть идеалом; бесплотные образы внутреннего мира, оказавшись в грубых руках смертных и одетые в материю, неизбежно умирают. Прежде чем человек сможет обрести бессмертный идеал, он должен утратить свою тленную природу.

Низшие идеалы можно убить, но их гибель вызывает к жизни новые их подобия. Из крови убитого вампира рождается целая стая. Исполненное эгоистическое желание открывает дорогу таким же желаниям, удовлетворенная страсть сменяется другой подобной же страстью, а за утолением чувственных порывов следует новая буря. Земное счастье кратко и часто оборачивается в итоге отвращением; лишь любовь к непреходящему бессмертна. Материальные достижения гибнут, ибо формы недолговечны и быстро разрушаются. Достижения интеллекта пропадают втуне, ибо интеллектуальные убеждения подвластны переменам. Желания и суждения изменяются, и память тускнеет. Живущий воспоминаниями о прошлом цепляется за нечто уже мертвое. Ребенок становится взрослым, а взрослый – стариком, который опять превращается в ребенка; место детских игрушек занимают игрушки ума, но исполнив свое предназначение, они оказываются столь же бесполезными, как те, первые; лишь духовные реалии вечны и истинны. В постоянно вращающемся калейдоскопе Природы иллюзорная часть принимает все новые и новые формы. То, что высмеивалось как суеверие в одном столетии, в другом подчас принимают за основу наук, и то, что кажется мудростью сегодня, завтра, возможно, станут считать абсурдом. Неизменна лишь истина.

Но где человеку найти ее? Если он углубится в себя в достаточной мере, истина откроется ему; каждый способен понять собственное сердце. Человек может озарить светом разума глубины своей души – и тогда он откроет, что она бездонна, как небо над его головой. Он может найти кораллы и жемчуг или увидеть чудовищ в ее безднах. Если намерения его тверды и непоколебимы, ему дано будет войти в святая святых его собственного храма и узреть богиню, сбросившую покровы и пелены. Не каждому под силу добраться до этих глубин, ибо мысль легко сбивается с пути; но сильный и настойчивый искатель будет снимать один покров за другим, пока в самом центре не найдет зерно истины, которое, пробужденное к сознательной жизни, вырастет и станет солнцем, изливающим свой свет на весь внутренний мир, где содержится все.

Как нам постичь истину? Истина, пробужденная к сознательной жизни, знает, что она такое; она – Божественный принцип в человеке, неподверженный ошибкам и неподвластный иллюзиям. Когда поверхность души не волнуема бурями страстей, когда никакие эгоистические желания не нарушают ее покоя и воды ее не замутнены отражениями прошлого – тогда в глубинах ее как в зеркале мы видим образ вечной истины. Постичь истину во всей ее полноте значит обрести жизнь и бессмертие; потеряв способность распознать ее, мы оказываемся в объятиях смерти. Глас истины в человеке, еще не пробудившемся к духовной жизни, звучит как «тихий, слабый голос», который можно различить в сердце; несовершенный улавливает его, как мы в полусне иногда слышим далекий звон колоколов; но в том, кто осознал жизнь, кто видел воскресение Духа в своем сердце и принял крещение первого посвящения, через которое прошел сам, голос вновь рожденного эго перестает быть неясным звуком и превращается в могущественное Слово Властителя. Пробужденный принцип истины обладает самосознанием и самодостаточностью, он – великое Духовное Солнце, которое знает, что оно существует. Он выше интеллекта и выше науки, он не нуждается в подтверждении «признанными авторитетами», его не заботят чужие мнения, и решения его нельзя оспорить. Он не знает ни сомнений, ни страха, но всегда спокоен в своем высшем могуществе. Его нельзя ни изменить, ни заменить, Он всегда был и остается самим собой, независимо от того, воспринимает его смертный человек или нет. Он сравним со светом земного солнца, который нельзя погасить в мире, но от которого человек порой добровольно закрывается. Мы можем ослепить себя и не воспринимать истину, но сама истина от этого не меняется. Она озаряет душу и разум тех, кто пробудился к бессмертной жизни. Чтобы осветить маленькую комнатку, достаточно слабого огонька, а для большой залы нужен яркий светильник, но и там и там свет одинаково ярок; так и в сердцах всех людей свет не замутнен ничем, но сияет ярче или слабее в зависимости от их личных качеств.

Нет ничего выше истины, и потому постижение истины есть высший человеческий идеал. Высочайший идеал Мироздания должен быть всеобщим идеалом. Все люди устроены одинаково, в соответствии с одним вселенским законом, и потому высший идеал одинаков для всех и доступен всем, и в его достижении все индивидуальности соединяются в одно. Пока человек не сознает высочайший идеал Мироздания, таковым для него будет тот высший идеал, который он способен осознать; но поскольку существует идеал выше воспринимаемого им в данный момент, неосознанно он будет стремиться к нему, если только не станет специально упорно отвергать его зов. Только достижение высочайшего вселенского идеала может дать бесконечное счастье, ибо достигшему самого высшего нечего больше желать. Покуда существует идеал более высокий, человек будет стремиться к нему, но высочайший идеал, если он обретен, перестает притягивать, и человеку уже некуда стремиться, до той поры, пока сам уровень высочайшего идеала не станет выше. Таким образом, существует некое состояние совершенства, которого любой из людей может достигнуть и которое никто не может превзойти, пока вся Вселенная не поднимется на следующую ступень. Каждый вправе подняться до этого высочайшего уровня, но не все в равной мере способны к развитию: кто-то добивается успеха быстро, кто-то отстает по дороге, и, наверное, большинство падают и им приходится начинать все с начала, с первой ступеньки лестницы. Из любого желудя, оказавшегося на земле, может вырасти дуб, но не все попадают в одинаковые условия. Некоторые прорастут, а кое из каких даже вырастут деревья, но большинство ожидает разложение и превращение в материал, из которого могут быть изваяны новые формы.

Высочайшая истина не доступна полностью человеку в смертной его форме. Тем, кто достиг совершенного сознания абсолютной истины, не нужна никакая форма, вмещающая сознание; они принадлежат к племени бесформенных. Те, кто скован цепями личности, не могут объединиться с универсальным принципом; разум, ставший столь необъятным, что телесный дом-темница уже не может вместить его, и не нуждается более в этой темнице. Духу нужно быть облеченным в некую форму только на первых шагах его развития. «Одежды кожаные»⁵ служат ему защитой от разрушительных стихийных влияний, принадлежащих к царству зла, пока он не способен этому злу противостоять. Когда дух познает зло и обретает силы, чтобы подчинять его себе, когда он постигает истину, «вкусив от древа Жизни и обретя жизнь вечную»⁶, он уже может защитить себя сам и телесная оболочка ему далее не требуется.

Человек, не достигший совершенства, если только он не начал деградировать, интуитивно ощущает, что истина есть, но не воспринимает ее непосредственно. Ученый, который строит свои умозаключения исходя только из чувственного восприятия, далее всех отстоит от осознания истины, ибо он ошибочно принимает за реальность иллюзии, порождаемые его органами чувств, и отвергает откровения, сообщаемые ему его же собственной интуицией. Философ, не способный узреть истину, пытается постичь ее своим интеллектом и может даже в чем-то приблизиться к ней; но тот, в ком истина осознала себя, знает ее непосредственно и, единственный, не может ошибиться. Такое состояние непонятно большинству людей, непонятно ученым и философам в той же мере, как и людям необразованным, и однако же существовали и существуют в наши дни те, кому удалось его достичь. Это – истинные Теософы; хотя далеко не любой теософ, носящий это имя, принадлежит к ним, как не любой, кто называет себя христианином, – Христос. Но истинный Теософ и истинный Христос – одно и то же, поскольку оба – человеческие формы, в которых вселенская духовная Душа (шестой принцип оккультистов) осознала себя, и каждый, в ком она достигла такого состояния, есть Теософ и есть Христос.

Поскольку истина одна, во всех концах земли люди, осознавшие ее, воспринимают ее одинаково. Этим объясняется то, что откровения тех, кого невежи называют «провидцами» и «религиозными фанатиками», столь схожи друг с другом, если, конечно, люди, их получившие, обладали равной силой. Истины, открытые Якобом Беме или Парацельсом в Германии, по сути не отличаются от тех, что сообщались Махатмами в Тибете, – разница только в объеме и в способе выражения. Переживший экстаз христианский святой в Англии или Франции поведал бы то же, что и впавший в транс индийский брахман или испытавший нечто подобное американский индеец, все трое, будучи в одинаковом состоянии, узрели бы совершенно одно и то же. Истина здесь, перед нами, она открыта взорам всех, кто способен воспринять ее, но каждый будет описывать ее на свой манер, соответственно своему образу мысли. Если бы, как считают невежи, видения святых и лам, саньяси и дервишей были только галлюцинациями, порождениями фантазии, разве могли бы они совпасть у людей, никогда не слышавших друг о друге? Дерево будет деревом для всех, кто его видит, и если зрение человека достаточно ясно, никакие вынесенные заранее суждения не обратят это дерево во что-нибудь иное; истина предстанет истиной перед всеми, кто способен ее узреть, и никакие вынесенные заранее суждения не изменят ее и не обратят в ложь. Узнать до конца истину значит узнать все сущее; любить истину превыше всего – значит соединиться со всеобщим сознанием; быть способным выразить истину во всей полноте – значит обладать властью над Вселенной; соединиться с непреходящей истиной – значит навек обрести бессмертие.