Члены семьи думают, как можно снова оживить былое великолепие опаленных картин, и им никак не обойтись без имени «Адольф». Владелец картин Адольф Ланггут, внук брата Фридриха – Адольфа Фридриха, просит о помощи своего родственника по имени Фридрих Адольф Густав Пфлуградт, который приходится внуком сестре Фридриха Доротее. Он не просто Адольф и не просто какой-то родственник, он еще и рисует, так что ему передают девять испорченных картин, он чистит холсты и дерзко покрывает их яркими красками, не сильно заботясь о соответствии оригиналу. Многочисленные пузыри, появившиеся от жара, он протыкает своей кистью, чтобы краска лучше держалась на неровностях. Трудно сказать, что хуже для картин – пожар или кисть Пфлуградта. Как бы то ни было, эти многострадальные картины без происшествий переживут Первую мировую войну на Ланге Штрассе, 28. Следующий владелец этих девяти картин, тоже некий правнук сестры художника, разорился – в этом случае более уместно будет слово «прогорел». Перед своим банкротством он опубликовал в журнале «Мировое искусство»^[12] объявление: «Продаю картины Каспара Давида Фридриха». Но никто не отозвался.

* * *

И всё же одна из тех картин, а именно мрачное «Уттевальдское ущелье», попадает в Берлин из сгоревшего родного дома в Грайфсвальде. Она удачно оказывается в руках Вольфганга Гурлитта^[13], блестящего арт-дилера, постоянно балансирующего на грани банкротства, любовные связи которого ярко иллюстрируют образ жизни «золотых двадцатых». Он излучает обаяние во всех возможных направлениях. Гурлитт живет вместе со своей бывшей женой, с сестрой бывшей жены, которая тоже его любит, с новой женой, с их общими дочерьми и со своей большой любовью – Лили Агостон.

Это надо уметь.

Подруги Гурлитта живут в разных сочетаниях в двух квартирах на западе Берлина, а Гурлитт летает между ними. В какой-то момент его образ жизни становится ему не по карману, кредиторы подают в суд, и он пытается поправить дела с помощью эротического издательства, в котором публикует фотографии своей краткосрочной любовницы Аниты Бербер, но в результате получает только новые судебные иски из-за распространения аморальных материалов, и в 1932 году ему приходится признать в суде свое банкротство. Всё это время в галерее Гурлитта на Потсдамер Штрассе, игнорируя все взлеты и падения владельца, висит потрепанный пейзаж Фридриха из Уттевальдского ущелья, но никто его не покупает. При большом желании на картине можно разглядеть пятую часть, написанную рукой мастера, а всё остальное, темно-коричневые и темно-зеленые цвета саксонских ущелий, осталось от Пфлуградта, потомка Фридриха, и разных реставраторов, которые так долго заполняли краской лопнувшие пузыри, пока не закрасили всю магию.

Но Гурлитт хранит эту картину как зеницу ока, и, когда ему приходится бежать из Германии из-за бабушки-еврейки, он вывозит картину в Австрию, спрятав в чемодане между рубашек. Так он спасает картину от второй, окончательной гибели в огне, потому что его берлинская квартира исчезает в результате бомбежки в ночь на 23 ноября 1943 года.

Гурлит же вовремя переселился в Бад-Аусзее, со своим гаремом, дочерьми и самыми ценными картинами, – примечательно, что живет он там в нескольких сотнях метров от соляной пещеры, где Адольф Гитлер складирует самые ценные полотна со всей Европы, которые он награбил для своего будущего «Музея фюрера» в Линце. Там под землей спрятаны «Гентский алтарь» Яна ван Эйка, произведения Леонардо, Микеланджело и Рембрандта. После войны все они вернутся на свои привычные места. А вот горелое полотно Фридриха останется в доме Гурлитта в Бад-Аусзее. Гурлитт, чрезвычайно ловкий и изворотливый, выйдет сухим из всех бурь и своей личной жизни, и нацисткой диктатуры, а после войны сумеет стать кандидатом на должность директора нового музея в Линце. И станет-таки директором, не оставляя торговли произведениями искусства. Уже будучи руководителем музея, он провернет лихую сделку – приобретет для музея свою же коллекцию за 1,6 миллиона марок. Таким образом, Гурлитту удастся продать обгоревшую, неликвидную картину Фридриха самому себе за хорошую сумму, которую государство положит ему в карман.

Так тоже надо уметь.

* * *

Когда Каспар Давид Фридрих вспоминает свое детство и свою семью, у него перед глазами встает бушующее пламя и он чувствует запах гари. Родители его матери были родом из Нойбранденбурга и носили фамилию Бехли, у них была кузнечная мастерская, и с раннего детства маленький Каспар Давид любил смотреть на огонь, в котором плавился металл подков и засовов.

Когда учитель Квисторп^[14] велел мальчику нарисовать кого-то из греческих богов из альбома Прейслера^[15], он выбирает, конечно, Гефеста, бога огня, и изображает его с довольной улыбкой. В подвале родительского дома на Ланге Штрассе, 28, в Грайфсвальде в это время постоянно горит огонь – под большим котлом, в котором его строгий отец и подмастерья варят мыло из останков животных, Фридриха тошнит от ужасного запаха, стоящего во всём доме. Гораздо больше ему нравится запах другого котла, в котором огонь горящих поленьев греет жидкий воск, из которого отец и братья делают свечи.

Когда потом в путешествиях, в долгих прогулках по лесам и горам ему становится грустно и одиноко, он вытаскивает из рюкзака одну из тех свечей и нюхает ее. И сразу чувствует себя лучше.

* * *

Седьмого июля 1935 года Уолт Дисней прибывает из Баден-Бадена в Мюнхен и останавливается на несколько дней в гостинице «Гранд Континенталь». Дисней приехал в Третий рейх, чтобы понаблюдать, как одна из его анималистических креатур чувствует себя в официальной программе баварских кинотеатров в виде сборника мультфильмов «Веселая палитра – в царстве Микки Мауса». То есть на мышином уровне национал-социалисты терпимы к существованию других царств, ведь Гитлер – большой поклонник фильмов Диснея. Сам Дисней, галантный американец с космополитичными усиками и калифорнийским загаром, после кинопоказа направляется в мюнхенские книжные магазины, в «К. Кайзер» в здании ратуши и в «Хугендубель» на Мариенплац. У продавцов и продавщиц сияют лица, потому что Дисней в этот день покупает у них ни много ни мало, а сто сорок девять альбомов и иллюстрированных изданий. Он хочет перенести в свою голливудскую студию европейское искусство графики и живописи, ему нужны новые идеи для молодых художников бурно растущей «фабрики грез» – идеи, отталкивающиеся от Людвига Рихтера, от стиля иллюстраций к «Симплициссимусу»^[16] и от пейзажей Каспара Давида Фридриха. С собой на борт парохода, отправляющегося в Америку, он берет книгу «Немецкие живописцы-поэты» Георга Якоба Вольфа^[17], а также издание «Немецкий лес и его птицы»^[18].

Три года спустя, летом 1938 года, Диснею и Томасу Манну одновременно вручают звание почетного доктора в Гарварде. И на праздничном ужине по этому поводу почетный доктор Томас Манн советует своему соседу по столу, почетному доктору Уолту Диснею книгу Феликса Зальтена о приключениях олененка Бамби^[19]. Не подойдет ли, мол, это для мультфильма?

Дисней просит достать эту книгу, читает и загорается новой идеей. Идет в их диснеевскую библиотеку, достает с полки старые немецкие книги и дает их художникам, чтобы те сочинили историю в духе немецкого романтизма. Дисней даже привозит на студию двух настоящих косуль, чтобы те послужили моделями для художников. Самец и самка, Бэмби и Фалина – художники стараются запечатлеть их естественные движения. В мультфильме, как и в книге, ключевую роль играет огонь: охотники разжигают костер, источник опасности, и Бэмби чует запах дыма. Искра этого костра вызывает пожар в лесу.

Когда маленький Бэмби в мультфильме прыгает по бескрайним еловым лесам и затуманенным лугам, мы невольно вспоминаем «Утренний туман в горах» Фридриха. Когда олень спасается от собак в горах, он убегает в «Скалистое ущелье» Фридриха, формы скал и стволы деревьев в фильме точно соответствуют образам картины. А когда в конце лес объят пламенем и небосвод окрашен в красный цвет, то это небо, на которое смотрит Бэмби, – весьма и весьма фридриховское небо. Молодой китаец Тайрус Вонг соединил в видах природы из «Бэмби» азиатскую живопись с немецким романтизмом. Потом он уйдет от Уолта Диснея на студию «Уорнер Бразерс» и будет делать раскадровки для «Бунтаря без причины»^[20].

* * *

Когда 10 мая 1933 года начинают жечь книги, «Бэмби» Феликса Зальтена летит в огонь одним из первых. В образе олененка, борющегося за жизнь, автор-еврей отразил отчаянное положение евреев. Но перенос сюжета в мир животных не помог ему. «Против классовой борьбы и материализма» – скандируют люди в коричневых рубашках и бросают в костер книгу Зальтена вместе с работами Клары Цеткин и Льва Троцкого.

После четырех лет производства фильм «Бэмби» Уолта Диснея выходит на экраны, и Адольф Гитлер смотрит его в 1942 году одним из первых в Европе. Он смотрит, как Бэмби спасается от огня – смотрит во время войны, в своем личном кинотеатре, и он очень тронут.

* * *

А в какой момент загорается огонь в душе Каспара Давида Фридриха? Уже в Копенгагене, в академии, где он учился живописи, друзья стали беспокоиться, что он останется вечным холостяком. Когда 1 мая 1798 года он уезжает на родину, его ближайший друг, художник Иоганн Людвиг Лунд, пишет ему в альбом: «Кто помогает юноше созреть? Кто дарит силу мужчине?» И сразу следует ответ: «Поцелуй хорошенькой девушки», и еще, более поэтично: «Лишь любовь пробуждает нас к жизни». Когда Лунд через год приезжает к нему в Дрезден, он пытается собственноручно найти подругу для стеснительного померанца. Но Розина и Изидора, дочери хозяйки квартиры, проявляют интерес только к красавчику Лунду. Как бы то ни было, в саксонской деревне Хайнихен была некая М., пробудившая амбиции и гормоны Фридриха, эту тайну Фридрих сам позднее рассказывает в письме Лунду, который уже отправился дальше, в Париж. Но кажется, что эта история ничем не закончилась. В 1802 году он несколько месяцев живет у своей сестры Доротеи в Бреезене под Нойбранденбургом и, перестав жаловаться на жизнь, 3 февраля пишет небольшой автопортрет: усталый и печальный, он лежит рядом с придорожным камнем, разочарованно бросив в траву шляпу, трость и ранец. На камне написано: «1½ часа до Хайнихена». Судя по всему, он больше не ходил по этой дороге, то ли потому, что М. отвергла его, то ли потому, что она вышла за другого. Этого мы не знаем. Так или иначе, печаль на целый год захватывает его полотна. Мужчины со склоненными головами, грустные женщины, целые гимны меланхолии.

Но об одной постельной истории Фридрих всё-таки пишет в Париж своему другу Лунду: «Некоторое время назад мне пришла в голову сумасбродная идея: я решил проверить, смогу ли я проломить свою кровать, если с разбегу брошусь на нее». Любопытно. Не очень ясно, что именно он при этом делал. Но результат соответствовал ожиданиям художника: «Я попробовал и успешно провалился».

* * *

В маленькой комнате роскошного барочного замка «Свободной благородной евангелической девичьей обители в Йоахимштайне под Радмерицем», на древнем торговом пути между Бреслау^[21] и Дрезденом, в заповедной Верхней Лужице, живет пожилая девица София Элизабет фон Ностиц унд Йенкендорф, настоятельница обители. В этом аристократичном доме престарелых для благородных дрезденских дам имеется великолепный мост над замковым рвом, украшенный четырьмя каменными фигурами, олицетворяющими четыре стихии. Поэтому следующая история особенно хорошо вписывается в эту книгу, разделы которой тоже названы в честь стихий. На «мосту с человечками», на фоне двухсотлетних лип Юпитер с молнией олицетворяет огонь, Нептун с трезубцем – воду, Юнона с павлином – воздух, а Кибела в зубчатой короне – землю.

Через мост переходят одни только благородные дамы из обители, но в прошлые столетия по нему, бывало, скакали и благородные всадники, например, в 1745 году Фридрих Великий со своей свитой, а позднее, в войне с Наполеоном, тот самый Вильгельм, принц Прусский, который должен был стать немецким императором при поддержке генералов фон Блюхера и Гнейзенау. Девятого сентября 1813 года Гнейзенау он записал в дневнике: «Наш штаб расположился в женском монастыре, мы живем в замке вместе с его обитательницами, делим с ними стол, но не постель, насколько мне известно».