Глава 1. Νεκρομαντεία. Беседы с мертвыми

Для вопрошания мертвеца возьми листок льна и напиши на нем двенадцать букв: AZEL BALEMACH^[1]. Чернила надобно сделать из красной охры, свежего сока горькой полыни [Artemisia absinthium], жженой мирры, вечнозеленой хвои и льна. Начертай означенные письмена и положи листок в рот [покойного].

PGM. IV (заклинания Питиса Фессалийского, 2140-2144)^[2]

В сущности, говорить с мертвыми может любой, было бы желание. Сложность состоит в том, чтобы добиться от них ответа. Для этого нужны особые навыки или же помощь того, кто ими обладает, – специалиста, способного раздвинуть завесу между царством жизни и царством смерти и призвать дух почившего обратно в наш мир. Такой специалист называется некромантом.

Некромантия в древности была распространенной формой ворожбы, и прибегать к ней не считалось чем-то зазорным – если это делали знающие люди по проверенной методике. Мы с вами, к примеру, изучим способ общения с покойными, который испробовал не кто иной, как легендарный герой Одиссей. Основы ритуала были заложены древними вавилонянами и персами (персидских некромантов называли еще «магами» или necyomanteis) и с энтузиазмом подхвачены греками и римлянами.

Сейчас некромантия считается темным искусством – не в последнюю очередь потому, что строго запрещена Библией: «Не должен находиться у тебя… обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это»^[3]. Впрочем, ничто не помешало царю Саулу обратиться к аэндорской волшебнице с просьбой вызвать дух пророка Самуила; однако Самуил, явившись, устроил царю отменную выволочку^[4]. Из-за библейского запрета некромантию стали относить к черной магии – в особенности те ее формы, которые якобы практиковали римские патриции, приносившие в жертву богам мальчиков или юношей: «Ты тайно начал совершать кощунственные жертвоприношения и завел обычай вызывать духов из подземного царства, ублажая их внутренностями зарезанных мальчиков»^[5].

Танатос (Смерть) и Гипнос (Сон) уносят тело греческого героя Сарпедона, а дух павшего воина витает между ними

Metropolitan Museum of Art, New York

Дух пророка Самуила сообщает царю Саулу, что тот вскоре последует за ним

Wellcome Images

Аэндорская волшебница-некромантка

Когда Саул, царь израильский, пожелал узнать, как одолеть филистимлян, чародеи и прорицатели не сумели ему помочь. В отчаянии Саул попросил известную волшебницу вызвать дух пророка Самуила.

Тогда женщина спросила: кого же вывесть тебе? И отвечал он: Самуила выведи мне.

И увидела женщина Самуила и громко вскрикнула; и обратилась женщина к Саулу, говоря: «Зачем ты обманул меня? Ты Саул».

И сказал ей царь: «Не бойся; [скажи,] что ты видишь?» И отвечала женщина: «Вижу как бы бога, выходящего из земли».

«Какой он видом?» – спросил у нее Саул. Она сказала: «Выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду». Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицом на землю и поклонился.

1-я Царств 28:11-14

Разгневанный Самуил объявил Саулу, что на следующий же день тот погибнет вместе со всем своим войском, – и пророчество сбылось.

Разговаривать с мертвыми непросто, и даже вполне «респектабельные» обряды становятся сложнее по мере того, как усопший отдаляется от мира живых во времени и пространстве. Обратиться к покойному проще всего сразу после смерти при наличии тела. Отложите беседу на чересчур долгий срок, и она может вообще не состояться по ряду веских причин – главным образом потому, что мертвец перестанет быть мертвым.

Чтобы понять, почему покойный недолго остается покойным, надо ответить на принципиальный вопрос: кто такие мертвые? Говорить, что «мертвый – это тот, кто не жив», означает чересчур упрощать. Мы все примерно одинаково представляем себе, каково быть живым; однако по поводу того, что происходит после смерти, единого мнения не существует. Возможно, усопшие – бесплотные духи, обитающие в ином, далеком от нас мире? Или сгустки энергии, прикованные к месту и обстоятельствам своей кончины? Или мирные, потихоньку оседающие холмики? Пока это не установлено, ни один некромант не сможет приступить к делу. Трудно вести беседу, если сам не знаешь, с кем – или с чем – разговариваешь.

С точки зрения древнего грека или римлянина, состояние смерти – естественное для человека. Говорить с духами умерших стоит хотя бы потому, что они существуют вне времени; будущее они видят столь же ясно, как и прошлое, а значит, любой покойник – ценный «контакт» для того, кто желает узнать свою земную судьбу. Человек в целом бессмертен и несокрушим, как бог. Тело может погибнуть (и часто погибает), однако живущий в нем дух уничтожить нельзя. В каждую эпоху большая часть рода человеческого обитает среди теней, в Подземном царстве. Вот почему бог Аид, властелин царства мертвых, зовется еще и Плутоном, что означает «повелитель многих». Поскольку дух бессмертен, худшее, что боги могут сотворить с человеком, – сделать его жизнь (насколько здесь применимо такое понятие) максимально тяжелой. Вот откуда взялись мифические сюжеты о мучениях Сизифа и Тантала. За попытку обмануть богов Сизиф приговорен к тому, чтобы вечно катить камень в гору; едва он приближается к вершине, как камень срывается вниз. Тантал, накормивший богов человеческой плотью, обречен терпеть муки: видеть перед собой питье и пищу, но не иметь возможности до них дотянуться.

Потусторонняя идиллия: по Стиксу в лодке плывет Харон, на заднем плане восседают Аид и Персефона, в углу сидит Цербер

Photo 12 / UIG / Getty Images

Однако такие случаи – скорее исключение. По большей части карой за прижизненные грехи служат долгие, длиной в вечность, сожаления. Античные мудрецы много спорили о том, что и как чувствуют души умерших; однако в целом все соглашались, что, по сравнению с миром живых, Подземное царство – серая, бесплодная пустыня. Как же может быть иначе? Античная философия учит, что земная жизнь проходит в постоянном эмоциональном напряжении. Человека одолевают страсти, разрывают противоречивые стремления и желания, терзают голод и боль – как физические, так и душевные. Вечность, проведенная в таких условиях, кого угодно лишит рассудка. Именно поэтому после смерти люди отправляются в Подземное царство – место, где царит спокойствие и бесстрастность, по ту сторону реки Стикс. Там, вне времени, буйство человеческих эмоций понемногу сходит на нет, и дух получает возможность разобраться, что пошло так или не так в его прошлой жизни и как прожить лучше следующую.

А следующая обязательно будет. После некоторого периода размышлений дух попадает в ту область Подземного царства, где течет речка под названием Лета. Неподалеку от берега находится пещера, а в ней – описания будущих жизней. Такое описание называется жребием. Здесь вы сами выбираете для себя участь: короткую жизнь, полную мучений и духовных поисков, или, скажем, бессмысленную жизнь повесы-миллионера. Затем вы пьете из Леты – ее воды даруют мгновенное забвение. Теперь вы можете родиться заново и пройти выбранный путь.

 
Медленно Лета текла перед мирной обителью этой,
Там без числа витали кругом племена и народы.
Так порой на лугах в безмятежную летнюю пору
Пчелы с цветка на цветок летают и вьются вкруг белых
Лилий, и поле вокруг оглашается громким гуденьем.
Видит все это Эней – и объемлет ужас героя;
Что за река там течет – в неведенье он вопрошает, –
Что за люди над ней такой теснятся толпою.
Молвит родитель в ответ: «Собрались здесь души, которым
Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой летейской
Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке…»
 

Вергилий. Энеида. Книга VI. 705-715^[6]

Разумеется, после того как дух родится в новом теле, некромант уже не сможет до него достучаться. Какой смысл вызывать тень Клеопатры, если она теперь Дорис Смит из городка Фишгейт? Она уже ничего не помнит о своем прошлом (да и вообще, некромантия по определению неприменима к живым). Те духи, что попали в Элизий и перешли на иной уровень бытия, тоже находятся «вне зоны приема».

Даже если некромант максимально сузит круг доступных мертвых, ему придется хорошо подумать над тем, к кому обращаться. Вопрошать тень афинского крестьянина о будущем Великобритании примерно так же целесообразно, как выпытывать историю шумеро-аккадской цивилизации у двухлетнего ребенка. Вызвать конкретного духа тоже не так уж просто – гораздо сложнее, чем обратиться к мертвым вообще. Здесь нужна особая процедура.

Одиссей и Тиресий

Ниже описан ритуал вызова духа от лица того, кто этот ритуал проводил. Он взят из «Одиссеи» Гомера. (Пусть читатель сам решит, насколько грамотно был совершен обряд. Важно отметить, что современные ученые считают кое-какие строки позднейшими вставками.) Отправляясь в долгий и опасный путь, Одиссей, конечно же, искал совета, который помог бы ему избегнуть гибели. Некромантии его обучила колдунья Цирцея, знаменитая умением превращать людей в животных; эти ее чары испробовали на себе спутники Одиссея (см. ниже). Сам же Одиссей хотел поговорить с неким Тиресием, поскольку тот еще при жизни, невзирая на слепоту, славился умением заглядывать в будущее. Несомненно, смерть только добавила ему волшебной силы.

 
К берегу там мы пристали и, взявши овцу и барана,
Двинулись вдоль по теченью реки Океана, покуда
К месту тому не пришли, о котором сказала Цирцея.
Жертвенный скот я держать Тримеду велел с Еврилохом,
Сам же, медный отточенный меч свой извлекши из ножен,
Выкопал яму. Была шириной и длиной она в локоть.
Всем мертвецам возлиянье свершил я над этою ямой –
Раньше медовым напитком, потом – вином медосладким
И напоследок – водой. И ячной посыпал мукою.
Главам бессильных умерших молитву вознес я с обетом,
В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить,
Старцу ж Тиресию – в жертву принесть одному лишь, отдельно,
Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
Давши обет и почтивши молитвами племя умерших,
Взял я барана с овцой и над самою ямой зарезал.
Черная кровь полилась. Покинувши недра Эреба,
К яме слетелися души людей, распрощавшихся с жизнью.
‹…›
Все это множество мертвых слетелось на кровь отовсюду
С криком чудовищным. Бледный объял меня ужас. Тотчас же
Я приказание бывшим со мною товарищам отдал,
Что б со скота, что лежал зарезанный гибельной медью,
Шкуры содрали, а туши сожгли и молились бы жарко
Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
Сам же я, вытащив меч медноострый и севши у ямы,
Не позволял ни одной из бессильных теней приближаться
К крови, покуда ответа не дал на вопросы Тиресий.
 

Гомер. Одиссея. XI. 20–50

Неприкаянные духи мечутся на заднем плане, пока Одиссей советуется с Тиресием

Albertina, Wien

В этом описании примечательны три момента. Во-первых, похоже, что для обряда годилось не каждое место. Лучше всего подходило то, где завеса, отделявшая мир живых от царства мертвых, была особенно тонка. Поле, где недавно прошла битва, отвечало этому требованию; другие возможности мы рассмотрим позже (см. ниже).