Цитаты из книги «Радио Мартын»

О «Радио NN» я знал давно. Шептали, будто где-то то ли в Северном Ледовитом, то ли в Тихом океане, то ли на подлодке, то ли на дрейфующей платформе работает секретная радиостанция. Будто она голос неведомой команды сопротивления, так называемых изумрудных людей, сидящих в подполье и готовящих переворот. Их никто не видел. Только изредка из официальных новостных сводок можно было понять, что они есть и действуют. Например, сообщалось об успешном рейде частных казачьих дружин, арестовавших, благодаря бдительности гражданских лиц, «очередных блудливых сынов отечества, так называемых изумрудных». Из-за того, что одно из самых громких таких дел – «расстрел отступников» – было объяснено растратой драгоценных камней, которые государство намеревалось раздать сотрудникам заводов, эти враги стали называться изумрудными. В городе шушукались, что, несмотря на аресты, на бдительность частных лиц и спецслужб, эта сила не только не исчезает, но растет. Шептали, что они группируются вокруг радиостанции и что именно с помощью подпольного радио мы все узна́ем, «что делать и когда придет час».

«Да какая правда! У нас хорошо все, есть неприятности, страшно бывает, конечно, но бояться не нужно ничего, и в целом, обобщая, это все ложь и так быть не может, да? Мы бы знали, власти бы исправили». – «Да что ты, что ты. Ослик ты. Откуда знали бы? Никто ж не верит ни во что, все вот так и говорят – “не может быть”, “а что мы можем”, только вот между собой по углам и пошепчешься». – «Так кто же это все делает-то, эти ужасы?» – «Мы вместе делаем, мы все, ты, я, вместе все». – «Я? Что я-то, это вы, взрослые, делаете, я тут при чем». – «Нет, мальчик, это мы вместе. Ты, кстати, уже не маленький, знаешь об этом? Ты меня, может, постарше будешь».

Глаз делает быстрые снимки, но не может их проявить.

Александры – одно большое ожидание проявления своего величия.

Ан говорил мне: «Я придумал еще кое-что. О людях, погибших в ГУЛАГе, мы читаем или сами думаем: “Он не успел закончить свою работу”. И понимаем, что, кроме всего главного, эта катастрофа уничтожила миллионы возможных свершений. Я говорю сейчас только о работе научной.

«Я был за границей и видел, как там ведут себя русские: избегают друг друга. Это всем известно. А знаешь почему? Потому что слишком много друг о друге знают, а именно – об общей школе унижения.

Он удивительный тип. Он физически переживает за каждый дом. При всяком сносе страдает так, будто ему руку отрубили или близкий кто умер. А ведь почти весь город поломали на бетон. Так что, считай, он круглый сирота.

Все названия стали бывшими, сами улицы и переулки стали бывшими. Город был другим.

Он спросил: – На сколько лет себя ощущаешь? – В смысле? – Мне уже за сорок, а я все еще не понимаю, где она, зрелость? Я в мои сорок один могу сказать, что мой внутренний возраст – двадцать восемь. – А я не знаю, – сказал я. – Иногда мне двадцать один, иногда четырнадцать. А иногда все семьдесят три. Но чаще двадцать один. – Да, есть версия, что дети конца семидесятых – начала восьмидесятых не успели повзрослеть. – Прячешься за слово «поколение»? – Поймал, прячусь. – Не успели повзрослеть. Как Питер Пэн? – Просто застряли где-то между разными странами и временами. И у них – у нас – в принципе нет возраста. Только разные агрегатные состояния. – Чаще подростковые. – Инфантильные главным образом.

У Ионы глухой голос. Такой глухой, такой хриплый, так медленно рождающийся, что всякий раз, когда он говорит, кажется, что из самой глубины его горла выползает дракон-интроверт.