Превеликое множество душ, воплощений, имен
И обличий у древних богов… – Посмотрите на небо:
По широкой воздушной реке лучезарный Амон
В светоносной ладье проплывает над вотчиной Геба.
На закате ладья опускается в Царство теней,
И на мир опускается ночь… А наутро, взгляните,
Бог восхода по имени Хепри, как жук-скарабей,
Пред собою толкает пылающий шар и, в зените,
Отдает его Ра. И несет его Ра на руках
И вручает всесильному Атуму, богу заката.
Наконец засыпает бог солнца в бутоне цветка
Белоснежного лотоса – там, где родился когда-то.
Отчего ж по прошествии ночи свой вычурный цвет
Обретает заря? – Цвет утробной пролившейся крови… —
Оттого, что теленка златого рождает на свет
Достославная Нут, воплотившись в Небесной Корове. —
Мехет Урт ее имя. – А солнце, бычок золотой,
Подрастает к полудню и делится жизненной силой
С небом-матерью – вечно прекрасной, всегда молодой
И в вечернюю пору неправдоподобно красивой!
Забеременев, Нут поглощает супруга-быка,
Чтоб затем возродить его с новой чудесной зарею…
Но взгляните на это иначе: с утра в облака
Поднимается сокол Харвер и парит над землею.
Правый глаз его – Солнце, а левый – дурнушка Луна…
И в серебряной лодке Луну через небо ночное
Вместе с душами смертных, дождавшихся вечного сна,
Бог познанья и мудрости Тот перевозит в иное,
Запредельное царство…
Велик и могуществен Тот!
Голова его – ибиса, тело его – человека.
Это он изобрел геометрию, письменность, счет;
Это он покровитель наук и искуснейший лекарь;
Это он обучил нас ремеслам и магии; он
Защищает в загробном суде искушенные души…
Мы и лет не считали, покуда им не был введен
Календарь. О, лихой звездочет, книгочей и придумщик!
Сколь хитро́ и находчиво лунный и солнечный год
Поделил он на дни, как круги на сегменты: по триста
Шестьдесят для луны и для солнца. Да здравствует Тот! —
Просвещения первый маяк, справедливости пристав!
Посмотрите же, как за зарею приходит заря,
Как величествен мир! Сквозь века проплывают светила;
Торжество и гармония в сферах небесных царят.
Слава силе, которая нас в эту жизнь посвятила!
О, великие боги!.. Но что с вами сталось с тех пор,
Как велел отлучить небеса от земли Всемогущий? —
Ежеутренне Нут исполняет его приговор
И возносится ввысь. – Но от этой огромной, гнетущей
Высоты начинает кружиться у ней голова;
Тут отец ее, шустрый бог ветра, на помощь приходит:
Тело дочери держит он днем на руках, а едва
Добирается Солнечный Ра до подземных угодий,
Шу, тайком от него, опускает красавицу Нут
На земную постель, возвращая в объятия Геба…
А случается так, что и мать ее, львица Тефнут,
Помогает супругу поддерживать шаткое небо. —
К сожалению, ноша сия чересчур тяжела!
Очень скоро Тефнут устает. От усталости – плачет…
Но недаром! Ведь слезы – все те, что она пролила, —
Превратились в цветы! Так беда обернулась удачей.
…Но проведал однажды бог солнца, что Нут по ночам,
Несмотря на запрет, продолжает сожительство с мужем. —
От нахлынувшей ревности пламенный Ра осерчал,
Преисполнился злобы и всею душой занедужил! —
«Как могла ты ослушаться! Думала, я не найду
Наказания?.. – Знай же, рожать ты отныне не сможешь!
Ни единого дня я тебе не оставлю в году —
Проклинаю их все! Позабудь о супружеском ложе.»
Опаленная гневом, взмолилась несчастная Нут
О пощаде: «Мой Бог! Наказание слишком сурово!..»
Непреклонен был Ра и, лицо от нее отвернув,
Удалился; и небо окрасилось краской багровой.
«Что же делать?! – вскричала богиня, оставшись одна. —
Как мне жить, никогда уже больше детей не рожая?..»
Между тем проплывала, сияя, по небу Луна;
С нею – Тот. – Он извечно Луну до зари провожает.
Увидал он страдалицу Нут, разузнал у нее
О случившемся… – «Пóлно, слезами глаза не насилуй.
Постараюсь помочь тебе в горе великом твоем». —
«Чем ты можешь помочь? Никакая волшебная сила
Не спасет от проклятия…» – «Силы, действительно, нет.
Но смекалка и хитрость окупят бессилье с лихвою!» —
Не поверила Нут. Ничего не сказала в ответ
И, раскланявшись с Тотом, поникла опять головою.
Ну а Тот, поразмыслив, решил: коль проклятье не снять,
Нужно к проклятым солнечным дням неклейменых
добавить.
А единственным местом, где можно их было достать,
Оставалась Луна… Тот, однако же, к ней не с мольбами
Обратился, а лишь предложил – будто вскользь,
невзначай —
Поиграть с ним в сенет (то игра наподобие шашек) —
«Чем витать в облаках, нагоняя на смертных печаль,
Развлекись, позабавься! И лик твой, улыбкой украшен,
Станет ярче, чем солнечный даже!» – Прельстилась Луна,
И игра началась… – В одночасье промчались три ночи!
Не показывал силы бог мудрости, словно трудна
Эта схватка была для него; делал вид, будто хочет,
Но не может никак победить. А Луне невдомек,
Что игру эту сам же пройдошливый Тот и придумал,
Все ходы и уловки ее предугадывать мог
И, как мог, поддавался: куда же теперь я пойду, мол…
На четвертую ночь круглолицая дева сама
Предложила сыграть. Но ответил ей Тот: «Надоело!»
(А на деле-то знал, что от шашек Луна без ума,
Что она всё сильней с каждым разом сразиться хотела,
И поэтому ждал этой просьбы.) «…Да видишь ли, мне
Просто так, – говорит, – не особо играть интересно…
Разве только б мы делали ставки…» (Бедняжке Луне
Возразить было нечего. – Как возразишь тут?..) «Вот если б
Ты поставила что-то на кон, появился б азарт!» —
«Так ведь нет у меня ничего, кроме дней моих лунных.
А, представь, проиграю – смогу ли вернуть их назад?..» —
«Сразу все и не надо. Лишь несколько лун твоих юных. —
Если год ты разделишь, к примеру, на семьдесят две
Одинаковых части, то частью одною столь малой
Ты могла б и рискнуть! Ведь не станет короче твой век
От ничтожнейшей ставки.» – Замялась Луна, завздыхала:
«Ой, не знаю!..» – «Не хочешь – не надо», —
ответствовал бог…
То ли сердце скрепя, то ли сердцем скрипя, согласилась
На условия Тота сердешная… – Что же, итог
Угадаете вы без труда. – Сокрушительной силой
Изворотливой мысли блеснул лицемерный ловкач
И нанес поражение глупой партнерше в два счета!
На Луну было жалко смотреть… – «Свет очей мой, не плачь,
Не корову же, чай, проиграла – пять суток всего-то…»
Побледнела несчастная, ахнула в ужасе: «Пять!
Целых пять…» – «Такова была ставка ничтожная наша…» —
«Забирай же свой приз… И не вздумай меня провожать!» —
«Не горюй, ненаглядная! Знай: чем ты реже – тем краше.»
…Распрощавшись с Луною, отправился Тот на восток,
Чтоб порадовать юное Солнце нежданным подарком —
Драгоценными днями… – Однако расчетливый бог
Опасался, что будет весь труд его пущен насмарку,
Коли новые дни, как и прежние, Ра проклянет;
И поэтому Тот самодержцу решил посвятить их.
«Ведь не станет же Ра осквернять (не такой сумасброд)
Славный дар, посвященный ему…» —
рассуждал просветитель.
Так и вышло. И солнечный год стал отныне длинней!
Справедлив был Владыка: богине небес от щедрот он
Разрешил сколь угодно рожать в эти пять новых дней —
Ежегодно! – И тотчас же Нут принялась за работу:
В первый день осиянный Осирис явился на свет;
Во второй – Гор Бехдетский, бич демонов, ужас для бесов;
А на третий родился сам дьявол, чудовищный Сет —
Бог войны, разрушения, засухи – демонов кесарь;
На четвертый возникла Исида, богиня любви,
И на пятый – Нефтида, богиня покоя и смерти.
Значит, так суждено: кем родился ты, тем и живи.
Воля божья для бога – всё та же неволя, поверьте.
Пятерых принесла неуемная Нут в первый год!
А в дальнейшем плодила небесная матушка звезды…
Наступила эпоха Великой Девятки богов —
Эннеады. – В ней место нашли себе Солнце и Воздух,
И Вода – Ра и Шу, и Тефнут. (Нарисуй, пейзажист,
Сей портрет!) Здесь и Небо с Землей – Нут и Геб;
и две пары:
Сет с Нефтидою – Смерть; и Осирис с Исидою – Жизнь.
…Тот без места остался, но, словно пастух за отарой,
За великим семейством присматривал… —
С этой поры
Укрепился текущий порядок; и, божией волей,
Всё идет, как и дóлжно идти, – по законам игры.
Все играют свои небольшие, но главные роли.
Бог создал жизнь. – О, чудо!
Но какая ж
Банальность… и приевшийся сюжет.
Ведь чудеса, к которым привыкаешь,
Чудесными не кажутся уже.
Порою сами боги забывают
О чуде, заблудившись в суете.
Устало ноет мысль полуживая,
Что времена, увы, теперь не те. —
Недолго длилось время золотое,
Недолго слыл богатым урожай… —
Вступило в силу правило простое:
Во всяком деле меру уважай.
Наверное, природа знает меру.
Так отчего ж ее не знаем мы?..
Дары природы – наша жизнь, к примеру, —
Даны недаром нам. Даны взаймы.
Покуда Ра очами греет землю,
Покуда щедро слезы льет Тефнут,
Земля самозабвенно небу внемлет;
И боги знают: их дары вернут
Сторицею! – Поля, леса, озера
Наполнят жизни новые ростки,
Пробьются к свету миллионы зерен,
Оазисы прорвутся сквозь пески!
…Но есть иные способы возврата:
Не жизнь за жизнь, а смерть за жизнь идет.
Иное возмещение. – Утрата.
Иной круговорот. – Наоборот…
Ведь всем необходима передышка.
Бывают неудачные года,
Тяжелые, засушливые… – Слишком
Природа нам становится чужда.
Она меж тем берёт свое. – Игрою
Своей – но делом общим – занята.
Есть миру – мера.
…Будто бы…
Порою
Богов одолевает суета.
Однажды, как и следует богине,
Внимающей восторженным хвалам,
Я нежилась на облачной перине.
Мне люди пели… – с горем пополам:
«Тефнут! – кричал один, жрецом одетый, —
Благодарим тебя за дождь ночной!..» —
Приятно быть любимой и воспетой,
Но не одним, а целою страной.
«Тефнут! – вознесся хор орды несметной
Вослед жрецу – Мы чествуем тебя!..» —
Нет, не страной, а целою планетой…
И вот уже по всей земле трубят:
«Тефнут! Твоею влагой вожделенной
Живем! Твое орудие – наш щит!..» —
Нет, не планетой. Целою вселенной!.. —
И что же? Что?.. – Вселенная молчит.
…Так, мыслью измельчав, томима скукой,
Я бросила случайный нервный взор
На холм Бен-Бен, где храм стоит порукой
Любови смертных к Ра… – О, что за сор
Хвалы моих жрецов, страны, планеты
В сравнении с хвалами в адрес Ра!
О, сколько рук, очей к нему воздето,
Сердец и душ, несущих этот храм!
О, сколько веры в согнутых коленях!
Им даже дети бредят наяву…
А сколько страсти в славных песнопеньях!
Прекрасных слов! – И все по существу.
Неужто ж я досель не заслужила
Столь сладкозвучных песен, щедрых жертв?! —
А мне поют, как будто тянут жилы;
Да жалкого козленочка на жердь
Нанижут – вот и всё богослуженье!
“Довольствуйся, Тефнут!” – Да тьфу на вас!
Доколь терпеть подобные лишенья?!
Какой позор! Какое униженье!..
«Уймись же! – грянул вдруг Всевышний Глас. —
Довольна будь и тем уж, что имеешь». —
«Да как же! Что бы делал этот скот,
Который ты людьми зовешь и млеешь,
Без вод моих? Без “вожделенных” вод?!» —
«Отлично б жил! Взгляни на берег Нила:
К полям провел каналы Человек
Затем, чтоб ты слезы не проронила.
Не нужен дождь. Не надо новых рек.
Былым твоим заслугам зная цену,
Он благодарен… – в меру. Поняла?..
Но Солнце! Разве Солнцу есть замена?
Что б делал скот без света и тепла?» —
«Ах так? Каналы, значит. Дождь не нужен. —
Тогда мне оставаться смысла нет.
Увидишь, без меня твой скот не сдюжит.
Прощай навек, презренный Та-Кемет!»[2]
И, обернувшись львицей, рыкнув грозно,
Я устремилась прочь! «Постой, Тефнут!» —
Воскликнул Ра, опомнившись. Но поздно.
Гигантскими прыжками в пять минут
Я одолела сотни километров
И в Нубию, в ее пустынный ад
Я окунулась. – В край, где злые ветры
Бесчинствуют, не ведая преград,
Где все живое тщетно ищет берег
В безмерном море жгучего песка. —
Лишь этот край сумел мой гнев умерить.
Лишь в нем нашла приют моя тоска.
Там провела я год, другой и третий,
Охотилась на глупых антилоп… —
Скиталась бы и ныне, кабы встретить
Ту тварь однажды мне не повезло:
Ничтожный павиан, уродец жалкий!.. —
«Как долго, – говорит, – тебя искал!»
И рожею, подобранной на свалке,
Изображает преданный оскал.
«Средь тысяч львиц тебя могу узнать я:
Ведь ты – Тефнут. Богиня всех богинь!..
Молю, вернись к божественным занятьям,
От гибели Египет сбереги!
Отец твой Ра ужасно сожалеет
О прошлом; признаёт, что был неправ.
Но с каждым днем ему все тяжелее
Нести ярмо вины!..» – «Ах, бедный Ра! —
Съязвила я… – Довольно. Это слишком!
Как смеешь ты, бесстыжий павиан,
Плебеев раб, никчемная мартышка,
Позорящая даже обезьян,
Давать Тефнут советы?! Убирайся!
Оставь меня в покое, либо вмиг
Узнаешь ты, как львицы когти красят…» —
«И как же?» – «Кровью жертв своих!» —
Поник
И сморщился от страха зверь нелепый:
«Права ты. Обезьянья жизнь – не в счет.
И почему б когтям великолепным
Не измараться жижей, что течет
Во мне… Но знай: любое злодеянье
Преследует расплата. – И тогда,
Сколь ни носи кошачье одеянье,
Не сможешь в нем укрыться от суда. —
Слыхала ль сказ о коршуне и кошке? —
О том, как Ра свирепо покарал
Преступника… – Позволь же мелкой сошке
Тебя развлечь рассказом.» – «Вот нахал!
И гонишь – не уходит…» (Но, признаться,
Мне стало интересно.) «Ладно, смерд,
Не обещаю длительных оваций,
Но шанс тебе даю: отсрочить смерть.
Вещай!» – «Так слушай:
Свил однажды коршун
На дереве гнездо для коршунят. —
Но оказалось, что семейство кошек
Живет неподалеку… – Не шумят,
Не возятся котята, попритихли;
Да мать им не велит носы на свет
Совать, – подозревая, уж не их ли
Себе приметил коршун на обед;
Сама ж покинуть логово не может. —
Ну как тут бросишь маленьких детей?..
Однако беспокойство это гложет
И коршуна: ну как тут улететь
За пищей для птенцов, когда, вернувшись,
Рискуешь обнаружить, что птенцы
Уж сами стали пищею… – О, ужас!
Ох, эти кошки, твари, подлецы!
Так, общим страхом, голодом и гневом
Наполнилось соседство. Дни плелись… —
А голод всё ж сильнее! Злые нервы,
Начав сдавать, в конце концов сдались.
И крикнул коршун: «С нашею враждою
Пора покончить! Мирная стезя
Сулит преуспеянье; а с бедою,
С опасностью соседствовать нельзя. —
Готов поклясться Ра: вовек не трону
Твоих котят. Что скажешь?» – «Коршун, да!
Ты прав. Клянусь и я пред высшим троном
Не причинять птенцам твоим вреда!» —
На том и порешили… Но недолго
Продлился мир, и пару дней спустя,
Вернувшись без добычи – с чувством долга
Невоплощенным, – коршун у котят
О проекте
О подписке