Ветеран

Устроившись на скамье под ослепительным, жарким солнцем, старик принялся наблюдать за гуляющей в парке публикой.

Парк был опрятен и чист. В траве газонов искрились мелкие капли воды, брызжущей из сотни сверкающих медью труб. Там и тут ползали блестящие хромировкой садовые роботы. Они трудолюбиво выпалывали сорняки, обирали с листьев гусениц, а всяческий сор отправляли в прорезь мусоросборника на боку. Повсюду с воплями резвились детишки. На скамьях, разморенные жарой, подремывали, держась за руки, юные парочки. Лениво – руки в карманах – прогуливавшиеся по дорожкам группы молодых, симпатичных солдат любовались обнаженными смуглыми девицами, загорающими у пруда. Мимо ограды парка с ревом мчались машины, а в вышине, на фоне ясного неба, сверкали громадные игольно-острые шпили небоскребов Нью-Йорка.

Откашлявшись, старик угрюмо сплюнул в кусты. Жара и слепящее солнце здорово раздражали: мало того что свет чересчур желт, так еще и убогий, поношенный пиджак пропотел насквозь. К тому же яркие солнечные лучи будто нарочно выставляли на обозрение все его убожество – и неопрятную седую щетину на подбородке, и пустую глазницу под левой бровью, и глубокий, жуткий рубец ожогового шрама почти во всю щеку величиной. Беспокойно поправив дугу гарнитуры на тощей цыплячьей шее, старик расстегнул пиджак, оперся о блестящие металлом планки сиденья и с трудом выпрямился. Истосковавшийся, одинокий, обиженный на весь свет, он в сотый раз огляделся вокруг и снова не обнаружил в пасторальном окружении – деревьях, траве, беззаботно играющих ребятишках – ничего интересного.

Но вот трое юных светлолицых солдат, усевшись на скамью напротив, принялись деловито разворачивать картонки с провизией для пикника.

Зловонное, сиплое дыхание старика комом застряло в горле, износившееся с годами сердце забилось куда чаще прежнего. Впервые за многие часы оживившись, старик очнулся от летаргической дремы, устремил близорукий, мутный взгляд на солдат, вытер взмокшее от пота лицо носовым платком и заговорил:

– Приятный денек, а?

Солдаты смерили его равнодушными взглядами.

– Ага, – согласился один.

– Неплохая работа, – заметил старик, кивнув в сторону желтого солнечного диска и шпилей города. – Выглядит безукоризненно.

Солдаты, не ответив ни слова, целиком сосредоточились на чашках дымящегося черного кофе и яблочном пироге.

– Совсем как настоящее, – с грустью продолжил старик, а после слегка замялся, набираясь храбрости. – А вы, ребята, не в минерах ли служите?

– Нет, мы ракетчики, – ответил один из троицы.

Старик крепко стиснул в руке алюминиевую трость.

– А я служил в подрывниках, – сообщил он. – В старой доброй ШБ-три.

Никто из солдат не откликнулся. Все трое оживленно зашептались между собой: на них обратили внимание девицы со скамейки чуть дальше.

Старик, сунув руку за отворот пиджака, извлек из внутреннего кармана нечто, завернутое в изрядно засаленную, разлохмаченную бумажную салфетку. Дрожащими пальцами развернув бумагу, он поднялся на ноги, заковылял через посыпанную щебнем дорожку к скамейке солдат и поднял к груди небольшой, блестящий металлом квадратик.

– Видали? В восемьдесят седьмом получил. Вас-то тогда, надо думать, еще и на свете не было…

Солдаты тут же оживились, вскинули головы.

– Ого! Хрустальный Диск первой степени! – в восторге присвистнув, выдохнул один из них и вопросительно взглянул на старика. – За что же вас им наградили?

Тот, гордо кашлянув, обернул медаль салфеткой и спрятал в карман.

– Я служил под началом самого Натана Уэста, на «Ветрокрылом Титане». А медаль получил за отражение их последней атаки. Да-да, мы ведь все были там, вся наша ШБ. Думаю, вы должны помнить тот день, когда мы раскинули сеть обороны от самого…

– Простите, – смущенно прервал его один из солдат, – тут мы не в курсе. Дело, наверное, уж очень давнее.

– А как же! – горячо подтвердил старик. – С тех пор миновало больше шестидесяти лет. Но об ударе майора Перрати вы уж точно слыхали, не так ли? Как он загнал их рассеянный флот в метеоритное облако, пока они собирались в кулак для решающего наступления? И как после мы, ШБ-три, сдерживали их за несколько месяцев до того, как нас наконец раздолбали?

Вздохнув, старик с горечью выругался.

– Держались мы, пока от нас не осталось всего-то несколько человек. Тут-то они и налетели, будто стервятники. Глядят, а…

– Извините, папаша, пора нам. Может, еще увидимся.

Резво поднявшись на ноги, солдаты собрали коробки с ланчем и двинулись к скамейке девиц. Девицы, застенчиво стреляя в их сторону глазками, предвкушающе захихикали.

Охваченный яростью, старик отвернулся и заковылял назад, к собственной скамье. Разочарованно проворчав что-то себе под нос, он сплюнул в мокрые кусты и вновь постарался устроиться поудобнее, однако солнечный свет раздражал сильнее прежнего, от гомона гуляющих и шума машин заныло в висках.

Так он и замер на садовой скамье, прикрыв глаза, кривя губы в горькой, бессильной усмешке. Ясное дело, кому интересен отживший свое, одряхлевший одноглазый старик? Кому интересны его путаные, сбивчивые рассказы о сражениях, в которых ему довелось побывать, о великих делах, вершившихся на его глазах? Казалось, никто из окружающих знать не знает ни про какую войну, до сих пор полыхавшую в голове старика, туманя взор дымом, испепеляя мозг. Ах, как хотелось ему рассказать о ней… вот только слушателей не находилось.

Резко свернув к обочине, Вейчел Паттерсон ударил по тормозам и дернул кверху рычаг ручника.

– Ну вот, приехали, – проворчал он, оглянувшись назад. – Устраивайтесь поудобнее. Придется чуточку подождать.

Подобную картину он видел не раз и не два. Навстречу, запрудив мостовую от края до края, двигалась колонна из примерно тысячи человек – землян в серых фуражках, с серыми повязками на рукавах. Чеканя шаг, идущие слаженно во весь голос скандировали лозунги, размахивали огромными рукописными транспарантами, прекрасно читавшимися даже за два-три квартала.

НЕТ ПЕРЕГОВОРАМ!

БОЛТОВНЯ – ДЛЯ ИЗМЕННИКОВ!

НЕ СЛОВОМ, НО ДЕЛОМ!

НЕ РАССКАЗЫВАЙ СКАЗОК, МУСКУЛЫ ПОКАЖИ!

СИЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ – ЛУЧШАЯ ГАРАНТИЯ МИРА!

Сидевший сзади Эдвин Ле Марр отложил в сторону пленки с отчетами, хмыкнул, поднял взгляд, близоруко сощурился.

– Почему стоим? Что там?

– Опять демонстрация, – безучастно пояснила Эвелин Паркер, откинувшись на спинку сиденья и с отвращением закуривая. – Все то же самое, что и прежде.

Демонстрация шла полным ходом. Мужчины, женщины, подростки, вернувшиеся после обеда из школ, шагали вдоль улицы плечом к плечу, возбужденные, ожесточившиеся, с диким огнем в глазах, порой – в полувоенной форме, вооруженные бейсбольными битами и обрезками труб. По пути колонна увлекала за собой все больше и больше скопившихся на тротуарах зевак. Полицейские в синих мундирах, остановив наземное движение, равнодушно наблюдали за происходящим: не вздумается ли кому помешать идущим? Однако желающих преградить путь колонне, разумеется, не находилось. Подобных глупцов еще поди поищи.

– Куда же Директорат смотрит? – возмутился Ле Марр. – Почему не запретит все это? Дело-то пустяковое. Пара бронетанковых колонн – и никаких больше демонстраций!

Джон В-Стивенс, сидевший с ним рядом, невесело усмехнулся.

– Оттого, что Директорат их и финансирует, и организует, и бесплатно предоставляет им эфирное время в видеоновостях, а кто недоволен – тех к ногтю. Видите, сколько там копов? Только и ждут случая пустить в ход дубинки.

Ле Марр озадаченно заморгал.

– Паттерсон, это правда?

Над гладким, сверкающим глянцем капотом «Бьюика» модели 1964 года нависли искаженные яростью лица. Хромированная приборная доска задребезжала в такт топоту множества ног, и доктор Ле Марр, поспешно спрятав пленки в металлический футляр, заозирался по сторонам, точно испуганная черепаха.

– Вам-то чего волноваться? – резко, насмешливо бросил ему В-Стивенс. – Вы землянин, вас они пальцем не тронут. Это мне следовало бы трястись, как овечий хвост.

– Они же спятили, – пробормотал Ле Марр. – Спятили, все поголовно. Все эти кретины, топочущие и орущие о…

– Ну почему же, они отнюдь не кретины, – мягко оборвал его Паттерсон. – Они просто излишне доверчивы. Подобно нам с вами, они верят тому, что слышат… одна беда: в отличие от нас их обманывают.

С этим он кивнул в сторону одного из исполинских транспарантов, огромного трехмерного фотопортрета, колышущегося над головами идущих.

– А виноват во всем он. Вот он, главный обманщик. Он транслирует ложь. Он давит на Директорат, он фабрикует ненависть и бесчинства… и располагает средствами, чтобы обеспечить им сбыт.

На портрете красовался крутолобый, седовласый, чисто выбритый джентльмен весьма почтенного вида – образованный, крепко сложенный, лет под шестьдесят. Добродушный взгляд, голубые глаза, твердая линия подбородка… внушительный, статный, как и положено высокопоставленному лицу. Под превосходным портретом имелся и его личный девиз, чеканный лозунг, очевидно, сочиненный в момент особого вдохновения:

КОМПРОМИССЫ – ИЗМЕНА РОДИНЕ!

– Фрэнсис Ганнет, – пояснил Ле Марру В-Стивенс. – Замечательный, выдающийся человек… то есть землянин, не правда ли?

– Но ведь он так интеллигентен на вид, – возразила Эвелин Каттер. – Как может настолько приличный человек иметь хоть что-то общее вот с этим сбродом?

– Приличный? – В-Стивенс зло, громко расхохотался. – Да его чистые белые руки куда грязнее рук любого из плотников и водопроводчиков, идущих в этой колонне!

– Но чего ради…

– Ганнет и его группа – владельцы «Трансплан Индастриз», холдинговой компании, держащей в руках большую часть внутрисистемной экспортно-импортной торговли. Добившись независимости, на тот же рынок выйдет и наш народ, и народ Марса. Возникнет конкуренция. А при нынешнем положении дел мы с марсианами – пленники торговых законов, играющих ему на руку. На руку Земле, в ущерб нам.

Колонна демонстрантов достигла перекрестка. Здесь часть идущих, побросав транспаранты, вооружилась дубинками и камнями. Некоторые повелительно закричали, замахали руками, поторапливая отстающих, а затем все они вместе, угрожающе набычившись, двинулись к небольшому современному зданию с неоновой вывеской «Колон-Ад» над дверьми.

– О Господи, – вздохнул Паттерсон. – Они, стало быть, на местное представительство «Колон-Ад» нацелились!

С этими словами он потянулся к ручке дверцы, однако В-Стивенс остановил его, схватив за плечо.

– Вы там ничем не поможете, – пояснил он. – Вдобавок внутри все равно нет никого. Обычно наших предупреждают заранее.

Разбив вдребезги пластиковые панели окон, погромщики хлынули в небольшой, однако роскошный особнячок. Полицейские, с ленцой подошедшие следом, остановились неподалеку, картинно скрестили руки на груди, любуясь бесплатным представлением. Из разгромленной приемной для посетителей полетела наружу всевозможная мебель – шкафчики картотеки, столы, кресла, демоэкраны, напольные пепельницы и даже красочные плакаты с изображениями счастливой жизни на внутренних планетах. Затем из приемной, подожженной тепловым лучом, потянулись на улицу черные щупальца едкого дыма, а еще полминуты спустя устремились на выход и погромщики, насытившиеся, сияющие.

Зеваки, стопившиеся на тротуарах, взирали на все это с самыми разными чувствами. Кое-кто откровенно злорадствовал, кое-кто наблюдал за происходящим с легким любопытством, однако чаще всего на лицах случайных свидетелей отражались страх и негодование. Нагруженные награбленным, погромщики, яростно скалясь, двинулись сквозь толпу напролом. Зеваки поспешно отхлынули в стороны, к стенам.

– Вот, видите? – вздохнул Паттерсон. – Вытворяет все это пара тысяч человек, «Комитет Обороны», финансируемый Ганнетом. В первых рядах шли штрейкбрехеры, наемные головорезы, держащие в страхе рабочих с его заводов – и, разумеется, за щедрые сверхурочные. Выступают они, ни много ни мало, якобы от имени всего Человечества, но это не так. В действительности «Комитет» – просто крикливое меньшинство, кучка ретивых фанатиков.

Демонстрация близилась к завершению. Представительство «Колон-Ад» превратилось в жалкие охваченные огнем руины, уличное движение надолго остановилось, а страшные, шокирующие призывы, топот множества ног и вопли ненависти увидела и услышала большая часть делового центра Нью-Йорка. Зеваки, высыпавшие на улицу, начали расходиться по конторам и магазинам, возвращаться к повседневному труду.

Но тут внимание погромщиков привлекла венерианская девушка, укрывшаяся в одной из дверных ниш, вжавшись спиной в створку закрытой и запертой на засов двери.

Паттерсон вдавил педаль газа в пол. Машина, оглушительно взревев двигателем, сорвалась с места, пересекла улицу и въехала на тротуар, навстречу кучке мрачнолицых громил. Удар бампером разметал первую волну бегущих, точно охапку сухой листвы. Остальные, с разбегу налетев на капот, смешались в кучу, попадали с ног.

Заметив подъехавшую к ней машину с землянами на передних сиденьях, венерианка съежилась, парализованная ужасом, но тут же пришла в себя. Развернувшись, девушка в панике бросилась бежать и тут же смешалась с заполонившей тротуар толпой. Тем временем погромщики тоже опомнились, поднялись на ноги и устремились в погоню.

– Держи гуселапую!

– Гуселапые, вон!

– Земля – для Землян!

Под поверхностью гневных криков бились, пульсировали жутким подводным течением затаенные звериная похоть и ненависть.

Паттерсон сдал назад, вырулил на мостовую, что было сил хрястнул кулаком по кнопке клаксона и, обогнав мчащихся во весь дух погромщиков, повел машину вперед, следом за девушкой. В заднее стекло ударил пущенный кем-то вдогонку булыжник, крыша над головой загремела, залязгала, осыпаемая градом мусора. Толпа зевак впереди безучастно расступилась, освобождая путь автомобилю и погромщикам. Поднять руку на девушку, которая, всхлипывая, задыхаясь от быстрого бега, петляла среди прохожих и припаркованных у обочин машин, никому даже в голову не пришло, но и на помощь ей никто не спешил. Все наблюдали за происходящим молча, с видом сторонних зрителей: нас, дескать, это не касается.

– Я ее подхвачу, – сказал В-Стивенс. – Вы, главное, притормозите чуть впереди.

Обогнав девушку, Паттерсон ударил по тормозам. Венерианка заметалась по мостовой из стороны в сторону, точно вспугнутый заяц, впопыхах устремилась назад, навстречу погромщикам, однако В-Стивенс, одним прыжком выскочив на асфальт, настиг ее, схватил за руку и поволок к машине. Ле Марр с Эвелин Каттер втащили обоих внутрь, и Паттерсон снова вдавил в пол педаль газа.

Не прошло и минуты, как «Бьюик», свернув за угол, разорвал бампером веревку полицейского ограждения, и опасная зона осталась позади. Еще минуту спустя частый топот и яростный рев бегущих стихли вдали.

– Все в порядке. Все в порядке, – мягко, настойчиво втолковывал венерианке В-Стивенс. – Мы тебе не враги. Видишь, я тоже из гуселапых.

Девушка, вжавшись спиной в дверцу, съежилась, поджала колени к груди. Зеленые глаза ее округлились от страха, впалые щеки конвульсивно, нервно подергивались. На вид лет около семнадцати. Венерианка машинально стягивала перепончатыми пальцами разорванный ворот блузки. Одну туфельку она потеряла, на лбу краснела царапина, темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, губы дрожали так, что ни слова не разберешь.

Ле Марр ухватил ее за запястье, пощупал пульс.

– Да у нее сердце вот-вот из груди выскочит, – пробормотал он и, вынув из кармана пиджака шприц-ампулу, вогнал в трясущееся предплечье девушки дозу наркотика. – Пусть успокоится малость. Физически не пострадала: догнать ее не успели.

– Все в порядке, – снова забормотал В-Стивенс. – Мы – врачи, доктора из Центральной городской клиники, все, кроме мисс Каттер: она у нас отвечает за документацию. Доктор Ле Марр – невропатолог, доктор Паттерсон – специалист по онкологическим заболеваниям, а я – хирург, видишь? – объяснил он, легонько коснувшись лба девушки прецизионным хиропротезом. – И вдобавок тоже венерианин, земляк твой. Сейчас отвезем тебя в клинику, побудешь там.

– Нет, но вы видели?! – внезапно взорвался Ле Марр. – Никто даже пальцем не шевельнул, чтобы помочь ей! Стояли столбами и…

– Им просто страшно, – объяснил Паттерсон. – Просто не хочется ввязываться в неприятности.

– Не выйдет, – холодно хмыкнула Эвелин Каттер. – От неприятностей подобного рода не остаться в стороне никому. В таких вопросах сторонних зрителей не бывает: это вам не футбол.

– И что же дальше будет? – с запинкой пролепетала спасенная девушка.

– С Земли тебе лучше убраться подобру-поздорову, – мягко посоветовал ей В-Стивенс. – Как и прочим венерианам. Возвращайся домой и оставайся там, пока это безобразие не уляжется.

– А уляжется ли? – выдохнула она.

– Со временем – обязательно, – заверил ее В-Стивенс, потянувшись вперед и вручив венерианке одну из сигарет Эвелин. – Дальше так продолжаться не может. Мы должны жить свободно.

– Полегче, – угрожающе бросила ему Эвелин. Глаза ее вспыхнули враждебным огоньком, будто тлеющие угли. – Я полагала, вы выше всего этого.

Темно-зеленое лицо В-Стивенса приобрело явственный красноватый оттенок.

– По-вашему, я способен сидеть сложа руки, в то время как моих соотечественников убивают и осыпают оскорблениями, а наши интересы ущемляют на каждом шагу, дабы глиномордые вроде Ганнета богатели, жирели на крови, выжатой из…

– Как-как? «Глиномордые»? – в изумлении переспросил Ле Марр. – Вейчел, что это за словцо?