Популярный киноактер Борис Андреев стал известен широкому зрителю с конца 30-х годов. И практически сразу он стал героем ряда громких скандалов, которые были широко известны в народе не благодаря СМИ (те в советские годы подобные события практически не афишировали), а исключительно благодаря народной молве, которая, кстати, была не менее оперативной, чем любая из газет. Естественно, по ходу дела эти слухи обрастали всевозможными лишними подробностями, которые только прибавляли популярности киноактеру в глазах населения. Вот лишь некоторые из этих скандалов.
После фильма Ивана Пырьева «Трактористы» (1939) Борис Андреев близко сошелся с актером Петром Алейниковым. Причем вся киношная среда тогда никак не могла взять в толк, какие общие интересы могли связывать громоподобного богатыря Андреева и тщедушного весельчака Алейникова. Однако факт есть факт: эти два актера были друзьями из разряда «не разлей вода».
Одна из первых известных скандальных историй, приключившихся с актерами, относится к маю 1939 года, когда друзья снимались в фильме режиссера Эдуарда Пенцлина «Истребители». У обоих там были маленькие эпизодические роли, почти бессловесные (отметим, что когда в 1940 году фильм выйдет на широкий экран, он займет в прокате 1-е место, собрав 27,1 млн зрителей). Однако, когда артисты приехали в Киев, в гостинице им почему-то не нашлось места. С горя друзья отправились в ресторан. Далее послушаем рассказ О. Хомякова:
«Поужинали в ресторане, идут вечером по Крещатику. До гостиницы еще топать и топать, а горилка сделала свое дело: сморила. Вдруг Андреев видит – стоит кровать. Заправлена. На подушках украинская вышивка, на стуле рядом – рушник, тоже расшитый. Пригляделся. Около кровати – диван. А погода теплая, майская. Ну на черта им гостиница, если все это не мираж, не пьяная фантазия? „Петя, была команда: отбой!“ И – к кровати. Кто-то (а может, показалось?) треснул его по лбу, что-то зазвенело… Короче, то был не мираж, а витрина мебельного магазина. Откуда их вскорости извлекли, едва растолкав, милиционеры… Доспали оба в отделении, в КПЗ.
Утром молоденький лейтенант садится за протокол. «Вынужден, – извиняется перед Андреевым, – составить». Тот ему: «Не составишь». Лейтенант: «Вынужден, товарищ Андреев. Я вас лично очень уважаю, но…» – «А я говорю: не составишь». С этими словами Андреев (зная, что они на спирту) выпивает из пузырька чернила! Во-первых, опохмелился. Во-вторых, как следовало ожидать, второго пузырька не имеется. Протокол писать нечем. Немая сцена… Тут раздается треск мотоцикла: прибыл начальник отделения со своей семьей – в люльке, на сиденье. Он в Савку из «Трактористов» влюблен без памяти. Начались знакомства, объятия, фото на память: с семьей, с сослуживцами… О мебельном магазине было забыто. Ну, разбили витрину, ну, вздремнули на кровати, на диване… С кем не бывает?..»
Еще одна скандальная история случилась с Андреевым два года спустя – в июле 1941 года. К тому моменту уже вовсю бушевала война, которую Андреев встретил в столице. И вот однажды он зашел в ресторан гостиницы «Москва» и оказался за одним столиком с двумя мужчинами. Один из них, судя по всему, был какой-то начальник, другой – его подчиненный. Однако артист не знал, какое ведомство они представляют. К концу вечера, когда было выпито уже изрядное количество спиртного, между Андреевым и начальником разгорелся какой-то спор. Сначала он шел на повышенных тонах, но затем актер не сдержался, вскочил на ноги и со всей силы врезал своему оппоненту кулаком в лицо. А кулак у Андреева был размером чуть меньше арбуза. Начальник так и рухнул на пол. Следом за ним свалился и его подчиненный, попытавшийся было осадить артиста.
Как оказалось, пострадавшие были работниками НКВД, а именно: один был генералом, а другой – его адъютантом. В итоге 26 июля 1941 года Андреева арестовали. Ему вменили в вину «контрреволюционную агитацию и высказывание террористических намерений» и приговорили… к расстрелу. Однако в дело вмешался случай. Один из выносивших приговор прекрасно знал о том, что Андреев является любимым артистом самого Сталина. Вот он и решил подстраховаться: доложил вождю о том, какая история произошла с Андреевым. Думал, видно, пусть Сталин решит, как быть в такой ситуации. И Сталин разрешил ситуацию как нельзя справедливо.
– Пускай этот актер еще погуляет, – сказал «вождь всех времен и народов».
Так Андреев оказался на свободе и вскоре уехал из Москвы на юг – в Среднюю Азию, где тогда находилась в эвакуации практически вся кинематографическая отрасль. Спустя несколько месяцев на Ташкентской киностудии Андреев начал одновременно сниматься сразу в трех фильмах: «Два бойца», «Годы молодые» и «Сын Таджикистана». Как известно, сильнее всего из них прогремят «Два бойца», где Андрееву досталась роль обаятельного увальня Саши с Уралмаша (его друга-одессита Аркадия Дзюбина сыграл Марк Бернес).
Однако следует отметить, что съемки этого фильма проходили отнюдь не гладко, и без громкого скандала, в эпицентре которого опять оказался Андреев, и здесь не обошлось. И опять виной всему оказался «зеленый змий». Вот что поведал по этому поводу известный кинорежиссер Леонид Марягин:
«Михаил Ромм мне как-то рассказывал:
– Я в войну был худруком Ташкентской студии. И по должности старался ко всем, вне зависимости от ранга и популярности, относиться одинаково. На студии снимались «Два бойца». Борис Андреев тогда крепко пил. Срывал съемки. Когда он приходил в себя, я делал ему серьезные внушения. Он каялся и клялся, что больше в рот ни грамма не возьмет. Но… набирался снова и вот тут пытался свести со мной счеты. Однажды в понятном состоянии молодой, огромный, бычьей силы он явился к директору студии – старому эвакуированному одесскому еврею – и потребовал сказать, где Ромм. Директор направил его на худсовет, хотя знал, что я в павильоне. Андреев ввалился на худсовет, подошел к ближайшему члену худсовета, приподнял его над полом и спросил:
– Ты Ромм?
– Нет, – в испуге ответил тот.
Андреев посадил его на место и взялся за следующего… Худсовет состоял человек из двадцати. И каждого Борис поднимал в воздух и спрашивал:
– Ты Ромм?
Перебрал всех присутствующих, сел на пол и заплакал:
– Обманули сволочи. Мне Ромм нужен! Я должен его убить!..»
Как мы знаем, Андреев Ромма так и не убил. Однако и ни в одном фильме знаменитого кинорежиссера тоже не снялся.
Популярный актер театра и кино Арчил Гомиашвили, блистательно сыгравший роль Остапа Бендера в фильме Леонида Гайдая «12 стульев» (1971), в молодости отличался весьма буйным характером и на этой почве становился героем множества скандалов. Один из них закончился для него плачевно – будущего Остапа посадили в тюрьму. Дело было так.
С юных лет Гомиашвили был очень влюбчивым человеком. Когда в конце 40-х он учился в Школе-студии МХАТ, то влюбился в молодую актрису Театра имени Вахтангова Пашкову. Вот как сам артист об этом вспоминал много лет спустя:
«В Театре Вахтангова были три сестры Пашковых, все они были любовницами Рубена Николаевича Симонова. Они все играли мадемуазель Нитуш, и та, которой он симпатизировал, и играла. По этому определяли, с кем он сегодня. Мне младшенькая нравилась. В драке в ресторане гостиницы „Националь“, куда я ее пригласил (это было 7 ноября 1948 года. – Ф. Р.), я кому-то выбил глаз. Хрен знает, кто выбил, – там такая драка была! – но показали на меня…»
Согласно другой версии, Арчил дрался не за Пашкову, а за другую актрису того же театра имени Вахтангова – звезду советского кинематографа Людмилу Целиковскую.
За драку в общественном месте и нанесение тяжелых побоев Гомиашвили светил солидный срок. И он уже не сомневался в том, что обязательно его получит. Но ему повезло. Через два с половиной месяца после ареста в Москву приехала его мать и прямиком отправилась в милицию. Но там ей сказали: договоритесь с потерпевшим – пусть он заберет свое заявление. Мать нашла пострадавшего, и тот заявил, что заберет заявление только после денежной компенсации за причиненное увечье. Пришлось женщине собирать деньги. Это помогло – Гомиашвили скостили срок до двух с половиной лет тюрьмы.
Не успел Советский Союз оправиться от последствий войны с фашистской Германией, как ему была объявлена новая война – на этот раз «холодная». Причем противниками СССР стали его недавние союзники – США и Англия. А поскольку за минувшие несколько лет в СССР появилось значительное число людей, которые стали с симпатией относиться к этим странам, советским властям пришлось приложить немало сил, чтобы попытаться отвадить людей от западного влияния. Эта кампания была названа «борьбой с космополитизмом».
Особенно много симпатизирующих Западу было в среде советской городской интеллигенции и молодежи, которая даже выдвинула в авангард этого процесса своих главных полпредов – так называемых стиляг (молодых людей, одетых преимущественно во все заграничное и любящих все западное, стильное). В Москве у стиляг даже было свое особое место тусовки – правая сторона улицы Горького, именуемая на западный манер Бродвеем. Параллельно со стилягами существовала еще одна категория молодых людей – «штатники» (то есть апологеты всего американского, штатовского). О том, каким раем на фоне нищей и разгромленной после жесточайшей войны Родины рисовалась стилягам и «штатникам» Америка, рассказывает известный джазмен Алексей Козлов:
«Я познакомился через своего сокурсника с Феликсом Соловьевым, жившим с ним в одном доме, в Девятинском переулке, рядом с американским посольством. Помню, как именно в его квартире я впервые увидел из окна территорию Соединенных Штатов Америки, двор посольства за высокой стеной, фирменные машины невиданной красоты, детей, играющих в непонятные игры и говорящих на своем языке. Зрелище это вызывало у меня чувство какой-то щемящей тоски о несбыточной мечте, о другой планете… Иногда мы подолгу смотрели туда, в тот заманчивый мир, испытывая пылкую любовь ко всему американскому…»
Отмечу, что подобного рода космополитизм был присущ большинству молодых людей во многих европейских странах. Ведь Европа после войны находилась фактически в руинах, а Америка представляла из себя настоящий цветущий и блещущий неоновыми огнями оазис. Короче, Штаты изначально оказались в гораздо более выгодном положении, чем Европа, и пользовались этим на все сто процентов. Западной Европе был навязан «план Маршалла», а отказавшийся от него СССР, по мысли американских стратегов «холодной войны», заранее был обречен на тяжелое осадное положение. Несмотря на то, что пассионарная энергия еще сохранялась у большинства советских людей, однако одновременно росло и число тех, кто вообще не понимал, что это такое, и в выборе между советской уравниловкой и американским шиком выбирал последнее (например, как в случае с А. Козловым). Именно чтобы сдержать этот процесс, и была затеяна «борьба с космополитами».
В 1949 году в популярном журнале «Крокодил» (№ 7) появилось одно из первых публичных упоминаний о стилягах. Фельетон Д. Беляева так и назывался – «Стиляга». Приведу ее с некоторыми сокращениями.
«В студенческом клубе был литературный вечер. Когда окончилась деловая часть и объявили танцы, в дверях зала показался юноша. Он имел изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зеленые; таких широченных штанов канареечно-горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клеша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из черного лака и красной замши.
Юноша оперся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую, после чего обнаружились носки, которые, казалось, сделаны из кусочков американского флага – так они были ярки.
Он стоял и презрительно сощуренными глазами оглядывал зал. Потом юноша направился в нашу сторону. Когда он подошел, нас обдало таким запахом парфюмерии, что я невольно подумал: «Наверное, ходячая реклама „ТЖ“.
– А, стиляга пожаловал! Почему на доклад опоздал? – спросил кто-то из нашей компании.
– Мои вам пять с кисточкой! – ответил юноша. – Опоздал сознательно: боялся сломать скулы от зевоты и скуки… Мумочку не видели?
– Нет, не появлялась.
– Жаль, танцевать не с кем.
Он сел. Но как сел! Стул повернул спинкой вперед, обнял его ногами, просунул между ножками ботинки и как-то невероятно вывернул пятки: явный расчет показать носки. Губы, брови и тонкие усики у него были накрашены, а прическе «перманент» и маникюру могла позавидовать первая модница Парижа.
– Как дела, стиляга? Все в балетной студии?
– Балет в прошлом. Отшвартовался. Прилип пока к цирку.
– К цирку? А что скажет княгиня Марья Алексевна?
– Княгиня? Марья Алексевна? Это еще что за птица? – изумился юноша.
Все рассмеялись:
– Эх, стиляга, стиляга! Ты даже Грибоедова не знаешь…
В это время в зале показалась девушка, по виду спорхнувшая с обложки журнала мод. Юноша гаркнул на весь зал:
– Мума! Мумочка! Кис-кис-кис!
Он поманил пальцем. Ничуть не обидившись на такое обращение, девушка подпорхнула к нему.
– Топнем, Мума?
– С удовольствием, стилягочка!
Они пошли танцевать…
– Какой странный юноша, – обратился я к своему соседу-студенту. – И фамилия странная: Стиляга – впервые такую слышу.
Сосед рассмеялся:
– А это не фамилия. Стилягами называют сами себя подобные типы на своем птичьем языке. Они, видите ли, выработали свой особый стиль в одежде, в разговорах, в манерах. Главное в их «стиле» – не походить на обыкновенных людей. И, как видите, в подобном стремлении они доходят до нелепостей, до абсурда. Стиляга знаком с модами всех стран и времен, но не знает, как вы могли убедиться, Грибоедова. Он детально изучил все фокусы танго, румбы, линды, но Мичурина путает с Менделеевым и астрономию с гастрономией. Он знает наизусть все арии из «Сильвы» и «Марицы», но не знает, кто создал оперы «Иван Сусанин» и «Князь Игорь». Стиляги не живут в полном нашем понятии этого слова, а, как бы сказать, порхают по поверхности жизни… Но посмотрите.
Я и сам давно заметил, что стиляга с Мумочкой под музыку обычных танцев – вальса, краковяка – делают какие-то ужасно сложные и нелепые движения, одинаково похожие и на канкан, и на пляску дикарей с Огненной Земли. Кривляются они с упоительным старанием в самом центре круга.
Оркестр замолчал. Стиляга с Мумочкой подошли к нам. Запах парфюмерии разбавился терпким запахом пота.
– Скажите, молодой человек, как называется танец, который вы танцуете?
О проекте
О подписке