Когда Оля в халате пришла на кухню, София уже завтракала. Они обменялись взглядами, и Оле потребовалась секунда, чтобы все понять.
– Вот.
София одной рукой придерживала голову, а другую подняла, чтобы остановить ее:
– Да, я уже знаю, что ты хочешь мне сказать. Ты хочешь своими словами отправить меня в нокаут и уничтожить, поэтому я скажу сразу – ты была права. Ты это хотела услышать?
Оля подошла к плите и взяла чайник с еще горячим чаем, налила немного себе в чашку и села рядом с ней:
– Иногда я бы очень хотела ошибаться, но не получается. – И она добавила в чай немного молока, а затем стала его пить.
София не смотрела на нее:
– Нам всем хочется, чтобы был кто-то, кто сказал бы нам, что делать, а мы бы потом поступали с точностью до наоборот, но…
– Но?
– Нам всегда радостно, когда кто-то интересуется нами.
Оля кивнула и сделала еще один глоток. Затем она взяла тост и намазала на него масло, стараясь не разломить. Наконец, когда дело было сделано, она положила сверху немного черничного варенья.
София хмуро посмотрела на нее:
– А у меня всегда ломается.
– Потому что ты готовишь точно так же, как играешь…
София озадаченно на нее посмотрела.
Оля ей улыбнулась:
– Подавляя всех и вся. – И она откусила кусочек бутерброда.
– Да уж точно, тосты – это тебе не третий концерт Рахманинова.
Они рассмеялись и продолжили разговаривать, время от времени запивая разговор чаем.
– В общем, я с тобой не согласна.
– Я и не сомневалась.
– Мне нужно было встретиться с Виктором вчера вечером, чтобы понять некоторые вещи, которые в противном случае ускользнули бы от меня.
– Хорошо.
Некоторое время они молчали.
– Ты тоже хочешь сказать мне что-то еще?
София улыбнулась:
– Да, конечно, но я не уверена, что ты захочешь это услышать.
Софии нравились их с Олей отношения – они были очень близки, но в то же время держали дистанцию, относясь друг к другу с невероятным уважением, большой любовью и, возможно, даже с небольшим страхом, который и мог все испортить. И поэтому они играли в словесные игры там, где можно было выразиться более просто.
– Вчера я поняла, что хочу любви. Я скучаю по тому, чтобы быть красивой для кого-то, и от этого в самом деле становиться красивой. Я скучаю по смеху и… – София посмотрела на Олю, немного беспокоясь о том, какую реакцию это вызовет. – Я скучаю по сексу.
Она увидела, что ее попытка взорвать неизвестную ей бомбу ни к чему не привела. Словно если бы у гранаты сорвали чеку и отправили ее далеко и глубоко в море, а она, взорвавшись, отправила на поверхность всего лишь жалкий пузырь, который лопнул с тихим бульком.
Оля вздохнула:
– Я не вижу во всем этом ничего плохого, все это более, чем естественно. Ты красивая женщина, молодая, веселая, любопытная, радостная… Большинство мужчин сходят по тебе с ума и хотят тебя, а что уж говорить о тех, кто видел, как ты играешь!
– Почему?
– Поскольку видеть твою игру на фортепиано возбуждает еще сильнее – ты касаешься клавиш, будто ласкаешь музыку, будто занимаешься любовью. И это говорит тебе женщина.
– Да, думаю, мужчина выразился бы по-другому. Ты действительно так меня видишь?
Оля улыбнулась:
– Я преуменьшила. Ты не рассказала мне только одного, после твоей внимательной рефлексии по поводу вчерашнего вечера…
– Подожди… – София остановила ее. – Прежде чем ты мне скажешь то, что хочешь, я хочу тебе кое-что рассказать. Вчера вечером мы ездили ужинать в прекрасное место на острове Русский.
– Там очень красиво.
– Да. Виктор выложился по полной. И только подумай, он подарил мне оригинальную партитуру девятилетнего Моцарта. Я даже представить не могу, сколько она стоит. Минимум три тысячи евро.
– Это шесть его зарплат, не говоря уже о том, сколько он потратил на ужин. Вы заказывали много вина?
– Да, самых разных, и все отличного качества.
– Он как будто весь год играл только ради тебя.
София рассмеялась:
– Да, но в самый важный момент он сделал ошибку. Я вспомнила один замечательный фильм с Де Ниро и Мерил Стрип – «Влюбленные» – тот эпизод, где они идут к нему домой, начинают страстно целоваться, перебираясь на кровать, но потом она вырывается, извиняется и хочет уйти домой. Она влюблена, но чувствует себя виноватой… – И София замолкла.
В этот момент Оле захотелось узнать обо всем, расспросить ее, что же все-таки случилось. Была ли она у него дома? И да, целовались ли они? Чем занимались еще? Но она понимала, что сейчас не время, поэтому продолжила молчать. Она знала Софию и понимала, что та сама решит, что ей рассказать и в особенности когда.
София извинилась:
– В общем, прости, я не знаю, зачем я тебя перебила. Что ты хотела мне сказать?
– Ты права, что желаешь все то, о чем только что мне рассказала. И, честно говоря, ты могла бы легко получить все это и не тратя время на поиски мужчины, потому что он у тебя уже есть. София, может быть, ты этого не помнишь, но ты замужем.
София рассмеялась:
– Ну конечно! Вот чего ты хочешь! Ну хорошо хоть ты мне сказала, а то я все не могла вспомнить, весь вечер вчера думала за ужином: а не замужем ли я?
Оля покачала головой:
– Я ни разу не спрашивала тебя о том, что тогда произошло. Ты не хотела мне рассказывать, и я не настаивала. Я знала только, что с твоим мужем произошел несчастный случай, а потом была операция. Но я так и не поняла, почему ты сбежала.
– Это правда, мне не хотелось думать об этом. Дело в том, что ты всегда ценила меня такой, какая я есть, но правда в том, что мой скверный характер все-таки проявляется в некоторых вещах.
– Я знаю. – Оля сделала глоток чая.
София продолжила:
– Например, авария… Это была моя вина. Был вечер, и Андреа поехал за пиццей. Он был на мотоцикле. Я только что вернулась с уроков. Он позвонил мне и сказал, что купил пиццу с помидорами черри и моцареллой. Но я ясно дала ему понять, что хотела только с помидорами и все. Я разозлилась. Я сказала ему, что он никогда не слушает меня, что он всегда делал по-своему.
– Но это же всего лишь пицца.
– Да, действительно. Я знаю. – София допила чай и поставила чашку на стол. – Он пытался пошутить по этому поводу, но я была непреклонна. Мы поссорились, и я бросила трубку.
– Как тяжело…
– Андреа в ярости вернулся в пиццерию. Было темно, он гнал как сумасшедший, чтобы поскорее приехать, и не заметил, как внизу под горкой разворачивалась машина. За рулем сидела пожилая женщина, которая, увидев, как он несется на нее, впала в ступор, остановилась посреди дороги, а он не успел свернуть. Это было ужасно. И все, что нужно было, это сказать: «Ты права, я уберу моцареллу…»
Оля молчала.
– Его парализовало из-за меня. Из-за меня. Из-за пиццы, такой ерундовины. Я посвятила себя Андреа полностью, потому что чувствовала себя виноватой, мне было плохо, а он страдал. Я решила, что я должна исполнить свою клятву – никогда больше не играть концертов…
– Я хорошо это помню, и мне очень жаль. Тебя не хватало всему миру музыки. Никто из нас не мог тебя переубедить.
Оля взяла тост и намазала его маслом.
– Потом я встретила Танкреди…
Оля откусила кусочек, в этот раз не положив варенья.
– Человека, который удивил меня с самого начала. Это меня раздражало, но в то же время нравилось, причем очень. И за это я его ненавидела. Но потом я поняла, что он нравится мне по-настоящему, и из-за этого я почувствовала себя еще более виноватой перед Андреа. Я не хотела сдаваться. Мне казалось, что я предаю его, даже просто думая о Танкреди.
Пока София продолжала свой рассказ, она поняла, что впервые за такой долгий период времени она может полностью признаться в том, что произошло. Она чувствовала себя легко, словно плотина, которая слишком долго сдерживала поток воды и внезапно дала ему свободу.
– Но почему же тогда ты от всего сбежала?
– Потому что однажды Андреа сказал мне, что в Интернете он нашел профессора Мишуну Торкаму, который экспериментировал с новым методом лечения стволовыми клетками, он изучал способы и, похоже, мог творить чудеса. Но стоило это очень дорого.
– Я помню.
– Нужно было заплатить баснословную сумму, и вдруг появилась возможность поехать на те гастроли…
– Да, – произнесла Оля, доедая тост, – нужно было сыграть пять высокооплачиваемых концертов, и я была просто счастлива, потому что ты снова играла.
– Точно, и эта сумма пошла бы на оплату операции Андреа. Но на самом деле это предложение поступило от Танкреди, который организовал весь этот ненастоящий тур, чтобы я провела время с ним. Я солгала Андреа и тебе тоже, сказав, что буду выступать, но на самом деле я провела пять дней на его острове вместе с Танкреди…
Оля посмотрела на нее.
– Всего несколько дней, но они изменили мою жизнь и жизнь Андреа. Он перенес операцию и снова начал ходить. И когда все, казалось, вернулось на круги своя, Андреа сказал то, что снова перевернуло все с ног на голову.
– Что?
– Через месяц после операции, во время реабилитации, он вскользь упомянул, что узнал о Торкаме из присланного ему на почту письма. До этого он всегда говорил мне, что нашел его случайно, сидя в Интернете. Я провела небольшое расследование и обнаружила, что это письмо прислала компания «Nautilus», которой владеет Танкреди. Андреа понимал все, и он принял, что все будет так, как хочет Танкреди. Операция, деньги на ее оплату и то, что я останусь с ним… Они оба меня обманули, понимаешь? – София посмотрела в окно.
– И тогда ты ушла, – сказала Оля, – оставив их обоих.
– Да…
Оля улыбнулась Софии:
– Ну ты ничуть не хуже многих других. А теперь давай скорее покажи мне ту старинную партитуру, которую тебе подарил Виктор.
– Я не могу.
– Она настолько драгоценна? И надежно спрятана? Она слишком хрупкая и может рассыпаться?
– Нет, я разорвала ее на мелкие кусочки.
Оля улыбнулась. Что ж, теперь ей незачем больше было ее расспрашивать – она прекрасно поняла, как прошел тот вечер.
В большом классе музыкальной школы маленькая девочка все никак не могла понять:
– Значит, мы больше не увидимся? – Елизавете было сложно принять реальность.
София стояла перед ней на коленях и держала за руки:
– Мы увидимся снова, но позже.
– Ты же моя учительница, ты не можешь просто так уйти.
Елизавета была действительно очень хорошенькой – темные волосы, черные глаза и сердитое личико. По ее мнению, так быть не должно.
– Ты права, но, когда вырастешь, ты меня поймешь.
– Мама мне тоже всегда это говорит. Тогда знаешь что? Я не хочу становиться взрослой!
Ей удалось вырвать руки из ладоней Софии и снова сесть за свою парту, скрестив руки на груди и разозлившись еще сильнее.
София подошла к ней:
– Вот увидишь, вы с Олей прекрасно сработаетесь. Она ведь была моей преподавательницей тоже. А когда мы встретимся, то снова будем играть вместе. Обещаю тебе, мы устроим концерт в четыре руки.
После этого обещания на лице Елизаветы, кажется, мелькнула улыбка.
– Честно? А когда ты вернешься?
– Скоро, обещаю тебе. – Затем она обратилась ко всему классу: – Итак, девочки, я оставляю вас на попечение учительнице гораздо лучше, чем я. Вы знаете, она раньше преподавала здесь долгое время, а сейчас возвращается специально ради вас.
Оля сидела за столом. Девочки были слегка взбудоражены, похоже, что они не были согласны ни с тем, что она может быть лучше Софии, ни с идеей, что теперь они будут учиться у этой пожилой женщины.
– Но она же очень старая… – прошептала одна из них. – И строгая.
София сделала вид, что не услышала:
– Я уверена, что вы прекрасно вместе проведете время. Помните, музыка для души, словно гимнастика для тела. Вы все станете еще красивее!
– Это ты придумала эту фразу про гимнастику для души? – спросила Елизавета.
София погладила ее по голове:
– Нет, я не настолько умна. Ее придумал один греческий философ. – И, прежде чем она расстроилась еще сильнее или даже расплакалась, София схватила сумку. – Пока, девочки, хорошей работы. – И она вышла из кабинета.
– Подожди! – Оля вышла за ней, на ходу говоря всему классу: – Ждите меня и не балуйтесь. – И закрыла за собой дверь.
«Ну что ж, прекрасное начало», – подумала Елизавета.
Оля и София направлялись к выходу, идя по пустому коридору.
– Ты уже решила, что делать?
– Еще нет, но ты права, мне пора уходить.
– Я провожу тебя, если хочешь. Когда ты купишь билет на самолет, я отвезу тебя в аэропорт.
– Хорошо, Оля, а сейчас возвращайся в класс, пока они не воспользовались твоим отсутствием.
– Ты вернула меня к преподаванию. Это настоящее чудо.
– Ты тоже творишь чудеса.
– Это правда.
Оля крепко ее обняла. София закрыла глаза: «Я не должна плакать, я слишком сентиментальна, это уже не нормально».
Она сжала кулаки, и ей удалось сдержать слезы. После этого она отстранилась от Оли:
– У Елизаветы многообещающее будущее.
– Да, я согласна с тобой.
– До скорого, Оля.
– До встречи.
Оля проводила ее взглядом. В тишине коридора были слышны только звук ее шагов и какие-то аккорды из отдаленных кабинетов.
Она прошептала:
– Но никто никогда не сможет достичь твоего уровня, София. – И в этой уверенности она возвратилась в класс. – Итак, девочки, давайте продолжим с того места, на котором вы остановились.
Елизавета открыла нотную тетрадь и сказала однокласснице:
– Я уже скучаю по Софии.
– Я тоже. Она мне очень нравилась, а теперь даже хочется плакать.
– Нет, не нужно. София бы не хотела, чтобы ты плакала.
София уже собиралась открыть дверь и выйти, но решила в последний раз обернуться и посмотреть на коридоры музыкальной школы, на закрытые двери классов, где разные учителя преподавали музыку юным, многообещающим, талантливым ученикам. «И вот я опять уезжаю. Найдется ли когда-нибудь место, которое станет для меня настоящим домом? Как-то раз я прочитала одну прекрасную цитату Оливера Уэнделла Холмса: „Дом – это то место, которое могут оставить наши ноги, но не наше сердце“, что-то вроде того. А я? Где же я оставила свое сердце?»
Затем София закрыла за собой дверь, спустилась по школьной лестнице и вдруг остановилась как вкопанная.
– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? – Внизу лестницы стоял Виктор. – Прошу тебя, я чувствую, что я ужасно виноват перед тобой.
София быстро сбежала по лестнице.
– Я не знаю, что на меня нашло, правда. С тех пор как ты приехала сюда, я хотел провести с тобой хоть немного времени и испортил все в одно мгновение. – Виктор продолжал идти рядом с Софией. – Пожалуйста, я знаю, что совершил ошибку, но ты не можешь так со мной поступить…
София посмотрела на него.
Виктор тут же исправился:
– В смысле, прости, нет, конечно, ты можешь поступать со мной как хочешь, на самом деле ты все делаешь правильно… Я не должен был этого делать. Вот… Подожди минутку.
София остановилась.
Виктор побежал к своей «шкоде» и вскоре вернулся с красивейшим букетом белых лилий:
– Я прочитал, что это цветы, которые символизируют чистоту, желание начать все сначала, как дружеское рукопожатие. Вот я бы хотел, чтобы это произошло и между нами. Правда, я не знаю, что на меня нашло…
На самом деле Виктор спланировал все до мельчайших деталей и надеялся, что все его расходы – ужин, шампанское «Krug» в ресторане, шампанское дома, драгоценная партитура, – все эти заранее запланированные вещи приведут к желаемому результату, а не к полному провалу и не к тому, чтобы его стали совсем избегать.
Виктор все еще шел рядом. Он был полностью разбит и в отчаянии.
– Прими хотя бы эти лилии.
София взяла их, и Виктор почувствовал себя чуть легче.
– Спасибо. Клянусь тебе, я просто не находил себе места.
Затем София продолжила идти.
Виктор прошел за ней еще пару шагов:
– Куда ты идешь? Могу я тебя подвезти?
София повернулась и бесстрастно смотрела на него несколько секунд.
Виктор понял, что то, что она приняла от него цветы, уже прекрасно и лучше на этом и остановиться.
– Как бы то ни было… знай, я всегда рядом. – После этой неуместной и глупой фразы он вновь сел в машину и уехал.
Когда София увидела, что «шкода» скрылась за углом, она выбросила лилии в мусорный бак и продолжила идти домой.
Все нужное она стала собирать в свою косметичку, а также в небольшой чемодан. Она выбирала, что взять, а что оставить: «Да, это мне пригодится в Риме; эта одежда слишком тяжелая и ее можно носить только тут». Затем она открыла ноутбук и стала искать билет. На одно мгновение ей захотелось взять билет на поезд, но до Москвы он шел около пяти дней. Она рассмеялась: «Кто знает, может, однажды мне пригодится это время». Наконец она нашла то, что искала, всего с одной пересадкой. Она купила этот билет, зарегистрировалась, и все данные пришли ей на мобильный телефон. После этого София сходила в душ, высушилась, оделась, сделала себе кофе и затем села за кухонный стол. Много времени у нее не было, так что долго сидеть она не собиралась. Иногда все кажется настолько ясным, что слова приходят сами собой. Затем она вызвала такси. Увидев машину в окно, она надела пальто, перекинула сумку через плечо, взяла чемодан и вышла. На мгновение она остановилась, чтобы в последний раз взглянуть на дом. Эта крыша, маленькие окна, балконы, на которых были растянуты какие-то прозрачные пластиковые нитки, на которых сушилась одежда. Из этих хорошо утепленных мест можно наслаждаться метелью. Затем она обернулась. Бабушка в традиционном платке торговала овощами на обочине дороги, две дамы протянули ей мелочь, и та сложила ягоды в бумажный пакет. София вспомнила фразу, которую однажды сказал ей один из ее учителей: «В путешествии самое большое расстояние – это расстояние от двери».
Затем она села в машину:
О проекте
О подписке