Глава пятнадцатая

Ночь в городе. Кто-то уже спит, а кто-то, наоборот, мучается от бессонницы. Ночь светлых мыслей, убаюкивающих мечты. Ночь страхов и неуверенности, прогоняющей мечты. «Ночь раздумий и любви, открывающая объятия новому миру»^[18], как поет Микеле Дзаррилло.

Ники, веселая и довольная, ныряет в постель и отправляет Алексу эсэмэску:

«Привет, дорогой, я дома и ложусь спать. Скучаю по тебе».

Алекс улыбается, читает, потом отвечает. «И я по тебе… Всегда. Ты мое ночное солнце, моя дневная луна, моя самая красивая улыбка. Я люблю тебя».

И все кажется таким спокойным. Легкий ночной ветерок, несколько облачков скользят по небу, как по большому синему ковру. Но на самом деле эта ночь не такая уж и спокойная.

Кто-то в другом доме даже не думает спать.

Энрико ходит взад-вперед по гостиной, затем медленно входит в комнату маленькой девочки, взволнованно смотрит в полутьме на ее личико, слушает дыхание, настолько легкое, что его замечаешь только вблизи. Вдыхает всей грудью тонкий аромат, этот запах новорожденного, впитывает в себя эту свежесть, очарование маленьких ручек, неуверенных, осторожно сжимающихся в кулачки и вновь разжимающихся на маленькой подушке, каждое движение наполнено таким невероятным спокойствием. Энрико вздыхает еще глубже, а затем выходит из комнаты, оставляя дверь приоткрытой. Он снова чувствует себя сильным, заряженным этим чудом новой жизни, жизни, которую создал сам. И только на мгновение его разум улетает далеко-далеко, за моря и горы, пересекает другие страны, реки, озера и мчится еще дальше, чтобы очутиться на пляже. И представить, как Камилла гуляет в солнечном свете по песку, по набережной, на талии саронг, она смеется, шутит, болтает со своими спутниками. Но он видит только ее, ее улыбку, ее красивые белые зубы, ее уже слегка загорелую кожу, слышит ее смех, подходит ближе, почти касается ее, все еще ощущая любовь. Он как будто Дензел Вашингтон в «Дежавю» с той красивой чернокожей женщиной. Затем Энрико видит, что Камилла входит в бунгало, а сам он остается снаружи. Один, брошенный, незваный гость, нежеланный, лишний, не к месту. А кто-то другой проскальзывает внутрь и с улыбкой закрывает дверь. Энрико продолжает стоять, издали смотрит на бунгало и страдает, вспоминая желание, страсть, вкус ее поцелуев, волнение, когда она раздевается, ее элегантные наряды, то, как она поправляет волосы, снимает чулки, лежа на кровати, ласкает себя…

И его боль становится все сильнее и сильнее, потом превращается в гнев, и он молчит и чувствует, как на глазах выступают слезы, а внутри разверзается огромная пропасть. Он страдает, из глаз вот-вот покатятся слезы, но он успевает подойти к компьютеру. Медленно, осторожно к Энрико возвращается спокойствие, словно постепенно увеличивается яркость монитора. Долгий вдох. Еще один. И еще один. И боль медленно уходит. Мысли скользят прочь, будто чайки над мальдивскими волнами. Это горькая уверенность: ты растешь, экспериментируешь, учишься, думаешь, что знаешь, как все устроено в мире, думаешь, что подобрал наконец ключ к этой двери и теперь сумеешь во всем разобраться и все понять. А потом, когда ты меньше всего ожидаешь, когда во всем царит идеальное равновесие, когда думаешь, что нашел все ответы или, по крайней мере, большинство из них, появляется новая загадка. И ты не знаешь, как ее разгадать. Ты не готов. Только понимаешь, что любовь не принадлежит тебе, тот самый волшебный миг, когда два человека решают вместе наслаждаться жизнью, мечтать, петь, греться в лучах своей уникальности и неповторимости. Им некогда слишком много думать. И этот момент длится, пока они оба хотят этого. Пока один из них не улетит в другую страну. И никакие доводы, никакие слова не смогут вразумить другого. Потому что у любви нет разума…

Энрико стоит там один и смотрит на ту, которой больше нет. Только чайкой и остается восхищаться. Птица касается воды, волн и словно пишет крылом «Конец», скользя над морской гладью.

Энрико вздыхает, открывает «Гугл», вводит одно слово и нажимает «Поиск». И на мониторе появляется ответ на вопрос, который волнует его сейчас: «няня».

Олли заканчивает мыть посуду. Кладет тарелки в раковину и открывает кран. Берет четыре чайных ложки и оставляет их в стакане, затем возвращается в гостиную, чтобы забрать остатки десерта.

Как забавно, они съели его, разрезав ровно пополам. И надпись теперь другая. Это шутка судьбы или отчаянная попытка Ондэ не сильно нарушать диету? «Не» исчезло, и Олли кладет торт в холодильник со странным, почти пугающим предчувствием, буквы, отпечатавшиеся на сладкой глазури, словно предупреждают об опасности, оставляя на поверхности горькую мысль: «Стажер… рискует!»

Два часа ночи. Пьетро украдкой выходит за дверь. Он пытается скрыть свое лицо, как вор, который только что обчистил квартиру. Но на самом деле они оба решились на этот шаг, словно признались, что больше не могут жить так, как сейчас. Они хотят большего, хотят чего-то другого. Хотят того, чего у них нет, и они крадут это друг у друга.

Пьетро садится в машину, заводит мотор и на полной скорости уносится в ночь. Теперь он, кажется, почти доволен, глубоко вздыхает и думает: «Вот и она ушла, это как будто странный чемпионат, глупый турнир, в котором один и тот же человек будет и первым, и последним одновременно просто потому, что, кроме него, в соревновании никто не участвует».

Эрика заходит домой крадучись, на цыпочках. Заглядывает в гостиную. Проклятие, на это она не рассчитывала. Вечно одна и та же история. Папа снова уснул перед телевизором. Она идет дальше, стараясь не шуметь, направляется в спальню. Уже проходит мимо отца, но потом возвращается.

Нет, ничего не получится. Но, несмотря на опасность, любопытство слишком велико. Она подходит к записной книжке, которая лежит на столе возле дивана, где спит отец. «Посмотрим, кто мне звонил, – она читает и тихонько шепчет: – Для Эрики: Сильвио, Джорджио, Дарио…» Вот облом… Никого по-настоящему интересного.

Хр-р-р-р. Громкий шум заставляет ее подпрыгнуть. Это отец храпит, оглушительный звук в ночной тишине страшно ее пугает. Эрика вскидывает руки, словно готовится отбивать удар. Затем улыбается, слушает, как колотится сердце, прижимает руку к гру-ди, чувствует сумасшедшие удары. Качает головой и идет к спальне. Выключать телевизор не надо, в последний раз, когда она так сделала, отец сразу проснулся и перепугал ее до полусмерти, когда спрыгнул с дивана. Внезапная тишина звучит громче раската грома для человека, который блаженно спал в этом шуме.

Эрика закрывает дверь гостиной, быстро идет по коридору – мама крепко спит, – заходит в комнату и раздевается с ре-кордной скоростью. Рубашка, туфли, шорты, пояс. Теперь она ас. Может найти все что угодно в полной темноте, даже если по всему полу рассыпать канцелярские кнопки. Эрика бросает вещи на кресло. Пытается прицелиться, но без света плохо получается, и рубашка приземляется на пол. «Утром уберу». Важно все вернуть на место, прежде чем кто-то войдет в комнату. Она идет в ванну, чистит зубы, быстро причесывается, споласкивает лицо и надевает пижаму. Прежде чем заснуть, берет в руки мобильник. Надо поставить его на зарядку. Сообщений нет. Конвертик на экране не горит. Никаких новостей. Тьфу. Она быстро пишет: «Ты здесь?» И отправляет Джо. Ждет минуту. Две. Наконец пожимает плечами. Наверное, он уже спит. Эрика улыбается: «Может быть, я ему приснюсь».

И с этой успокаивающей мыслью она проскальзывает под простыню и счастливо засыпает. Не задумываясь о том, что ты не будешь держать рядом с собой человека, которого больше не любишь, только потому, что ваша связь дарит тебе ощущение безопасности и собственной значимости. Свобода – вот цена независимости, и эта свобода может быть только полной, когда ты честен по отношению к себе и к людям, которые тебя любят.

Алекс ворочается в постели. Он немного вспотел. Ему снится кошмар. Он просыпается. Смотрит на часы: 6:40. Он выпивает стакан воды и впервые за долгое время вспоминает, что ему приснилось. Обычно он забывает сны. На этот раз, однако, ему запомнилась каждая деталь.

Алекс в зале суда. На всех адвокатах белые парики, длинные мантии и черные шляпы. Потом он поворачивается и понимает, что в роли адвокатов – его друзья: Пьетро, Энрико и Фла-вио, а сторону обвинения представляют их жены: Сюзанна, Камилла и Кристина. У них белые напудренные лица.

Судьи – подруги Ники, Олли, Эрика, Дилетта, их парни, родители Ники, и даже его родители! А потом вдруг раздается голос: «Встать, суд идет». И в центре зала за большим деревянным столом, в огромном кожаном кресле, появляется судья – Ники, красивая и уже взрослая женщина с безмятежным выражением лица. Молоток с силой бьет по столу.

– Тишина в зале. Обвиняемый признан… виновным.

Алекс каменеет, он ошеломлен, начинает оглядывается по сторонам, но все вокруг только молча кивают, а ему нужны объяснения.

– Но почему? За что? Что я сделал?

– Чего только ты не сделал… – Пьетро улыбается, кивает, затем подмигивает: – Хорошая новость – мы не считаем тебя виновным.

И тут он просыпается.

Алекс ходит по квартире, сейчас двадцать минут восьмого. Снова и снова обдумывает свой сон, но ничего толкового в голову не лезет. Он подходит к компьютеру. Какие встречи у нас сегодня? Открывает нужную страницу ежедневника.

Ах да, брифинг в двенадцать, но это не очень важно, днем еще нужно просмотреть эскизы… В этот момент, как по волшебству, он замечает, что Ники не закрыла свою страницу в Фейсбуке. Этот момент, момент, который кажется вечностью, волшебное молчание, время почти остановилось в ожидании его решения. «Да, мне любопытно. Я хочу знать…» Он чувствует себя таким слабым, несчастным, жадным и вдруг кликает по странице, и – пуф! – ему открывается мир. Куча парней, о которых он никогда не слышал, их сообщения на стене: «Красотка! Что ты делаешь, погуляем? Когда мы увидимся, ты знаешь, что ты милашка? Ты правда встречаешься с кем-то или это просто прикрытие?»

Джорджио, Джованни, Франческо, Альфио. Самые нелепые имена, самые нелепые комментарии, еще более нелепые фотографии. Некоторые парни в зеркальных очках, с золотыми цепочками на шее, белые майки, джинсы на бедрах, кожаные куртки, ремни с огромными пряжками, супернакачанные мышцы. Другие со стрижкой лесенкой, челка на глазах, тощие, в обтягивающих рокерских рубашках. Кто-то более интеллектуальный, в очках и с незапоминающимся лицом. Кто все эти люди, что они хотят и, прежде всего, что делают на странице Ники? Хуже, чем какое-то реалити-шоу! С ходу бросаются в бой, кусают без предупреждения. Алекс бледнеет, видит себя опять в зале суда, вокруг друзья и враги, они молча смотрят на него и кивают. И он вдруг понимает, что увидел во сне. Виновен! Да, виновен в том, что позволил тебе ускользнуть.