«Сколько?» – спросил я, наглея. Надо было и дальше показывать, что ему удалось подавить во мне то, что они называют интеллигентским предрассудком порядочности. В его глазах появилась как бы некоторая обида за фирму. Кажется, я перехватил.
папка с трудом вытягивалась и в последнее мгновенье издала какой-то свистящий звук, напоминающий писк прихлопнутого животного.
Его односложные ответы звучали солидно, и я почувствовал, что он передо мной поигрывает в государственность.
В голосе его звучала интонация врача, уговаривающего больного правильно принимать предписанные лекарства.
«К сожалению, – кивнул он важно и вдруг добавил, приосаниваясь: – А вы знаете, что работами вашего института находит время интересоваться сам фюрер?»
За большим голым столом – кроме чернильного прибора, раскрытой папки и стопки чистой бумаги, на нем ничего не было
«На каком расстоянии?» – спросил я и сам удивился своему вопросу. Я уже старался жить по их инструкции.
Но отгородиться становилось все трудней хотя бы потому, что каждый день можно было погибнуть от бомбежки американской авиации.