Незваный гость

Сдавленно вскрикнув, Марат оттолкнулся от подушки и сел, широко раскрыв глаза и судорожно сжимая пальцами краешек одеяла.

Он огляделся. В комнате – никого. Из прикрытых тонкими занавесками окон пробиваются лучи солнца, наполняя спальню мягким рассеянным светом.

Наклонившись вперёд и обняв руками колени, Марат впал в раздумье. Надо же, опять этот странный сон, этот отдалённый звон в ушах, это едва ощутимое покалывание в кончиках пальцев…

Невольно задумаешься – уже который день он видит один и тот же, словно застрявший в его мозгах, фантастический сон. Будто бредёт он ночью по лесу, бредёт, сам не зная куда и зачем, по петляющей между деревьями дороге, которую больше ощущает ногами, нежели видит глазами, и вдруг откуда-то из-за кустов всплывает, словно восходящая луна, небольшой, величиной с мяч, ярко светящийся шар, приближается к нему и зависает в воздухе, как бы преграждая путь. Марат останавливается. Шар будто смотрит ему в глаза, то и дело меняя свою окраску. Голубые, лиловые, розовые цвета словно соревнуются друг с другом в красоте и яркости.

Зачарованный этой удивительной игрой красок и не в силах сдержать себя, Марат медленно тянет к шару руки. Он всё ближе и ближе. Пальцы его уже ощущают тепло, мягкую бархатную поверхность шара. И тут его словно бьёт током. Он вскрикивает и просыпается.

И вот так каждый раз…

Началось всё месяц назад. Пришёл как-то к нему его одноклассник Атлас, которому родители по случаю дня рождения подарили новенький фотоаппарат, и предложил испытать подарок в деле. Приятели вышли в сад, поочерёдно фотографировали друг друга то в одном, то другом ракурсе.

А через недельку Атлас прибежал к нему, взволнованный и возбуждённый, и выложил перед ним на стол три фотографии, сделанные в тот день в саду. Марат на снимках ничего удивительного не заметил. Тут Атлас и сказал ему, тыча пальцем на фото: «Скажи, пожалуйста, не видит он ничего! А это что за кляксы тут красуются возле тебя?»

И вправду, посмотрев ещё раз повнимательнее, Марат вдруг с удивлением обнаружил, что на каждом снимке рядом с ним изображён слегка голубоватый, по краям перламутровый шар с какими-то едва заметными прожилинами внутри. На двух фотографиях шар как будто бы просто висит над его головой, а на третьем умудрился даже «усесться» ему на плечо.

Марат заподозрил было приятеля в каких-то шутливых проделках, но Атлас клятвенно заверил, что снимки подлинные и во время съёмки никаких шаров рядом не видел.

Потом они несколько раз делали пробные фотоснимки в разных местах и при разном освещении, и всякий раз шар будто неотступно следовал за Маратом, проявляясь именно на кадрах с ним.

Такую фанатичную привязанность невозможно было ничем объяснить, и приятели, посоветовавшись, решили обратиться за помощью к учителям, надеясь, что они смогут внести хоть какую-нибудь ясность в суть этих фотоснимков. Увы, учителя, разглядывая фотографии, лишь недоумённо пожимали плечами, и даже директор школы Шакирзян Сахапович, перед знаниями и эрудицией которого снимали шляпы даже маститые педагоги, только и смог произнести: «Возможно, это шаровая молния, а возможно, просто дефект фотоплёнки…»

После этого Марату и стали сниться эти странные сны, разгадка которых представлялась для него ещё более сложной, чем шары на фотографии.

Да, мало было ему одной тайны, непроницаемой, жгучей, не дававшей покоя с раннего детства, тайна его отца, участкового инспектора милиции, неожиданно и безвестно пропавшего, когда ему не было ещё и двух лет. Сколько прошло с тех пор времени, но так никто и не смог пролить и лучика света на эту тайну, которую он никак не может забыть и из-за которой уже столько лет мучается его мать.

Кстати, мать… Марат вспомнил, что вчера она сильно болела, не смогла даже пойти на работу. Наверняка, она уже проснулась и сейчас ждёт его.

Отогнав роившиеся в голове мысли, Марат откинул одеяло и, вскочив с кровати, начал одеваться.

– Доброе утро, мама! – произнёс он тихонько, просунув голову в дверь её спальни и увидев, что мать лежит с открытыми глазами.

– Доброе утро, сынок! – повернулась она к нему, протягивая руку. – Пройди сюда, возьми стул и присядь рядышком.

Войдя в комнату и взяв табуретку, Марат устроился возле её кровати.

– Как ты чувствуешь себя, мама? – спросил он, погладив руку матери и положив её к себе на колени.

– Сегодня уже лучше, – попыталась улыбнуться она, не отстраняя руки, – правда, голова ещё болит и немного в груди давит, но мне уже лучше, честное слово, лучше, сынок.

Марат знал, что мать лишь старалась успокоить его. Рука её была горячей, а глаза, обычно добрые и живые, застилала мутно-печальная дымка.

– Ты ещё не пила чай, мама? – спросил он.

– Нет. Я и не хочу. Правда.

– Вот что, – требовательно и серьёзно сказал Марат. – Ты полежи здесь, а я выйду сейчас в сад, соберу смородиновых листьев и заварю чай, не простой, а волшебный. Ты попьёшь его и сразу же поправишься. Смородина – это лучшее лекарство. Так написано в журнале «Здоровье». Я ещё вчера прочитал.

– В журнале «Здоровье»? – болезненно улыбнулась мать. – Когда же ты успел это прочитать? Ведь вчера ты до поздней ночи находился возле меня, ухаживал за мной, как нянька. Небось, и уроки не выучил?

– Письменные задания я успею сделать до начала уроков. Здесь, дома, сделаю или пойду в школу пораньше. А устные… Выкручусь, я же не тупица какой-нибудь!

– Уж не подведи, сынок! Ты – сын учительницы, помни об этом! А насчёт чая не беспокойся. Сейчас я встану, заварю сама.

– Лежи, лежи, мама! Я сейчас, я быстро! – вскочил с места Марат и опрометью выбежал из спальни.

Сад встретил его ослепляющим солнечным светом, разноголосым щебетом птиц, весёлым стрекотанием прячущихся в траве кузнечиков.

Постояв немного и полюбовавшись глубоким синим небом, по которому плыли одиночные облака, стройными, умытыми росой деревцами, Марат подошёл к посадкам смородины и, выбрав куст погуще, стал срывать с веточек молодые, успевшие позеленеть листочки и складывать их в прихваченную с собой чашку.

Когда чашка была уже полна, он вдруг почувствовал, как что-то мягкое, тёплое коснулось его затылка, плавно скользнуло по волосам, словно их погладила ладонь матери. Марат поднял голову и тут же застыл с широко раскрытыми от удивления глазами.

Перед ним на расстоянии вытянутой руки в воздухе висел светящийся шар, тот самый, что являлся ему в снах и красовался рядом с ним на фотографиях. Шар слегка пульсировал и будто бы наполнен был изнутри чуть клубящейся разноцветной дымкой.

Мамочка моя! До чего же он красив, этот шар!

Он словно переливался всеми цветами радуги, то возгораясь, то чуть бледнея, и казалось, жил и дышал, источая в ритм своему дыханию чудное радужное сияние.

«Кто ты? Зачем ты здесь?» хотелось спросить Марату, но язык его словно онемел. Он был не в состоянии произнести ни слова. И тут произошло неожиданное. Шар будто заметил его растерянность, подплыл ближе и мигнул своим живым внутренним светом, и тут Марат, сам того не желая, словно влекомый какой-то неведомой силой, протянул к нему руки. К его удивлению, шар не дрогнул, не отстранился, а мягко опустился на его ладони. Сильный и приятный жар прошёл через его руки, разлился по всему телу, заставив сомкнуть веки и застыть в какой-то сладостной неге.

Долго он так стоял и, когда почувствовал, что тепло медленно покидает его тело, открыл глаза, ладони его уже были пусты, покоившийся на них шар словно растворился в воздухе. Лёгкое головокружение, сухость во рту – это было всё, что осталось от их общения. А ещё – скованность во всём теле, желание стоять тихо, безмолвно, спокойно дыша и ничего не замечая вокруг.

Но его мама ждала. Помня об этом, он усилием воли сбросил с себя оцепенение, взял чашку и, слегка пошатываясь, побрёл к дому.

Лишь оказавшись на кухне, помыв холодной водой листья и умывшись сам, он окончательно пришёл в себя и, ощутив прилив сил, начал живо заваривать обещанный чай.

Когда всё было готово, он, расставив на поднос пиалы с горячим чаем, блюдца с мёдом, маслом и печеньем, подхватил его на руки и направился к матери. Увидев его, Асия не смогла сдержать улыбку.

– Ты у меня прям, как заправский чайханщик, сынок!

Ничего не ответив на это, лишь вскинув брови и заносчиво вздёрнув нос, Марат поставил поднос на стоящий рядом маленький столик, придвинул его ближе к кровати и, подсев к матери, осторожно взял её за руку.

– Тебе помочь, мама?

Чуть вздрогнув, Асия сжала его руку в своих ладонях.

– У тебя такая горячая рука, сынок. Уж не заболел ли и ты?

Вместо ответа Марат, и сам не зная для чего, словно действуя по чьей-то воле, освободил руку и легонько опустил ладонь на темя матери.

Асия опять вздрогнула, широко раскрыла глаза и вдруг, напрягшись всем телом, резко поднялась с постели и села. Она разом вся преобразилась. На лбу засверкали градинки пота, глаза словно вспыхнули огнём, на щеках появился яркий румянец.

– Что это? Что ты сделал со мной, сынок? – спросила она, растерянно и удивлённо озираясь по сторонам, будто только что отошла от глубокого сна. – Ведь ты… ты, кажется, сейчас вылечил меня. Мне вдруг стало так хорошо, так легко…

– Не может, не может этого быть, мама! – недоверчиво посмотрел на неё Марат. – Я ведь ничего такого не сделал. Я только притронулся к тебе, притронулся непроизвольно, и сам не зная зачем!

– Да, да, мне и вправду стало так легко. Будто бы я и не болела! – теперь уже бодро, окончательно придя в себя, проговорила Асия и, приподняв руку, посмотрела на часы. – Тебе надо собираться в школу, сынок. Сейчас… сейчас я встану, поджарю котлетки, и мы с тобой вместе позавтракаем…

Голос матери звучал настолько твёрдо, уверенно, что Марат не посмел ей возразить.

Словно не замечая смотревшего на неё с удивлением сына, она встала с кровати, поправила халат, волосы и, даже забыв надеть домашние тапочки, прямо босиком заспешила на кухню.

Марат учился в школе на четвёрки и пятёрки, в классе лучше всех знал математику, физику, химию, а его сочинения по литературе часто отмечались на школьных конкурсах и олимпиадах.

Как и планировалось, Марат пришёл в школу за полчаса до начала занятий, сделал все письменные домашние задания, успев также наскоро просмотреть учебники и записи в тетрадях и освежить свои знания. Вот только задание по истории… На него у Марата просто не хватило времени.

Уроки в тот день проходили, надо сказать, слаженно. Учителя, все как один, были в хорошем настроении, не донимали своих подопечных излишними вопросами, наоборот, даже сами охотно помогали им, когда происходили какие-нибудь заминки. Так прошли четыре урока. Оставался последний. И это был урок истории.

Вообще-то Марат знал этот предмет неплохо, но так уж получилось, что на сей раз в его знаниях образовалась серьёзная брешь, и поэтому он чувствовал себя не в своей тарелке.

Всё бы ничего, но уроки по истории вела завуч школы Аниса Рахимовна, женщина строгая, требовательная, не терпящая никакого разгильдяйства. Ждать от неё снисхождения не приходилось, и Марата успокаивало лишь то, что уроком раньше Аниса Рахимовна уже опрашивала его, и вряд ли ей вздумается вновь проверять его знания.

Прозвенел звонок. Вот уже открылась дверь, и в класс вошла Аниса Рахимовна, как всегда, модно одетая, красивая, стройная. Сухо поздоровавшись и бросив небрежный взгляд на висящие на стене карты, она села за стол и склонилась над классным журналом.

– Все присутствуют? – спросила она, не поднимая головы, холодно, строго и, не дожидаясь ответа, продолжила тем же сдержанно-холодным тоном:

– На прошлом уроке мы говорили о Египте, фараонах и их походах. Давайте вспомним, какую роль сыграл в защите своего государства фараон Рамсес Третий. А поможет нам в этом…

Сердце у Марата учащённо забилось. «Рамсес Третий… Рамсес Третий…» – крутилось у него в голове. Нет, на том уроке он, видимо, думал о чём угодно, но только не о Рамсесе Третьем, и ничего у него в памяти не сохранилось, кроме какого-то сражения на Средиземном море.

– Поможет нам… – всё водила ручкой по журналу Аниса Рахимовна и наконец выпрямилась. – Ну хорошо! Пусть нам расскажет об этом Марат… Марат Закиров!

Ощущение было такое, будто он получил затрещину от сидящего позади одноклассника. Но что делать! Нехотя, вразвалочку Марат вышел из-за парты и, взяв с учительского стола указку, подошёл к карте.

Рамсес Третий… Ну ни зги. Да, такого позора он ещё не знал. Будут теперь подтрунивать над ним одноклассники. И это перед самым окончанием учебного года!

В поисках хоть малейшего спасения, малейшей надежды он посмотрел в окно, посмотрел и не поверил своим глазам. Из-за оконной рамы, купаясь в солнечных лучах, на него смотрел перламутровый шар, тот самый, что заглянул к нему в гости утром, когда он собирал в саду листья смородины. Шар весь светился, словно радуясь встрече. Марат тоже обрадовался, сразу растянул в улыбке рот. От его глупой, ничем не объяснимой улыбки рассмеялся весь класс, лишь Аниса Рахимовна была непреклонна в своей строгости.

– Закиров, ты что, вышел сюда для того, чтобы посмешить ребят? – спросила она нахмуренно и, поднявшись с места, медленными шагами подошла к нему.

– Я сейчас, сейчас… – засуетился Марат, беспокойно поглядывая в сторону окна и боясь, что учительница или кто-нибудь из учеников может заметить шар, но, к счастью, его там уже не было, он бесследно исчез.

В тот же миг в голове у Марата словно что-то зашевелилось, задвигалось, связавшись в один тугой узел, и он вдруг, воспрянув, легко и уверенно, будто читая по невидимой книжке, начал рассказывать, деловито водя указкой по карте:

– Это величайшее сражение произошло на восьмом году правления сына богов фараона Рамсеса Третьего. Египетские войска заняли свои позиции ещё под покровом темноты. Запряжённые в боевые колесницы кони, чувствуя близость боя, нетерпеливо и беспокойно встряхивали головами, возницы и воины успокаивали их, хотя у них самих были основания для тревоги. Им предстояло сражаться с «народами моря» – толпами кочующих захватчиков, которые ещё недавно в северном и восточном Средиземноморье серьёзными противниками не считались, а теперь Египту самому приходилось отстаивать своё существование…

Он рассказывал. Класс словно погрузился в мёртвую тишину. Ребята слушали его с раскрытыми от удивления ртами, а Аниса Рахимовна стояла рядом, переступая с ноги на ногу, и, казалось, не знала, что ей делать, прервать слишком увлёкшегося ученика или терпеливо выслушать его до конца.

– Властитель Верхнего и Нижнего Египта Рамсес Третий, – продолжал между тем Марат, полностью войдя в роль знатока и заядлого рассказчика, – сидел в своей роскошной палатке. В лагерь прискакал гонец с известием о том, что враг приближается. «Народы моря», видимо, не ожидали в тот день встречи с египетским войском. Вот фараон взмахнул рукой, боевые трубы протрубили сигнал к наступлению, и вся военная мощь Египта пришла в движение. Дисциплинированные войска, выполняя по сигналам труб манёвры, окружили врагов и врезались в их гущу. «Его войска подобны быкам, несущимся по полю битвы, его кони подобны соколам среди мелких птах» – так писалось на одной из эпитафий, обнаруженных…

– Хорошо, хорошо, Марат! – растерянно замахала перед собой ладонями учительница. – Египтяне в том сражении одержали победу. И что же, на этом ратные подвиги фараона заканчиваются?

– Нет, потом была ещё одна победа в одном из рукавов дельты Нила. Там стоял военный флот «народов моря», который намеревался…

– Достаточно, Закиров, вполне достаточно… – тихим и упавшим голосом проговорила учительница, возвратившись на своё место, – материал ты знаешь прекрасно. Я ставлю тебе пять. Ты можешь… можешь сесть.

Когда Марат проходил мимо стола, завуч, остановив его, испытывающе посмотрела ему в глаза.

– Скажи-ка, Закиров… Тему ты, конечно, усвоил.

А вот эти трубы, возницы, боевые манёвры, эпитафии… Откуда у тебя всё это?

– А разве вы не читали Болеслава Пруса, Джеймса Бёртона, Говарда Картера? – невесть каким образом вырвалось из уст Марата.

– Читала, конечно, читала… – неуверенно промолвила Аниса Рахимовна и опять склонилась над классным журналом.

Марату ничего не оставалось, как занять место за своей партой.

Оставшаяся часть урока протекала в привычном русле. Наскоро опросив ещё нескольких учащихся, Аниса Рахимовна сбивчиво и отвлечённо рассказала об искусстве Древнего Египта и, как только прозвенел звонок, не задерживаясь ни на секунду и даже не попрощавшись, удалилась из класса.

После окончания занятий Марат, выйдя из школы, сразу же направился домой. Шёл он на этот раз один, не пожелав взять в спутники даже своего друга Атласа. Он чувствовал себя усталым, ему хотелось покоя и одиночества. Ещё там, в школе, ощущая на себе сверлившие его со всех сторон взгляды одноклассников, то восхищённые, то завистливые, то просто любопытные, он спрашивал себя: кто вмешался в его жизнь, зачем и что с ним, в конце концов, происходит? Здоров ли он и в своём ли уме?

И теперь, когда он остался один, эти вопросы обрушивались на него с новой силой.

Да, он и раньше не числился в ряду худших, часто удивляя одноклассников и учителей своей находчивостью и сообразительностью. Но чтобы такое! Эти внезапно пришедшие к нему удивительные знания. Эти имена. Болеслав Прус, Джеймс Бёртон, Говард Картер… Ведь он никогда раньше не слышал о них. А это неожиданное исцеление матери? Неужели…

Нет, он боялся сейчас даже думать об этом.

Эти раздумья не покидали его и дома, где тепло, уют и тишина, казалось бы, располагали лишь к покою и сладкому отдыху. Но ему, похоже, было теперь не до отдыха. Весь вечер он рылся в домашней библиотеке, перебирая старые книги, газеты, журналы и надеясь найти в них хоть какую-нибудь информацию об этих загадочных шарах, сновидениях и фотографиях. Но тщетно.

Когда стемнело, он вышел в сад и, устроившись в кустах на скамейке, долго, неотрывно смотрел в иссиня-тёмное небо и мерцающие в вышине звёзды.

И в первый раз он вдруг отчётливо осознал, что где-то там, в глубине неба, тоже есть жизнь, и нити от неё тянутся сюда, на эту прекрасную землю.