Но если рассматривать Запорожскую Сечь с той излюбленной точки зрения, как сборище отчаянных до самозабвения головорезов, любивших кровь и битвы, как родную стихию, неугомонных наездников, которые не только нападали на врага, но и жгли его жилища и обирали до ниточки, то несомненно, что запорожцы были истыми разбойниками по профессии и, живя на окраинах, не брезгали никакими средствами при своих разбоях. Однако сами запорожцы и население, видевшее в запорожце идеал лучшего человека того времени, иначе смотрели на Запорожскую Сечь. Народ и сами запорожцы называли себя «лыцарями», т.е. своего рода общественными деятелями, призванными кого-то и что-то защищать. Тот же народ и запорожцы кратко формулировали преследуемые ими цели словами «за веру и народ». Христианская вера поругалась татарами, народ находился в угнетении у ляхов. Необходимо было стать на защиту их. Выходит, следовательно, что военный характер Запорожской общины обусловлен необходимостью. Насилие за насилие. Таковы суровые требования исторической необходимости. Но за фактами упорной и отчаянной борьбы запорожцев за веру и народ скрывается нечто другое, правда, не громкое, ординарное, на что мало обращают обыкновенно внимания воинственные историки. Это обыденная жизнь, слагавшаяся из массы мелочей и заурядностей. Запорожцы жили не исключительно войной. Военные походы и столкновения, как бы часто ни повторялись, были во всяком случае лишь эпизодическими явлениями на том ее фоне, который представляла собой их мирная повседневная жизнь и занятия. Этого мало. Внимательное отношение к явлениям этого рода привело таких крупных историков, как Н.И. Костомаров, к мысли, что самое образование Запорожской Сечи совершилось под влиянием хозяйственных побуждений массы и на чисто экономической почве. Сначала, по мнению талантливого историка, украинцы уходили на низы по Днепру за рыбой и зверем, как рыболовы и охотники. Обилие рыбы, зверя и всякой дичи задерживали здесь на некоторое время предприимчивых промышленников, а самые условия промыслов, вдали от родимых жилищ, требовали совместной деятельности и связи общественной, тем более что приходилось не только вести дело сообща, на артельных началах, но и защищать себя от врагов, татар, также сообща. А с течением времени эта совместная артельно-общинная жизнь вылилась в более постоянную и устойчивую форму Сечи, то есть коммуны. И вот рыбопромышленники и звероловы, владея обширными землями и богатыми угодьями, будучи никем не стесняемы в своих верованиях и обычаях, живо чувствуя свои кровные связи с угнетаемым украинским народом, поставили на своем знамени: «за веру и народ», образовавши могущественную общину.

В чем, в самом деле, заключались отличительные особенности Запорожской Сечи, как организованного целого?

Три черты – равенство, свобода и самоуправление проникали весь строй Запорожской Сечи.

Запорожцы были «товарищи», Запорожье – «товариство», и это основный принцип равноправия. Доступ в Сечь был свободен, никому, при соблюдении известных условий, не возбранялся. Требовались лишь годность к службе, исповедование православия да подчинение сечевым порядкам. В товарищество поступали люди взрослые, часто «закаленные» и во всяком случае способные выносить все невзгоды казачьей жизни и лишения степной обстановки. Случалось, что, до поступления в товарищи, молодежь, преимущественно дети старшин и почетных лиц, проходила предварительно известную практическую школу в качестве «молодиков» при опытных запорожцах, но это не исключало у молодика права на товарища, раз это позволял ему возраст. Предположение некоторых писателей о том, что для поступления в Сечь обязательно требовалось безбрачие, знание малорусского языка, присяга русскому царю, православие и семилетний искус, лишено оснований и маловероятно. Женатый мог назвать себя холостым. Едва ли, впрочем, это требовалось. Известно, что в самом Запорожье по паланкам жили семейные казаки, а многие со стороны приезжали в Сечь с детьми – «молодиками» и «хлопцами» и, стало быть, имели семьи на стороне. Требовалось, очевидно, только недопущение женщин в Сечь, что обусловливалось наверное не столько «обетом безбрачия», сколько неудобствами, соединенными с семейной жизнью, для вольного казака-воина. Против обязательности знания малорусского языка говорит переполнение Сечи татарами, турками, волохами, калмыками, евреями, грузинами, братьями славянами и т.п.; в числе запорожцев были даже немцы, французы, итальянцы, испанцы и англичане.

Отличительную особенность запорожского самоуправления составляла широкая власть народного собрания, или Войсковой Рады. Рада была и высшей правящей инстанцией, и инициатором всяких начинаний, особенно военных. Раз зародившийся план или предположение быстро циркулировали и передавались в массе сечевиков. План обсуждался и разрабатывался, мысль зрела, желания росли – и в конце концов все это переносилось на Раду, в круг всего товариства. Часть подготовленных в этом направлении казаков становилась во главе движения и, смотря по интересу, которое возбуждало дело в серой, рядовой массе, приводила в исполнение возникшие намерения. Это был, так сказать, естественный ход разрешения всех вопросов внутренней и политической жизни Запорожья.

В состав Войсковой Рады входили только запорожские казаки, т.е. все те, кто с оружием в руках защищал Сечь, веру и народ малорусский и кто участвовал в военных предприятиях Сечи. Это было войско, и к нему относились как бездомовая сирома, жившая в самой Сечи, так и семейные казаки, сидевшие на хозяйствах по округам или паланкам. Ни наймиты, попадавшие в Сечь на заработки, ни крамари или торговцы, производившие торговлю в Коше и по Запорожью, ни женщины не имели прав на участие в радах, не стояли ни в каких отношениях к последним; женщины даже не имели права не только жить, но и временно посещать резиденцию войска – Запорожский Кош. Рада, таким образом, была учреждением исключительно военной корпорации.

Рады у войска были очередные, назначенные, по запорожским обычаям, в определенные дни года, и чрезвычайные, собиравшиеся по мере надобности и при исключительных обстоятельствах. Первые составлялись ежегодно на Новый год, т.е. 1 января, на храмовой праздник в день Покрова и на второй или на третий день Пасхи. Важнейшей считалась Рада на Новый год. Вторые, чрезвычайные, рады правильнее, пожалуй, назвать внезапными, потому что они возникали в большинстве случаев по мановению рядового казачества, в порывах возбужденного состояния, и носили бурный характер. Такими, по крайней мере, были все те рады, которые собирались не Войсковым Правительством, а по воле буйной и необузданной сиромы, своего рода запорожского пролетариата.

Очередные рады производились вообще при торжественной обстановке, а особой торжественностью отличалась Рада на Новый год. Важность новогодней Рады обусловливалась тем, что на этой Раде выбиралась казачья старшина и распределялись земли и угодья между казаками. На новогоднюю Раду поэтому собирались почти все запорожские казаки. За несколько дней до праздника они съезжались в Сечь из самых отдаленных и укромных уголков ее и распределялись по куреням, в которых они состояли товарищами. В самый день Нового года все наряжались в лучшие свои костюмы и шли в церковь. Здесь с особой торжественностью и церемониями запорожское духовенство служило сначала «утреню», а затем «обедню», по окончании которой казаки отправлялись по куреням и обедали, причем готовились лучшие блюда и ставились на стол напитки.

Как только оканчивался обед по куреням, на площади производился из самой большой пушки выстрел. Это был сигнал для сбора Рады, раскатистым громом извещавший всех о важности наступившего момента. Тогда войсковой довбыш или литаврщик выходил из своего куреня с литаврскими палками, шел в церковь, где хранились литавры, выносил их на площадь и бил сбор «мелкой дробью». На первый зов выходил войсковой есаул, который также шел в церковь, брал здесь большое войсковое знамя и выносил его на площадь. По окончании этой церемонии довбыш бил мелкой дробью по литаврам двукратно через известный промежуток, – и тогда на площадь на Раду шли все казаки в определенном порядке и с соблюдением известной субординации.

Сечь по своему внешнему виду представляла укрепленное место, обнесенное валом и рвом. Центральную часть укрепления занимала площадь, посредине которой стояла сечевая церковь, а по окружности Сечи расположены были «курени», длинные, сараеобразные строения, в которых жили запорожцы. В Сечи же помещались пушки, были также базар и лавки. Но собственно площадь не была занята строениями. Это было исключительно место сборов казачества, где прямо под открытым небом собирались казачьи рады.

Высшим исполнительным органом Запорожской Рады было Войсковое или Кошевое Правительство, в состав которого принято включать четыре лица: кошевого атамана, войскового судью, войскового писаря и войскового есаула.

Во главе казачьего правительства находился кошевой атаман. Он соединял в своей особе военную, административную, в известной мере духовно-административную и судебную власть, в военное же время пользовался правами диктатора. Такие широкие полномочия определялись особыми условиями того времени, когда политическая жизнь народов не сложилась еще в более расчлененные формы и когда военный произвол и право сильного нарушали основные требования гражданского развития.

Вторым после кошевого атамана в Запорожье лицом был войсковой судья. Как и кошевой, он был избранником Рады. Согласно самому названию, на войсковом судье лежали специально судебные обязанности, его ведению одинаково подлежали как гражданские, так и уголовные дела. В большинстве случаев судья решал дела и выносил приговоры, справляясь только с обычаем, но судившиеся имели право представить свои дела на окончательный приговор кошевого атамана, а в некоторых случаях даже Войсковой Рады. Но тот же судья, подобно атаману, нес административные и военные обязанности. Он считался главным помощником кошевого атамана и фактически был именно им. Когда атаман на продолжительное время оставлял Сечь, как это было при военных походах или поездках в Петербург, войсковой судья принимал название «наказного кошевого атамана», замещая таким образом кошевого, но сносясь при малейшей возможности с ним и считаясь с его указаниями. Судья же выполнял обязанности войскового казначея и считался начальником артиллерии Сечи. Вообще наравне с кошевым атаманом судья ведал земские дела, заправлял войсковым хозяйством и объезжал ради дозора паланки и владения Сечи. Как и кошевой атаман, судья жил в своем курене общей жизнью куренных товарищей и на свое содержание получал почти столько же средств и из тех же источников, что и кошевой атаман.

Третьей куренной персоной Запорожского Коша был войсковой писарь. Казалось бы, что, по обычным понятиям о писаре, он был исполнителем и зависимым от атамана и судьи лицом. Но в действительности вой-сковой писарь пользовался в области своей деятельности довольно широкой самостоятельностью и своего рода авторитетом, как «письменный» человек. Скорее он нес, так сказать, министерские обязанности и в качестве такового имел непосредственные отношения ко многим из тех дел, которые ведали кошевой и судья. Тем не менее деятельность войскового писаря была более специализирована, чем атамана и судьи. Он заведовал письменными делами Запорожской Сечи, вел счетоводство, записывал войсковые приходы и расходы, составлял и рассылал указы, ордера, приказы, листы и т.п. Его же знаниями и пером пользовалось войско при своих дипломатических сношениях и переписи с коронованными особами. Войсковой есаул избирался на Войсковой Раде вместе с атаманом, судьей и писарем. Этим актом он как бы связан был с тремя главными правителями вой-ска и ставился в положение войсковой старшины. Но в действительности он был зависимым и подчиненным главным образом кошевому атаману лицом. По той роли, какую выполнял войсковой есаул, он представлял интересное совмещение самых разнообразных обязанностей. В одних случаях он был церемониймейстером, как при открытии Войсковой Рады, в других – судебным приставом, следя за исполнением судебных приговоров, в третьих – судебным следователем, производя следствия и дознания по разным криминальным делам, в четвертых – полицеймейстером, обязанным наблюдать за порядком и благочинием и охранять проезжающих в Сечи, в пятых – провиантмейстером, заготовлявшим продовольствие для войска и принимавшим и раздававшим хлебное и денежное жалованье казакам, в шестых – разведчиком при войске, в седьмых – пограничным чиновником и т.п. Следующий ряд сечевой старшины в порядке официального чиноначалия составляли куренные атаманы. Они стояли вне Вой-скового Правительства и их положение ограничивалось скромной долей старших в курене, но это были самые уважаемые лица в войске и их влияние на товариство было громадное. Каждый курень избирал своего атамана независимо от других, и так как в войске было 38 куреней, то такое число было и куренных атаманов.