Глава 2. Елена.

Когда я вошла в комнату, в которой мне предстояло теперь жить на протяжении нескольких лет учебы, я еле сдержалась, чтобы не расплакаться. Я сразу поняла, что слез мне предстоит пролить немало, но надо было хоть какое-то время потерпеть. Мне и так всегда трудно удавалось сходиться с людьми, не стоило позориться перед всеми в первый же день.

Передо мной предстала длинная спальня с очень высокими полукруглыми сводами потолков, от чего над головами гуляло вверху несмолкающее эхо. Интересно, оно хотя бы ночью стихает? Вдоль окон и противоположной им стены протянулись ряды одинаковых узких кроватей, разделенных приземистыми тумбочками. Между ними шел еще один ряд. Я застыла на пороге, не в силах сделать шаг в комнату. Неужели мне придется жить здесь? В общей комнате, где помимо меня, наверное, находится еще человек двадцать? Двадцать шестнадцати– и семнадцатилетних девиц, практически взрослых уже людей, которым так нужно свое собственное пространство!

Глаза защипало, я часто заморгала и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Главное, продержаться и не разреветься прямо на пороге. Увиденное выглядело ужасно. Я любила одиночество. Я привыкла к нему с детства, и моя комната в родительском доме всегда являлась для меня надежным укрытием от всех бед. Там я могла уединиться и мечтать, или плакать и страдать, но самое важное – меня никто в этом месте не трогал. Я засыпала в полной тишине, что так важно было для моего нервного и чуткого сна. А теперь мне предстоит ночами напролет слушать вздохи, сопение и, может быть, даже храп.

О боже, как так произошло, что меня, стоявшую почти на пороге исполнения своей детской мечты, вдруг безжалостно вырвали из рук невидимого проводника, что так терпеливо вел меня к моей цели, и закинули в непонятное, чужое место в некомфортную обстановку? Да еще и с совершенно неясными мне задачами! Я вообще не успела ничего понять, пока родители (как они себя раньше называли) сами складывали вещи, собирая меня в дальний путь, и бормотали сбивчиво что-то про мои невероятные способности к управлению дождем. В тот момент мне казалось, что я попала в какой-то жуткий триллер, ведь мои самые близкие люди будто сошли с ума. И, объявив мне о том, что я не родная их дочь, еще подливали масла в огонь, фантазируя о каких-то магических обрядах погоды и стихий.

Когда я точно уверилась, что мои родители не шутят, а всерьез планируют отправить меня невесть куда прямо перед экзаменами в университет мечты, я попросту попыталась сбежать. Не знаю, куда я бы помчалась первым делом: в полицию или в клинику, чтобы сообщить о сумасшедших, но меня опередили. Так называемый отец запер входную дверь, забрав себе ключ, а так называемая мать со слезами на глазах принялась куда-то звонить. А потом, очень скоро, к нам явился незнакомый мужчина с тусклым лицом, и все остальное я помню уже, как сквозь туман. Я точно знаю, что силком меня никто не тащил, я сама шла, куда мне приказывали, едва передвигая ноги. Может быть, меня чем-то накачали, а может быть, это и впрямь были магические чары, и пусть в это очень трудно поверить, но каким-то образом я оказалась в этом странном месте, от которого веет чем-то неземным. Не потому, что это старинный замок на холме, куда надо подниматься по бесконечно длинной лестнице. А потому что его каменные стены словно шепчут заклинания, и я действительно их слышу. Скорее всего, это какой-то наркотик, но он до сих пор не выветривается, а я тем временем уже на новом месте.

Это место живо напомнило мне детский сиротский приют из позапрошлого века. Я видела такой в каком-то старом фильме о несчастной девочке. Как могло случиться, что я сейчас, в наше время, оказалась почти в таком же приюте? В голову ударилась страшная мысль: что, если меня под таким соусом просто запихнули в какую-то секту?

Единственное, что не вписывалось в картину моего кошмара, это обитательницы комнаты: девчонки моего возраста расположились на кроватях, приводя себя в порядок. Кто-то расчесывался, кто-то красился. Некоторые уселись парами, помогая друг другу прихорашиваться. Но сейчас все они, как одна, бросили свои занятия и уставились на меня: кто с любопытством, кто с досадой. Может быть, еще один член коллектива казался им перебором?

Сама поразившись, что я это делаю – заговариваю первая, когда вокруг столько внимательных глаз на меня смотрит, – я произнесла:

– Привет. Меня зовут Елена. Я новенькая. Кажется, я теперь ваша новая соседка. – Голос предательски задребезжал и показался мне чужим и противным. Но, кажется, никто ничего не заметил. Девчонки завертели головами, поглядывая в угол у окна, и я, к своему удивлению и радости, заметила там заправленную кровать. Она была настолько аккуратно застелена, что становилось понятно: здесь никто не спит. Чтобы убедиться, я кивнула в ее сторону, и кто-то из девчонок откликнулся.

– Да, располагайся. Пусть будет твое место, нам уже лень переезжать.

Я поняла, что она имела в виду. Место у стены, да еще и у окна, по всей видимости, было одним из самых престижных и удобных, и даже странно, что никто его не занял. Но наверное, девчонки уже привыкли на своих местах, рядом с подругами. Так что мне несказанно повезло. Хоть с одной стороны будет не храпящее или сопящее создание, а гладкая прохладная стена. Я благодарно улыбнулась, прикрыла за собой дверь и подкатила к своему новому домику сумку на колесиках.

На соседней кровати сидела, поджав под себя ноги, щуплая рыжеволосая девчонка с разноцветными глазами: карим и зеленым. Периодически косясь на меня из-за круглого ручного зеркальца, она рисовала на своем лице «смоки айс», накладывая на веки разные тени: вокруг карего глаза – изумрудные, а вокруг зеленого – фиолетовые. Каким бы нелепым не казался этот макияж, на самом деле у нее получалось потрясающе красиво, и от ее волшебных глаз трудно было оторвать взгляд.

Поставив большую сумку в изножье кровати, я стащила со спины небольшой рюкзачок и опустила его на свое новое ложе. Улыбки некоторых учениц, с которыми мне предстояло существовать теперь бок о бок, пусть совсем немного, но утешили меня. Я вытащила вещи, наконец узрев, что же запихнули мне в дорогу мои приемные родители, и слегка озадаченно попыталась их рассортировать, выложив на кровати. Половину вещей можно было убирать обратно, чтобы не доставать их больше никогда. У мамы, по всей видимости, совершенно отличные от меня понятия о современной моде. У меня и так с красивыми вещами всегда были трудности, – мы жили довольно бедно, – но тут она расстаралась. Как нарочно напихала в сумку убожества и старомодных отрепьев. А может, вовсе не нарочно. Я теперь не знаю, что и думать о своих родителях. Столько лет притворства и обмана. Неужели, они с самого моего детства знали, куда меня отдадут? А я так надеялась на развитие в журналистике, занималась дома самостоятельно, постоянно писала какие-то истории, даже пыталась делать вручную газеты в единственном экземпляре. Все оказалось напрасно.

Сморгнув слезинку, я продолжила разбирать вещи. Когда более-менее приличные были отобраны, я обернулась на комнату, выискивая глазами шкаф, куда можно было бы пристроить одежду из сумки, и в тот же момент дверь снова распахнулась. Ее широкие створки словно рванули с неким вызовом, и все головы – светлые, темные, причесанные, лохматые – как по команде повернулись на вновь прибывшую.

На пороге возникла стройная черноволосая девушка с бледной кожей, за ее спиной громоздился чемодан. Она вошла внутрь, подтягивая его за собой, и дверь за ней сама закрылась. Черными, чуть прищуренными глазами девушка быстро обшарила нашу просторную спальню, и ее пронзительный взгляд вдруг остановился на мне. Она усмехнулась краешком рта и двинулась ко мне. Я почему-то оторопела и мяла в руках блузку, которую определила к более-менее приличным вещам, но не успела уложить поверх аккуратной стопки.

– Ты заняла мое место, – довольно грубо сказала новенькая, и по спальне пронесся гул недовольных голосов. Я же сразу потерялась и оробела перед этой недружелюбной гостьей и, хоть и чувствовала молчаливую поддержку будущих одноклассниц, сердце все равно заколотилось от волнения и напряжения. Неужели она сможет меня согнать? Она что, полезет со мной драться? Просто в голове не укладывалось.

Докрасившая наконец свои разноцветные глаза девчонка на соседской кровати, свесив на пол длинные босые ноги, наклонила голову вбок и язвительно произнесла:

– Елена пришла первой, это ее кровать. Мы уже почти подруги!

Кто-то из девочек хихикнул.

– Я битый час проторчала у директора, – с вызовом ответила новенькая. – А так бы появилась тут явно раньше, чем она. Я же вижу, что она даже вещи еще не успела разобрать.

Пока я придумывала, что ответить, девушка сказала еще более обидно:

– Да и кто такая эта Елена? – И она презрительным взглядом окинула меня с ног до головы, от чего я почувствовала себя голой в огромном супермаркете. Я сразу вспомнила, какая на мне старая и немодная одежда, к тому же туфли были насквозь мокрые, и юбка неприятно холодила ноги влажным подолом. Наверное, я представляла собой жалкое зрелище. Воодушевленная теплым приемом, я словно забыла об этих неудобствах, а тут сразу же все снова почувствовала, и меня зазнобило. Тем не менее, я не двинулась с места, продолжая нервно сминать несчастную блузку, сейчас уже напоминающую тряпку.

– А ты кто такая? – подал голос кто-то из учениц. Черноволосая повернулась на звук.

– А я Белла.

Удивленный шепот теперь пополз по спальне. Кажется, это имя что-то значило для них, и только я продолжала ничего не понимать.

– Та самая? – раздавалось с разных концов комнаты.

– Ты Белладонна?

– Да, – ответила Белла и раздраженно добавила: – Только я не хочу даже слышать это несуразное имя. И Донной тоже меня не сметь называть. Я – Белла.

До меня не сразу дошел смысл слов девчонки с разноцветными глазами. Она что-то мне говорила, а я затравлено оглядывала изменившиеся лица и ничего не понимала.

– Тебе придется освободить место, раз Белла хочет спать здесь, – наконец расслышала я. Ее голос звучал равнодушно, словно теперь ее уже не волновала моя дальнейшая судьба. Впрочем, что такого? Я же даже не успела разложить вещи. Подумаешь, возьму да перееду. Если эта Белла в таком почете здесь, да пожалуйста! Не ссориться же со всеми в первый же день.

Я принялась молча запихивать вещи обратно в сумку. Белла наблюдала за мной с наглой усмешкой, явно упиваясь победой. Девчонки по всей спальне переговаривались вполголоса, но то тут, то там вдруг раздавались восклицания. Кажется, почти все обитательницы спальни знали, кто такая Белла. Она тем временем подкатила свой чемодан совсем близко к моей уже бывшей кровати, почти загородив мне дорогу. Я, запихнув последнюю рубашку в сумку, кое-как протиснулась мимо нее и вышла в проход между рядами. А вот интересно, есть ли здесь еще одно место?

Девчонки сочувственно таращились на меня. Одна из них подошла ко мне.

– Пойдем, я покажу, у нас еще одно спальное место осталось. Правда, не очень удобное.

Она пошла вперед. Кто-то из девчонок снова захихикал. Мы прошли в самый конец комнаты, где в торцевой стене справа, оказывается, находилось некое подобие узкой ниши, куда даже не попадал свет. Там, ногами к общей спальне, стояла еще одна кровать, и она была свободна.

– Вот, только здесь, – извиняющимся тоном пробормотала девчонка. – Располагайся.

Она тут же ушла, а меня вдруг неожиданно окатило волной радости. Кровать стояла в нише, и пусть там было тесно и темно, но с обеих сторон находились стены, а не сопящие во сне соседки. Этот аппендикс в стене мог сойти за крошечную, зато собственную комнату! Странно только, что здесь никто до сих пор не разместился, ведь это так удобно. Да и отсутствие света не всегда плохо. Все-таки это спальня, а спится лучше всего в темноте.

Понадеявшись, что выбрать это место добровольно считалось среди девчонок дурным тоном – ведь это фактически отстраненность от коллектива! – я шагнула в маленькое, темное помещение.