Цитаты из книг автора «Евгения Спащенко»

Но в конце концов те повиновались и лениво расползлись, обнажив край скалы. – И куда же? – Хёльмвинд демонстративно заозирался. – Это дорога в Тьер-на-Вьёр. – Это обрыв! – А ты полагал, к зеркалу ведут золотые ступени?

– Сейчас же отправлюсь к Ейалэ и передам, как отвратительно ты со мной обошелся! – Давай, – отправляясь на балкон и тем самым демонстрируя, что разговор окончен, прозвенел Хёльм. – И о твоей терновой гостье расскажу! – Не забудь доложить, как ты собиралась столкнуть в пропасть девушку, приглашенную мною в мой собственный дом. Заодно поведай, что она еще ребенок по человеческим меркам. Думаю, брат оценит пикантность положения и, разумеется, твое благородство. – Грубиян! – крикнула вдогонку Фару, притопывая ногой. – Девчонка просто околдовала тебя! И, не дождавшись ответа, выскочила в коридор, хлопнув дверью. От удара кусок кристаллического железа со стены откололся и со скрежетом рухнул на пол. – О, надоедливые родственники… – Северный ветер с печальным видом облокотился о парапет.

Потому что я – человек, а люди лживы и коварны, особенно девицы, владеющие колдовством… – Вот еще, – обнимая девушку крепче, хмыкнул ветер. – Всегда знал, что Хёльмвинд ошибается. Единственное, в чем он прав, – глупости людям не занимать.

– Просто ты давно не причесывался. – У тебя есть зеркало? – Ветер развеселился. Она пошарила в корзинке и протянула ему небольшое ручное зеркальце. В ту же секунду раздался смех. Он перерос в истерический хохот, а затем и в кашель. Принцесса озабоченно оглянулась, но, когда увидела юношу со всклокоченной шевелюрой, как у трубочиста, в одних штанах, испачканного и отощавшего, тоже захихикала. – Клянусь, – сквозь слезы простонал Западный ветер, – явись я сейчас к порогу любого из старших ветров, меня бы приняли за грязного бродягу и тут же вышвырнули прочь. Вот бы Хёльмвинд полюбовался на брата.

Цепи его синим инеем кованы,Стали, железа в них нет и следа.Легче пера, но навек заколдованы,Их не сломать, не разбить никогда. Снится Зефиру привольное прошлое,Шпили дворцов за краями миров.И ворожейка, как месяц пригожая,Что заплела паутину оков. Был для нее он беспечным бродяжником,Гостем ночным, приносящим цветы,Другом желанным, задумчивым стражником,Пленным Зефиром ее красоты… Ночью и днем исполинские мельницы,Словно бумажные, ветер кружил.Думал, что мир никогда не изменится,Но, окольцованный, крылья сложил. Тщетно просила ведунья печальнаяЕй колдовские оковы простить…Чахнет без мельниц земля одичалая,Некому крылья стальные крутить. Времени нить разорвалась, рассыпалосьЗвоном монисто из прожитых дней.Сколько бы горя влюбленным ни выпало,Пусть возвратятся друг к другу скорей.

Был для нее он беспечным бродяжником,Гостем ночным, приносящим цветы,Другом желанным, задумчивым стражником,Пленным Зефиром ее красоты…    Ночью и днем исполинские мельницы,Словно бумажные, ветер кружил.Думал, что мир никогда не изменится,Но, окольцованный, крылья сложил.

Вертит Зефир крылья сломанной мельницы,Мелет лохмотья из прожитых дней.Сад за рекой морем яблочным пенится,Время несется по кругу скорей.    Не залатаешь дырявые лопасти…Поле вокруг зарастает травой.Бродит Зефир у оскаленной пропасти,Прячет надежду вернуться домой.

О ветрах расскажи мне: о тех, что с запада на восток Гонят лето соцветием жестких колючих трав… О кувшинках, которые в сладкий зефирный венок Сплел июль, синевой небес в озера упав…

И ты тоже обратишься в прах, если позволишь ему укрепиться в собственном сердце! – В чтении нотаций ты и Эйалэ переплюнешь. – Хёльмвинд поморщился и протянул руку за очередным пыльным талмудом.

Она подалась к верховному, и тот непроизвольно попятился. – Вот о чем я веду речь! – Девушка замерла в шаге от него – глазищи сверкают, голова высоко поднята. – Только не мою спальню! – Что? – Она уставилась на него непонимающе. – Если вздумаешь снова крушить чертог, не трогай эту комнату. – Растерянный Хёльмвинд уперся спиной в стену. Изольда захлопала ресницами. – Не собираюсь я ничего разрушать.