Цитаты из книги «Лунный ветер»

он был уверенным – без гордыни, изучающим – без пытливости, ироничным – без пренебрежения, умным – без кричащего желания

В сравнении с масштабами Вселенной люди немногим больше бабочек-однодневок, однако в своих головах они – её неизменный центр. Весь мир вертится вокруг них, солнце и луна сопровождают их по небосводу. В нас природой заложено поразительное самомнение, наше сознание устроено абсолютно эгоцентрично, но гордыню почему-то считают грехом. – Он пожал плечами: – Забавно, что ни говори.

Я пошёл против закона, который ранее так яростно защищал и который так весело надо мной посмеялся, и занялся почти тем же, в чём меня обвинили. Контрабандой. – Развернувшись в очередной раз, он с каким-то ожесточением вдавил каблуки в камень дорожки. – Пожалуй, не буду оскорблять ваши невинные ушки перечислением того, чем я занимался следующие годы помимо неё. Сам порой удивляюсь, как меня миновала участь подцепить срамную болезнь или скончаться в грязном притоне, где я не раз коротал ночи в объятиях очередной шлюхи, будучи смертельно пьяным от абсента и кокаина, – но она меня миновала.

И у меня возникает странное, пугающее ощущение, что до этого момента я спала. Всю свою жизнь. Спала и видела сон о девочке по имени Ребекка Лочестер. Я делаю несколько осторожных шагов вперёд; ноги вполне уверенно ступают по пустоте, разделяющей меня и разноцветье. Тёмная комната в тот же миг исчезает, вновь растворяясь в радужных волнах, – и, когда я замираю, под босыми ногами проступает совсем другая картинка.

Вдруг всю жизнь мы спим, запертые в клетке собственных тел, и просыпаемся, лишь умерев?

Глупая девочка, – прошептал «корсар», и в этом глухом шёпоте вместо страсти я услышала внезапную горечь. Помолчал. – А я – глупец втройне.

Может быть злоупотребление всеми вещами, которые употребляются, за исключением одной только добродетели».

Скажем так: не дай боги, чтобы люди относились ко мне так же, как я к ним. – Sua cuique sunt vitia. Animus superiora capessat necesse est[17], – парировала я. – Жить мизантропом, должно быть, тяжело.

Всё какое-то развлечение – и, что важнее, отвлечение.

И то, какую цену мы заплатили за всё, что теперь у нас есть – друг за друга в первую очередь, – заставляло нас лишь больше это ценить.