Тон Алексаса остался бесстрастным, но Таша достаточно хорошо изучила своих рыцарей, чтобы понимать: мысленно он уже готов хватать шпагу и кидаться в бой, шинкуя врагов своей королевы на мелкие кусочки.

– Нет, – ответил Леогран с широкой улыбкой. – Просто на днях с подачи своих советников Его Величество решил провести амнистию для всех опальных родов.

Таша медленно вскинула голову, вдруг потяжелевшую вдвое – словно кто-то намочил гриву золотистых кудрей, которые она на время ужина собрала белой лентой в непокорный пышный хвост.

– Амнистию?..

– Всех родов, впавших в опалу из-за неподчинения Шейлиреару, – повторил Леогран. – «Держать зло на людей, преданных своему королю, преступно. Такая преданность заслуживает уважения». Цитата дословная.

Сквозь туман, заволокший слух, Таша различила, как крышка, выскользнув из пальцев, тихо звякнула о потёртую столешницу.

– И почему же нам об этом ничего не известно? – спросил Алексас сквозь тот же туман, глушивший голоса, будто герцог и её рыцарь сидели в другой комнате. Юноша говорил спокойно, и лишь в его лице Таша угадывала напряжение – как у кота, заметившего мышь, но старательно притворяющегося беззаботным.

– Пока это известно только правящим верхам и не просочилось в новостные листки. Его Величество не хочет разглашать эту весть до приёма, где он торжественно представит общественности всех несчастных изгнанников… всех, кто уцелел… теперь восстановленных в своих правах. Кто-то из наших гостей успел поведать об объявившейся Морли князю Равнинной, после чего слух дошёл и до королевских ушей. Так что Его Величество изъявил желание лично познакомиться с выжившей наследницей Морли и, насколько я понимаю, передать ей во владение её собственность, когда-то им отобранную.

– Собственность?

– Весьма многочисленную притом. Земли, имения… Морли были княжеским родом, в конце концов. Таша, с вами всё в порядке?..

Таша стояла, обеими ладонями опираясь на спинку стула, чтобы не упасть.

…нет, Леогран не был тем, за кого Таша в испуге его приняла; тем, кто сломал её счастливую жизнь минувшим летом. Но он принёс весть, ломающую даже то подобие счастья, которое теперь было ей отмерено.

С другой стороны…

– Что… чего от меня потребуют, чтобы подтвердить моё родство с Морли?

Когда она заговорила, голос её хрипел, как струны корды под неумелыми пальцами.

– Полагаю, вас допросят чтецы сознаний и, вероятно, используют правдометр, – охотно ответил Леогран. – Правда, вы говорили, что не помните своих родителей, так что…

– Родовой перстень Морли. Этого будет достаточно?

Каким бы изумлённым в этот момент ни выглядел Леогран, выражение его лица блекло в сравнении с устремлённым на неё взглядом Алексаса.

Слово «безумие» читалось в этом взгляде так отчётливо, что почти вырисовывалось в воздухе.

– Возможно, – выговорил Леогран. – Насколько я знаю, подобные перстни зачаровывают так, чтобы надеть их мог только законный наследник.

– Таша, – тихо произнёс Алексас, – ты не можешь просто…

– Нет. Не могу. – Она стиснула в пальцах хлопок светлой юбки. – Так что это будет непросто.

– Боюсь, весьма непросто, – прозвучало за их спинами – и, услышав знакомый голос, Таша наконец повернулась к тому, кого на самом деле ждала этим вечером.

Арон.

Шагнув к нему, она привычно прижалась губами к холодной, гладкой, пахнущей морозом щеке. Погладив её по волосам, Арон скинул плащ, под которым скрывалась обычная чёрная фортэнья – никаких тулупов или шуб. Зрящий даже перчаток не носил: ему не было нужды защищаться от холода.

– Я не слышала, как ты вошёл, – сказала Таша, пока амадэй вешал плащ на крючок у двери.

– С чёрного хода. Кто-то забыл расчистить дорожки вокруг дома, так что пробраться к основному оказалось трудно. – Скользнув взглядом по Алексасу, который даже не соизволил принять пристыженный вид, Арон посмотрел на Леограна и чуть склонил голову. – Добрый вечер, Ваша Светлость.

– Добрый, святой отец, – учтиво ответил юный герцог. – Как много вы слышали?

– Почти всё. – Арон устало опустился на стул рядом с гостем. – Зачем тебе это, Таша?

Она ответила не сразу. Вначале изучила взглядом названого отца: глаза серые, словно выцветшие, пара морщин на совсем не старом лице прорезалась глубже.

Потом уловила знакомый сладковато-дымный запах – и вспомнила, что за стенами их маленького уютного мирка в каждом доме жгли над постелями умирающих цветы эндилы.

Тиф напал на Фар-Лойл неделю назад. Первыми заболели дети. Деревенский староста сперва предположил, что виной тому отравленные колодцы – кто-то взялся травить воду в деревнях по всей Долине, в последнее время в новостных листках то и дело об этом писали. Однако Арон быстро выяснил правду. Болезнь не щадила никого; обитателей башни звездочёта посадили под домашний арест, и наружу выходил только амадэй, которому не грозила ни одна зараза.

Впрочем, сказать «выходил» было бы несколько неверно. Арон возвращался лишь затем, чтобы поесть да поспать. Целыми днями он обходил деревню, переходя из дома в дом: исцелял тех, кого ещё можно исцелить, а тех, кого нельзя, – пытался вернуть оттуда, откуда возврата нет.

Иногда получалось.

Иногда нет.

«Ты любого можешь вернуть с того света?» – однажды спросила Таша.

«Теоретически, – последовал ответ. – Немаловажно, сколько прошло времени с момента смерти. Есть ли у человека причины возвращаться. И, как ты помнишь, у всего есть цена».

Таша не могла не помнить: она до сих пор тосковала по кошачьей личине, которая стала платой за её собственное возвращение.

«А чем платишь ты?»

«За каждый проход за грань я отдаю часть своей жизни».

«Но ты ведь бессмертный».

«При проходе за грань я старею. Если б не это, я бы не старился вовсе. Когда я стал амадэем, мне было восемнадцать, и больше пятисот лет я выглядел юнцом. И стареть стал, лишь когда расстался с Лиаром. – Он усмехнулся отвращению в её глазах. – Когда два амадэя вместе, они нейтрализуют побочные эффекты своих способностей. Стоит же им отдалиться друг от друга, как они начинают расплачиваться за это».

«Кристаль Чудотворная была изобретательной женщиной, как я посмотрю».

«Не представляешь, до чего изобретательной».

– Ты знаешь зачем, – сказала Таша, наконец собравшись с мыслями для ответа. – Это продолжение игры. Мне бросают вызов. Я не могу его не принять, и это лишь одна из причин.

– А если я запрещу тебе?

Стало так тихо, что Таша могла расслышать шуршание снежинок за окном.

Расправив плечи, она вскинула подбородок.

– Надо поговорить наедине, – бросила девушка свысока.

Арон невозмутимо поднялся на ноги.

– Вы не против, если мы ненадолго оставим вас, Ваша Светлость? – сказал он Леограну, переводившему непонимающий взгляд с Таши на амадэя. – Алексас пока нальёт вам чаю.

– С удовольствием предоставлю вам с дочерью возможность обсудить всё без посторонних, – учтиво откликнулся юноша, хотя по глазам его Таша видела: он с куда большим удовольствием попросил бы прояснить, почему его невеста и её родственники воспринимают столь радостное известие как приглашение на казнь.

Таша побежала вверх по лестнице – целеустремлённо, словно охотящаяся кошка, оставляя мрачного Алексаса за спиной.

Ему она тоже объяснит. Потом.

Конечно, Арон не бежал. Он никогда не бегал. Но когда Таша толкнула дверь своей комнаты и обернулась, амадэй стоял прямо перед ней.

– Зачем тебе это? – повторил он.

– Ты знаешь сам, – сказала она, отворачиваясь и подходя к окну.

– Да, но хотелось бы услышать это от тебя. Осознанно высказанным. – Арон шёл следом за ней; она никогда не слышала его шагов, но шелест его одежд уже стал ей родным. – Ты ведь понимаешь, что будет, если они узнают, кто ты на самом деле. Что ты не просто последняя из рода Морли.

Таша оперлась ладонями на подоконник, пока в окно снежным ветром бессильно билась зима. Одинокая лампадка, по вечерам всегда горящая у кровати, окутывала тенями полукруглую комнату.

– Я хочу встретиться с Лиаром. Лицом к лицу. К его истинному лицу, – произнесла Таша. – И я хочу попросить короля о защите.

Арон промолчал, но Таша макушкой чувствовала его выжидающий взгляд.

– Я много думала эти месяцы… обо всём, что произошло. Обо всём, что я знаю. И ты наверняка слышал эти мысли, но раз ты просишь меня сказать… – Таша скрестила руки на груди. – Я думала, что это очень странно: что такой могущественный колдун, как Шейлиреар, да ещё с поддержкой Мастеров Адамантской Школы, за шестнадцать лет не нашёл нас. Он знал мамино имя. Мамину внешность. Не уверена, что чудом спасшаяся принцесса могла надёжно спрятаться в деревеньке, не столь отдалённой от столицы. Ещё меньше я уверена в том, что лучшее место для пряток для чудом спасшейся принцессы – в семье сидроделов, поставлявших сидр к королевскому двору.

– Лучшее место для пряток, как известно, – то, что у всех на виду.

– Может быть. Но почему-то я подумала, что на самом деле мы с Лив живы потому, что король не хочет нашей смерти. А если я не попытаюсь заявить свои права, и не захочет.

Она действительно много думала об этом. Теперь, когда она стала немного взрослее и мудрее, некоторые вещи виделись в другом свете.

То яблоко в карамели, которым её одарили на ярмарке в Нордвуде, и разговор с королём, представившимся ей Шейли и спросившим, что она думает о Бьорках, – тоже.

– Твоё прибытие ко двору как наследницы рода Морли вполне можно счесть первым шагом на пути к чему-то большему. Не считаешь?

– Я знаю, как обезопасить всех нас. И ты об этом знаешь. – Таша прижалась лбом к ледяному стеклу. – Я не могу больше прятаться, Арон. Прятаться и ждать неизбежного. Жить в вечном страхе. Ты сделал всё, чтобы я чувствовала себя героиней законченной сказки – со счастливым концом, и я благодарна тебе за это. Королева в башне, красивая тихая деревенька, любящая семья… – Она постучала пальцами по подоконнику. – Только вот сказка не окончена. А королева в башне не отдыхает от приключений – скорее пленена. И дожидаться, пока её придут освобождать, как неизбежно бывает в сказках, ей явно не стоит.

…к хорошему быстро привыкаешь, но проблема в том, что стоит к нему привыкнуть, как ты начинаешь… нет, не хотеть большего. Не в её случае. Просто понимать, что вечно так продолжаться не может. Это осознание сворачивается скользким клубком где-то в груди, оковывая сердце льдом; оно не даёт уснуть иными ночами, тревожа, бередя, на грани сна и яви нашёптывая «когда-нибудь, когда-нибудь – и, может быть, очень скоро»…

Потом ты встаёшь утром и живёшь дальше, и под солнечным светом, делами, заботами, смехом близких тает лёд, распускается клубок, стихает шёпот. Ты живёшь, не задумываясь о том, о чём задумываться не хочется, отмахиваясь от этого, – и «в целом счастлива»; но потом снова приходит ночь, и снова приходят мысли, которые ты так старательно откладывала на потом. И ночь от ночи эти потом становятся всё холоднее, сворачиваются всё туже, шепчут всё громче…

…и если ты понимаешь, что твоя «счастливая жизнь» хрупка, как карточный домик, что кто-то лишь выжидает момента, чтобы разрушить её прикосновением безжалостной руки, – счастье не может быть счастьем.

– Что же тогда делать королеве? – спросил Арон негромко.

– Выйти из башни. Или сбежать, если не отпустят. Самой бросить вызов тому, с кем рано или поздно всё равно придётся встретиться.

– Мы это уже проходили. Летом. Ничем хорошим это не кончилось.

– Ты обещал мне, Арон. Летом. Обещал, что это передышка перед решающей встречей. Леогран сказал, король решил это с подачи своих советников. Ручаюсь, что один из этих советников – Лиар. Он ждёт меня при дворе. Он сделал так, чтобы я прибыла туда. Чтобы стала ещё на шаг ближе к трону. Но я оберну это против него. – Губ её коснулась отстранённая улыбка. – Деньги, связи, покровительство Его Величества, обратившего на меня внимание… думаю, это может многое.

– Против амадэя? – Арон шагнул вперёд, встав рядом с ней; в глазах его отражалась ночная мгла. – Ты готова на всё, чтобы закончить игру? – не дожидаясь ответа, спросил он.

Таша кивнула.

– Даже, как я вижу, просить о защите убийцу твоей семьи.

– Он король. И один из самых могущественных магов среди людей. Если кто-то и может победить амадэя, это он и Мастера, подчиняющиеся ему.

– И, если я не отпущу тебя, ты сбежишь.

– Сбегу. – Она говорила ровно, без эмоций. – Я поеду, Арон. Хочешь ты того или нет.

– Я не смогу поехать с тобой. Я нужен здесь.

– Я знаю.

– Ловушка для тебя уже расставлена.

– Со мной будут Джеми и Алексас.

– Против амадэя? – повторил он. – Что они смогут сделать?

– Ничего, – легко согласилась Таша. – Вся надежда на то, что Лиар не успеет предпринять решительных шагов до того, как у меня появятся средства защиты. А я полагаю, что не успеет.

Коснувшись её макушки, Арон легонько погладил пушистые светлые кудри.

– Я забыл, что ты не ребёнок. У тебя отобрали детство в тот день, когда ты вступила в игру. – В голосе амадэя скользнула печаль. – Тебе хочется быть ребёнком, и у тебя даже неплохо получается, но в нужный момент ты сбрасываешь детскую личину так же легко, как оборачиваешься в птицу. – Он бережно заправил ей за ухо непослушный золотой локон. – Жаль, что я об этом забыл…

В груди беспокойно кольнуло – и Таша, подавшись вперёд, молча обняла его, ткнувшись лбом в чёрную накидку.

Ей хотелось сказать «прости». Хотелось сказать, что она его любит. Но как просто что-то написать, что-то вообразить – и как сложно преодолеть барьер между мыслью и словом.

Впрочем, иногда этого и не требовалось.

– Что ж, – обняв её в ответ, изрёк Арон рассеянно, будто просто выражая мысль вслух, – в одном ты права: играть Морли-малэн куда тяжелее, чем Ташей Кармайкл. Ты будешь у всех на виду. А в честном бою его всё равно не одолеть. Единственный шанс – разрушить его план, застать его врасплох. И поскольку я, будучи в здравом уме, не могу отправить тебя прямо к нему в лапы… значит, так мы и сделаем.

– Так ты отпускаешь меня? – Таша вскинула голову. – Одну?

– Отпускаю. Ненадолго, в конце концов. Дня через три, как только большинство деревенских поправятся, я отправлюсь следом за тобой. – Мягко отстранив её, Арон шагнул к подоконнику; сжал деревянную доску в пальцах, приподнял – и вытащил из тайника то, что покоилось там с лета. – Держи. Полагаю, тебе это понадобится.

Он вложил в девичью ладонь чёрный бархатный мешочек, и Таша вслепую вынула оттуда нечто маленькое, округлое, кольнувшее пальцы холодом. Взявшись за серебряный кружок печатки с выгравированным на ней солнцем, надела родовой перстень Морли на правую руку.

Смяла футляр в ладони, чувствуя вторую печать, скрытую в чёрном бархате, – дракон Бьорков.

– Думаю, Его Величество догадывается, кто я, – произнесла она, – но попробуем его обхитрить. С твоей помощью.

Амадэй почти беззвучно вернул подоконную доску на место:

– В рискованные игры ты играешь, Таша.

– Не рискованнее тех, в которые играла летом. Ты ведь сможешь вернуть всё обратно… потом?

– Смогу.

– И вытащишь меня из темницы, если что?

– Вытащу.

– Точно?

– Имеешь в виду, сумею ли? – Арон невесело улыбнулся. – Я верну тебя и с того света, Таша. Я амадэй, в конце концов.

– Тогда я ничего не боюсь. – Отступив от окна, Таша взяла его за руку и потянула за собой. – Идём. Чай, конечно, давным-давно остыл, но чайник подогреть нетрудно.

Поймав отблески света, глаза её сверкнули кошачьим серебром.

Таша спускалась по винтовой лесенке, и на губах её играла сосредоточенная улыбка.

Я принимаю твоё приглашение, враг мой, думала она, слушая шелест одежд Арона, который каменное эхо превращало в отзвуки незримых птичьих крыльев. Принимаю и на сей раз знаю, на что иду, – и посмотрим, кто из нас пожалеет об этом.

Морли-малэн вступила в игру.