Глава первая. Она

Я смотрела, как гаснут погребальные костры. Нет, мне здесь не место, но кто запретит дочери смотреть, как боги забирают душу её матери? Степь жестока, и всё же одного у неё не отнять. Она забирает тех, о ком некому будет печалиться.

– Ветер забрал её душу и унесёт теперь на ту сторону степи. Не плачь о ней, там для неё уже приготовлен шатёр с холодными яствами и мягкими шкурами.

Слова Зааты ничем не могли успокоить меня. Но разве сегодня это имело значение? Мы обе знали, что смерть Баорги не принесёт мне ничего, кроме горя. И не потому, что она была моей матерью. Нет, она ею не являлась, но вырастила меня, одна знала, не считая Зааату, моё настоящее имя, данное той, что не пережила дыхание степного жара. Теперь я осталась одна против законов моего народа. Но никто и никогда не узнает, что Баорга не позволила степи забрать новорождённое дитя вместе с ушедшей матерью к духам предков. Даже если всё откроется, я не позволю очернить её имя. Она рискнула всем, подменив своё умершее дитя ещё живым. И к духам вознеслось двое, а не трое, как того требовали законы пращуров. Но я всегда знала, что не являюсь её дочерью. Слишком необычными были мои глаза – цвета настоящей зелени, не сожжённой палящим зноем, не выгоревшие под беспощадным солнцем. Как и густые волосы северянки, чернее, чем степь после очередного пика жары, темнее самого чёрного огня, что спускается с неба, были не такими, какими обладала Баорга. Женщина ценится за красоту, но моя только отпугивала всех, кто хоть раз заглядывал в эти чужие для Айхонары глаза.

Заата берегла секрет вместе с нами, но с сегодняшним закатом это перестанет быть настолько важным. Когда умирает женщина, никому нет дела до тех, кто может страдать.

– Я буду молить Мать степей, чтобы её шатёр был лучшим, – уже не сдерживая слёз, прошептала я.

В сумраке, при свете лишь одной из лун, никто не увидит моей тоски. Да, и попробуй угадать, что скрывает широкий артун. Даже глаз не видно. Иногда и от этого пережитка старины бывает польза.

– Нам пора.

Порыв горячего ветра взметнул последние, ещё не угасшие искры прощального костра. Предки забрали души. И нет нужды более в сожалениях. Они лишь огорчат тех, кто теперь веселится в небесных чертогах.

Я запахнула плотнее артун, съехавший с плеч. Сейчас мы вернёмся в селение, а нарушать традиции нельзя. Если мужчина увидит хоть часть моего одеяния, не избежать беды. Любая женщина – это дух степи в белоснежном артуне. Она должна быть незаметной, скромной. И услужливой.

Единственная, кто никогда не скрывала своё лицо, пугая своим обликом, это Заата. Знающая хасттана Айхонары. Женщина, которая смогла занять столь высокий пост.

– Вот духи и не оставили тебе выбора, – я промолчала, признавая её правоту. – Что ты решила, дочь Великой степи?

– Я принимаю свой долг, Заата. Духи решили все за меня…

* * *

На женской половине царила необычная суета. Полуденный жар свидетель, такого я раньше не видела. Одна из служанок, младшая жена ближайшего из воинов хаста, смеясь, пробежала мимо меня. Я отступила, пропуская её, и успела заметить, что к груди она прижимала свёрток тканей. Мать степей, это новое платье? Но почему?

– Эй, – полог ближайшего шатра откинулся, явив личико Михарны.

Она поморщилась, жар уже вступил в свои права, дышать уже почти нечем было. Воздух можно было резать мечом, такая сильная рябь шла от земли, обманывая своими миражами тех, кто ещё верил своим глазам.

– Не расскажешь, что происходит?

Она лукаво улыбнулась и потянула меня за собой. Внутри было прохладно.

– Хасты приезжают, знаешь ведь? Девчонки наряжаются, надеются, что первые воины их заметят, – она мечтательно вздохнула. – Мы же другие, у нас кровь горячее, ласки нежнее, любовь ярче. Сегодня северяне приедут, ветер принёс, что там даже сам хаст не женат! – лукавая улыбка скользнула по полным губам. – Представляешь, стать женой хаста! Как мне все завидовать станут!

– Почему же не нашего? – удивилась я.

Мать степей, неужели они всё с ума посходили?

– Нашего и за мужчину-то не считают, – фыркнула Михарна. – Видано ли дело, воин ни в одном сражении не участвовавший? Его и за хаста не признают, коли души предков чуда нам не явят. Тело-то у него точно белое!

Сказала и зажала рот ладонью. Если кто-нибудь услышит такие её слова, могут и пятью ударами плети наградить. Она дочь воина, но ещё не жена. Отец вряд ли заступится за провинившуюся дочь. Мужчина не должен показывать слабости, выказывая свою привязанность.

– Не говори так, – мне стало обидно за нашего будущего хаста. Пусть, я его и не видела ни разу, но то, что слышала от служек, рисовало его достойным доверия предков.

– Ты права, – кивнула она и откинула плотную ткань, что укрывала женскую половину от дневного зноя. – Ещё услышит кто…

Мы отличались от других степняков. Айхонара – самые жаркие земли степи. Предки посмеялись, оставив своим глупым детям такую жизнь. Но те не растерялись, перестали кочевать, осев на одном месте. Поселение разрослось, превратившись в город, который мог бы посоперничать с теми, что строили северяне. У нас даже были дома из глины и камня, что держали холод. Только жили в них лишь приближённые к хасту, слишком дорогим было это удовольствие. Камни привозили от большого озера на севере, а это неблизкий путь под палящим зноем.

Здесь все жили семьями, но всё же строго соблюдали традиции, завещанные предками. Я вновь надела артун, закрывая лицо. Мужчина может наслаждаться женской красотой, лишь будучи её супругом. Конечно, девушки нарушали законы, открывая лица, чтобы разделить ложе с тем, кто был люб сердцу. Или с тем, кто мог дать достаток и спокойную жизнь. Это было против заветов, но… Редко кто стоял на страже, чтобы вовремя отдёрнуть замечтавшуюся девушку.

Мы с Михарной разошлись в разные стороны. Я сирота, но моя мать была одной из служек жены хаста. Вся моя жизнь прошла среди лабиринтов его дома. Там мне были известны все закутки, комнаты и коридоры, входы и выходы. Многих я знала в лицо. Как и они меня. Конечно же, не мужчины. Пусть я и была свободнее других, но также берегла заветы предков и свою честь. Я знала, как они выглядят, что любят, как ходят, одеваются и говорят, но ничего не знала о сыне хаста. Единственном сыне. Он жил уединённо, в окружении самых близких слуг. Ему никто не помогал, никто его не учил и не говорил с ним. Пока был жив воин Ингайр, никто не смел даже слова сказать против. Но теперь…

Интересно, каким будет этот Риангар?

Я вздохнула. Мой привычный мир менялся. Надеюсь, новый хаст не решит отдать девчонок-служек в гаремы своих гостей.

Вздрогнула от этой мысли.

Спаси, матерь степей, от такой участи! Одна судьба – быть женой. Первой, второй, в худшем случае, третьей. И совсем другая судьба ждёт тех девушек, которым предки не положат стать жёнами. Гаремные служки, вынужденные исполнять все прихоти своего господина. Их можно продать, подарить, убить, выплатив щедрую или не очень виру родственникам, если таковые имеются. Такой жизни могли хотеть только те, чья судьба и так была не из лучших. Но даже сиротам помогали жены воинов. Выбор был всегда. Жаль, что делали его не мы сами.

Дойдя до кованых ворот, нахмурилась. Их закрывали редко, мало кто осмелился бы нарушить границы личных владений хаста.

– Эй! – окликнул меня воин.

Тоже необычно. Задрала рукав, предъявляя широкий узорчатый браслет. Его полагалось носить поверх одежды, но было так жарко, что металл нагревался, обжигая кожу даже сквозь толстую ткань. В глазах воина появилось осуждение, но он отступил в сторону, ударил трижды в ворота. Распахнулась маленькая калитка.

– Проходи.

Юркнула, низко опустив голову, чтобы не видеть мужских взглядов.

Да! Я женщина! Я служка, но не стыжусь этого! Моё место не в гареме, а у степного алтаря. Лучше быть свободной, чем подчиняться мужчине, который мнит себя хозяином степи. А воины и не думают иначе. Я могу быть красива, но мои желания их не заботят. Так зачем вольной птице самой лететь в силки охотника?

Дом хаста был самым большим. Его строили несколько поколений, достраивая, увеличивая, запутывая всё больше и больше. Здесь царили достаток и богатство. Всё самое лучше собиралось здесь, чтобы каждый друг и враг видел, знал – хаст Айхонары величайший из степных правителей.

Я шла быстро, стараясь не привлекать внимания, но получалось плохо. Вокруг были только воины – полуобнажённые, всего лишь в широких светлых штанах, зато увешанные оружием. Михарна говорила, что чужие прибывают? Неужто так сильно наш хаст их боится? Но на его месте и я бы боялась.

Миновала несколько коридоров и вошла на женскую половину. Здесь было светлее, на стенах – ткани, а не шкуры как на мужской.

– О, Раэза! – окликнула меня моя ровесница, служка Хирна. – Тебя Заата искала.

– Спасибо.

Хирна развернулась, подхватила тяжеленную корзину с бельём и побежала дальше.

У Зааты не было своего дома. Знающая жила при святилище, ближе к духам предков, чтобы получить ответ или видение как можно быстрее.

Я мечтала когда-нибудь занять её место, но понимала, что знающей не стать. Жрецов выбирает степь, отмечая при рождении. Меня отметиной не наградили, и всё же это не мешало проводить рядом с ней детство, наблюдая за обрядами, видя чудеса, что случались, стоило принести жертву на алтарь.

Но раз она искала меня в доме хаста, значит, сегодня по воле духов Заата ночевала в комнатах, что считались её.

Он не признавала дверей, как и все, кто привык к шатрам, поэтому я просто откинула полог и вошла в её жилище.

– Ты искала меня, знающая волю степи? – церемонно склонилась я, но Заата махнула рукой.

– Сними с лица эту тряпку, Раэза! Я говорила тебе, не выношу этого.

Я открыла лицо, глубоко вдохнув запах благовоний, что густым паром висели в воздухе.

– Ты меня искала? – снова спросила я.

– Искала, – Заата откинула белые волосы на спину. – Слышала, гости у нас скоро будут?

– Слышала. Вся женская половина только об этом и шепчет.

– Вот и хорошо. Хоть какая-то польза от этой своры сплетниц, – побурчала она. – Ты будешь прислуживать хасту Тайрады Линару.

– Что? – не поверив, переспросила я.

– Он для нашего хаста самый опасный противник. Его на нашу сторону нужно перетянуть. Линар осторожен, подозрителен, будет подвоха отовсюду ждать. Ты – женщина, пусть и невинна пока, но коварство и изворотливость в тебе как дар степи нашей дарованы, – она кинула в жаровню пучок душистых трав. – Будешь слушать да наблюдать.

– Только наблюдать? – с облегчением переспросила я.

– Если степь попросит твоей крови, то и под хаста ляжешь! – резко добавила Заата.

Я отшатнулась от неё, не веря своим ушам. Та, что буквально вырастила меня, та, что учила не поддаваться мужчинам, быть собой, не могла сказать такого!

– Что?

– Вместе с жаром ветры принесли новость – дочь Айхонары должна понести от воина северных степей.

– У Айхонары много дочерей. Почему я?

– Ты не последуешь за воином как жена или служка. В тебе силен дух свободы.

– Это ты его воспитала, – с горечью бросила я. Ее слова я чувствовала как предательство.

– И не разу не пожалела об этом. Раэза, ты дочь той Айхонары, что пала много лет назад под натиском традиций. Хаст Ингайр принес нам много бед, и пусть смерть его – утрата, которая наполнила неподдельной скорбью наши сердца, но дела его принесли много боли. Не только Айхонара пострадала, вся степь в опасности! Черный огонь спустится с небесных чертогов во время следующего пика жара и уничтожит всех, кто встретится на его пути…

– Так уже бывало, – наклонила я голову, понимая, что спорить со знающей не стоит.

– Так – нет! Это смерть. Степь кричит, что зло проснулось и требует свою плату. Дети расплачиваются за грехи родителей. Тебе придется принять ношу, которую моим плечам уже не вынести. Я научила тебя многому, Раэза, но остальное тебе придётся познать самой…

Её оборвал шум, ткань колыхнулась, и в жилище Зааты влетела Сириха, девочка-ураган.

– Матерь Заата! Укрой! – пропищала она.

Я быстро села на низкий топчан, накрывая колени узорчатой тканью.

– Сириха, сюда.

Девочка – благо малолетка была худенькой и костлявой – юркнула под покрывало. Вовремя, к нам ворвался еще один незваный гость.

– Знающая, – поклонилась Аринза. – Не видела ли ты здесь девчонку Сириху? У неё возраст подходит, хочу пристроить в красильню. А там и выдадим за кого из мастеровых.

Я поморщилась, но промолчала. Аринза – уважаемая жена, все мастеровые ходят под ее мужем. Только не везет тем сиротам, что попадают под опеку этой мудрой женщины. Слезы – вот что готовит им судьба. Но я ничего не могу с этим сделать. Заата может, но не вмешивается. Знающая следит за благополучием всей Айхонары, какое ей может быть дело до одной жизни из сотен?

– Нет. Но даже если бы и видела, уверена ли ты, что я бы тебе сказала об этом?

Тонкая издёвка, и всё же Аринза её услышала. Поклонилась и развернулась, чтобы уйти.

Как я не рассмеялась, не понимаю. На богато расшитом узорами цвета неба одеянии обнаружилась лишняя деталь. Несколько ниже спины – два тёмных отпечатка уже не детских ладошек. Тот, кто это сделал, очень старался, чтобы краска легла ровно. И уверена, что теперь их ничем не выведешь – в красильне мастера Эргура лучшие степные краски.

Она ушла, и я откинула с колен покрывало, чтобы посмотреть на счастливую девчонку, которая прижималась к моим ногам.

– Ну, и зачем ты это сотворила? – стараясь говорить с укоризной, я не могла скрыть смешинок, плясавших в глазах. И Сириха это видела.

– А чего она меня замуж отдать хочет? Мне ещё шестнадцати пиков степного жара не миновало, а она уже мужа нашла. Да и кого! Старика Лидихира!

То, что этому старику едва минуло двадцать, я уточнять не стала. Сириха права, ей ещё рано думать о таком.

– Знающая, – я подняла взгляд на Заату. Просить стыдно, но разве дети заслуживают такого?

– Я дам ей приют. И от Аринзы дам защиту. Только, дитя, готова ли ты к этому? – она посмотрела на девочку.

– Я с радостью буду вам служить! – Сириха вскочила на ноги, подумала немного и поклонилась. – Всегда-всегда! И не уйду.

– Глупая, – покачала головой Заата. – Не давай обещаний, что не сможешь сдержать. Ступай на кухню, принеси мне сока ягод эве.

Девочка радостно подпрыгнула на месте, помчалась в сторону выхода, развернулась, поклонилась и только после этого покинула нас.

– У неё всё будет хорошо, – успокоила меня знающая ещё до того, как я задала вопрос. – Она молодая, не понимает ещё, что для неё лучше будет.

– Ты отдашь её Лихидиру?

Женщина усмехнулась.

– Степь скажет своё слово. Рано или поздно, она его скажет.

Да, степь всегда знала, что будет.

Я смотрела, как раздувается от ветра ткань, закрывающая проёмы двери и окна. Тяжёлая, единственная защита от дневного зноя.

– Иди, – неожиданно произнесла Заата. – Она ждёт тебя.

Я вздрогнула. Но знающая была права. Всей моей жизнью управляла воля степи.