– Только выводы. Только коротко, – поспешно ответила Оля. – Я весь этот взлом и компромат вообще не смогу смотреть. Это плохо, это неприлично. Это невыносимо, наконец. Неужели не понятно, что я от такого только окончательно с ума сойду?

– Для выводов и, в принципе, любого разговора у меня есть профессиональная потребность, чтобы собеседник, партнер и клиент выпустил себя из воображаемой клетки для сумасшедших, – терпеливо отреагировал Кольцов. – Я там не работаю. И я здесь, потому что твой психиатр авторитетно меня заверил, что ты – просто яркий, нестандартный и в силу этого слишком ранимый человек. Ты ни разу не сумасшедшая. На собственном опыте я убедился, что ты сумела поставить серьезное дело. И это не просто талантливо, но и жестко, точно, я бы сказал, по-мужски. На этом мой запас ободряющих комплиментов закончился. Предлагаю выпить по бокалу и приступить. Хорошо, пусть будет только вывод. Но материалы ты посмотришь. В противном случае все теряет смысл. Бог или дьявол, как говорится, в деталях. Дизайнеру это известно лучше других.

Оля проглотила свой бокал вина, как болеутоляющее средство. Но мозг ее работал в таком бешеном режиме, что она запомнила не только каждое слово отчета, но и все интонации, паузы, многозначительные взгляды в сторону флешки с файлами. Главное там. И всю ночь она бесконечно воспроизводила произнесенное Сергеем.

Мария Захарова. Анна Коркина, Лидия Никанорова. И вновь Маша. Аня, Лида. Мушкетеры наоборот.

В абсолютной, почти нереальной тишине ночи, когда за окном как будто замерли звуки, шорох и шепот, Оля слышала только мягкий баритон Сергея. Принимала в ладони, на слабые плечи, на дрожащую от напряжения грудь тяжелые и острые, как камни, слова. Пыталась усмирить новый гнев и ту старую боль. «Только без эмоций», – остроумно посоветовал ей частный сыщик, когда вечером закончил отчет и прощался в прихожей…

Мария Захарова и ее муж Георгий Гришин. Они активные участники свингер-клубов, движения БСДМ, а попросту – приверженцы садо-мазо в сексе, что является их сугубо личным делом и особенностью темпераментов. Они в поисках удовольствий уже не могут ограничиваться кулуарностью и секретностью. Им потребовался выход в интернет-группы и форумы с обменом впечатлениями и материалами. То есть их интимная жизнь уже требует участия и одобрения братьев и сестер по разуму и остальному. И это все имеет право на существование, кому не нравится, тот не откроет такие страницы. Но есть кое-что серьезное. Одно в нашу тему.

На видео номер один Захарова и Гришин приходят в клуб с атрибутикой БСДМ с девушкой, которую представляют как свою гостью, дальнюю родственницу. Сообщают, что Инге скоро девятнадцать лет и что она не новичок в их увлечениях. Дальше ты увидишь жесткое порно: одна девушка, с которой занимаются садистским сексом все остальные члены клуба, независимо от пола. Трудно понять, она кричит и сопротивляется по роли или по другой причине. И это просто существует, можно принимать или нет.

Дело в другом. Мы опознали девушку по изображению и пробили информацию о ней, более того, нашли ее. Она не Инга и не родственница. Она школьница Надя Петрова, ей чуть больше пятнадцати лет, и живет она в том районе, где у Марии с мужем есть автозаправка.

Видео два. Медсестра. Лицо закрыто, фамилию и место работы не назову даже тебе. Рассказывает, что девочке Наде Петровой делали аборт по справке о состоянии здоровья. Делали тайно, справка явно покупная, по времени операция была после того, что было на видео один, через три месяца. Интервью с медсестрой тоже платное, разумеется.

Видео три. Разговор с Надей Петровой. Она пошла на контакт. Рассказала, что после вечера в том клубе ее нашел Гришин, показал видео, сказал, что оно появится в интернете, если она не поедет с ним. Они были вместе на какой-то квартире, так что виновник беременности, видимо, он. Надя в этом уверена. Она во всем призналась матери, та заведующая детским садом, угроза огласки ее страшно напугала. Приняла то решение, о котором и рассказала медсестра. Надя плакала и сказала мне: «Если вы сыщик, найдите и уничтожьте то видео. Мама вам заплатит». Видео четыре, пять и шесть – тот же клуб, тот же состав, та же пара, но с ними по очереди три разные девушки с разными легендами. Легенды – чистая ложь. Все девушки несовершеннолетние.

Анна Коркина. Тут ситуация проще и, возможно, безысходнее. Она живет с десятилетним сыном Петей. Пьет и регулярно его избивает. Дверь в квартире не меняли со времен строительства дома, то есть лет тридцать. Она из фанеры, замок отжимается коленом. Видео изнутри. Оно короткое, но по мне – смотреть тяжелее, чем порно. Жесточайшая, озверевшая мразь, воспользуюсь медицинским термином, не просто срывает на ребенке всю свою злость на неудачи и нищету. Она явно получает садистское удовольствие от страданий жертвы и власти над ней. Самое ужасное: ребенок никогда не кричит. Он боится привлечь внимание соседей. Мамаша крепко вбила ему в голову: кому-то скажешь – заберут в детский дом, там будут морить голодом и убьют. Об этом рассказала учительница физкультуры, которая давно заметила синяки и гематомы на теле мальчика. Пыталась организовать какую-то проверку, но Коркина всегда к ней готова. В квартире чисто, в холодильнике есть еда, ребенок нормально одет. И они вместе достоверно рассказывают, какой он неловкий. То падает с лестницы, то спотыкается на улице. Дом старый, денег на ремонт нет, поэтому на него якобы иногда падают предметы мебели и куски цемента со стен и потолка. Мать выражает озабоченность и говорит, что копит деньги, чтобы показать Петю специалисту: что-то не то с координацией движений. Это все катит! По одной причине: всем по барабану.

Лидия Никанорова. Чертов мрак. Пять лет назад ее свекровь Екатерина Никанорова подала на них с мужем иск в суд. Это не мать мужа Лидии, а вторая жена его отца. Мачеха и пасынок всегда друг друга недолюбливали. Никаноров-сын продал после смерти отца особняк в Подмосковье, завещанный ему с условием, чтобы вдова в нем осталась жить. Продал своими «депутатскими» способами. А это было единственное жилье Екатерины, жены отца. Ей предложили взамен небольшую квартиру в Москве, она отказалась. Приложила справки – астма, показан свежий воздух и все такое. Покойный муж Никаноровой был не последний чиновник, он продвинул сыночка, у нее тоже остались связи. История получилась долгая, грязная, с привлечением СМИ. Адвокаты предлагали ему выплатить ей компенсацию, чтобы она могла купить достойное жилье в таком месте, какое ей подходит. Но тут стороны уперлись, она отказывалась от предложенных сумм, требовала сразу дом не хуже того, который был продан, он по всему – скряга. Итог: в один день, год назад, все кончилось. У Екатерины Никаноровой случился инсульт, тяжелые последствия, почти не говорит, парализована, не в состоянии за собой ухаживать. Находится в небольшом получастном доме инвалидов. И не было бы никаких проблем, если бы не один сохраненный документ.

В тот самый вечер в квартире Никаноровых был громкий скандал. Когда раздался пронзительный женский вопль, соседи вызвали полицию. Наряд с районным следователем приехал, находился в квартире какое-то время, потом прибыл кто-то из управления. Наряд уехал, прибыла «скорая». Увезли в больницу, озвучили диагноз. Потом все изложенное выше. Моя информация: наряд, который приезжал по вызову соседей, в полном составе переведен в другое отделение. Следователь тоже, а через какое-то время он был уволен из органов. Никаких документов в архиве нет. Но есть человек. Он очень обижен, до сих пор нигде не работает. И он сумел унести протокол, который ему велели уничтожить. Уничтожил что-то другое. Собирался шантажировать, но духу не хватило. «Грохнули бы меня только так», – говорит. Наряд обнаружил на полу женщину с огромной раной на затылке, она стонала. А Никаноров держал свою жену Лидию, которая в исступлении рвалась раненую добить. В ее руках была медная статуэтка. Точнее, балерина, вроде антикварная. Орудие преступления тоже изъяли, потом «потеряли». На самом деле статуэтка зарыта в надежном месте. Следак тоже не лыком шит. О том, что следователь вел оперативную съемку с того момента, как вошел в квартиру, никто даже не вспомнил. Он сам, поняв обстановку, и не напоминал, естественно. Оставил кино себе.

– Вот в общих и мелких деталях скромные портреты подруг твоего детства, госпожа оформитель. Думай о них, о себе. Если сможешь, принимай решения. То ли для себя, то ли для них, – так закончил свой доклад Кольцов. – Возможно, для всех вас настало время перемен. С ними справится, их примет только сильный духом.

В то утро Ольга ступила в перемены, как в реку, которая течет из ада в жизнь. Для начала она включила компьютер и пересмотрела все файлы. Тот случай, когда в деталях именно дьявол. Четкий и беспощадный пересказ детектива померк перед тем, что увидела Оля своими глазами. Перед тем, что услышала не ушами, а сердцем, чего коснулась обнаженными нервами. Она не пошла на работу и возвращалась к этому адскому просмотру вновь и вновь. Понимала только одно: если она не умрет до следующего утра, то, возможно, способна выжить в принципе.

На следующую ночь кошмарные видения смешались в голове с ее собственной катастрофой у песочницы-Голгофы. Сил уже не хватало ни на стон, ни на вздох. Но утром она встала. Ольга выжила.

Она вошла в рабочую колею не так, как будто ее ничего не выбивало из нее. Она вернулась к планам, обязанностям, творческим идеям почти со страстью, как человек, который вдруг осознал главное. Этого всего могло не быть: ни дела, ни вдохновения, ни свободного дыхания. Если бы она двадцать лет не поднимала себя с колен у той песочницы. Если бы во тьме отчаяния и робости не лелеяла тайную мечту о собственной силе. О том, что сила однажды родится из ее души, как прекрасное дитя из ослабевшего тела матери.

Ольга понимала: сейчас ее сила может проявиться только в решениях. Ей дан такой шанс. И она не будет ни ханжой, ни трусихой в выборе боевых средств. Месть? А почему нет? Не за что разве? А ее многолетнее заточение в камере нравственных пыток? Самосуд – нехорошо? А не достали ли ее вконец штампы? И потом, сейчас это не будет местью за себя. У нее есть возможность помочь другим жертвам. Трупов не будет, не волнуйтесь, успокоила Оля своих внутренних оппонентов. Никаких конкретных решений не было. Нужно просто представить себе чистый лист бумаги, на котором появляется, уточняется эскиз, приобретает детали и краски рисунка. Все происходит само собой. Так будет и сейчас.

В бюро все ощущали особое, почти праздничное возбуждение, которое обяснялось объективными причинами. О них дал отличный материал с иллюстрациями авторитетный международный журнал, заказчиков было все больше. Появились по-настоящему сложные проекты по серьезным ценам. Колина идея о чулане с мишурой и позолотой для жлобов благополучно скончалась. Можно думать о расширении.

Одного постоянного посетителя Ольги коллеги воспринимали добродушно, с юмором и не без пикантных догадок. Высокий синеглазый блондин заходил в кабинет хозяйки непринужденно, как в свой собственный. Беседовали они всегда наедине, и, конечно, никто не поверил в байку, будто это какой-то частный детектив.

– Но шутка неплохая для такого несгибаемого честного человека, как Оля, – говорил специалист по осветительным приборам Кирилл. – И суть в том, что она считает более приличной версию о тайных заговорах с целью свержения, о поисках скелетов в шкафу, чем нормальную историю о мужчине, который элементарно запал на симпатичную женщину. Как он вам, кстати, дамы?

– Ох, – мечтательно закатывала глаза секретарь Вера. – Сказка-мечта.

– Не в моем вкусе, – поджимала губы дизайнер Ирина. – Как с плаката Минздрава или афиши голливудского боевика кисти маляра.

Сам объект обсуждений, однажды заглянув к Ольге вечером с очередным докладом, между делом заметил:

– Поскольку у меня уши сами собой поворачиваются на любой шепот и отголосок звука, могу тебе точно сказать: у тебя в конторе все считают меня твоим кавалером. Как минимум. И любовником как максимум.

– И отлично, – спокойно ответила Ольга. – Правды они никогда не узнают.

Она поймала долгий, изучающий взгляд Сергея, расшифровала его про себя. А в конце делового разговора сказала:

– Хочу кое-что прояснить, так нам будет легче понимать друг друга. Ты постоянно пытаешься многие детали адаптировать для моего инфантильного понимания, каким оно тебе кажется. Не делай этого. Я не старая дева, не синий чулок. Я по любому поводу в курсе. И опыт есть. Его не очень хочется касаться, потому что он такой, как вся моя жизнь: состоит из тягостных открытий и болевых ощущений. Нет, никаких извращенцев и садистов: просто неловкие прикосновения к душе. Так бы я сказала. А люди были совершенно нормальные, неплохие, просто не мои. Количество – два.

– Интересный ты человек, – произнес Сергей. – Любой контакт доводишь до совершенства с помощью ясности и правды в утонченной форме. Не оставляешь пустых пятен и облупленных углов. И ты необыкновенно привлекательная женщина. Ключевое слово – необыкновенно.

Перед сном Ольга долго сидела перед туалетным зеркалом. Никто никогда не узнает, какие контрастные отражения она там видела в разные моменты жизни. Бледный вытянутый овал с трагическими провалами глаз, похожий на испарение мертвого болота. Пылающее в белом пламени лицо со страшным, онемевшим от крика ртом. Вялое, нечеткое отражение той, которая все прошла и устала от самой усталости. И вдруг неожиданная, почти наглая надежда на какую-то победу. Зажженный тайным огнем зеленоватый, яркий взгляд, рыжая волна волос над светлым лбом. Как знамя бунтаря. Так биполярное же расстройство. Чего только не придумают врачи, чтобы объяснить необъяснимое: люди рождаются с разной плотностью кожи и несопоставимой шкалой боли. Что казнь для одного, то укус комара для другого. Возможно, Оля когда-то увидит в зеркале и то, о чем сказал Сергей.