Родинка на колене

Лена блаженно потянулась в горячей ванне, потом согнула ноги в коленях, пару раз поднялась, опираясь на пятки: так она тренировала мышцы живота. Тут же стало лень. Лена устроилась поудобнее. Машинально подняла над шапкой пены правую коленку. Розовую, круглую коленку с маленькой, идеально круглой родинкой. Взглянула и долго не могла оторвать взгляд. Серые глаза потемнели, как в моменты волнения, тоски или гнева. Просто точка. И был период в жизни Лены, когда она со своим стопроцентным зрением убедила себя в том, что родинка исчезла. Стерлась. Она ее не видела. Есть ли психолог или психиатр, способный проанализировать, до какой степени отчаяния дошел человек, которому удалось обмануть собственное зрение? И вот она опять увидела эту черную точку на своей коленке. Лена легонько смахнула родинку рукой, как муху. Так всегда делал он. Это была не шутка. Это был ритуал.

…Когда она защитила диплом, выпускникам журфака МГУ устроили собеседования с потенциальными работодателями. По факту это был кастинг. Приезжали серьезные люди из редакций газет, с телеканалов, из издательств. Сидели за длинным столом, каждый выпускник заходил отдельно, ему задавали вопросы, его рассматривали. Лена получила несколько приглашений. Идей тогда не было никаких. Она была в клубке личных проблем. Она из тех, кто такие клубки быстро заматывает, а потом болезненно и с трудом распутывает и выпутывается. Советы давали однокурсники-«стажники», взрослые люди, которые поступили уже с опытом работы в журналистике. В результате отпали две газеты, ей сказали, что это ужас-ужас, потом канал ТВ, хотя окончила она как раз телевизионное отделение. Осталось серьезное издательство, чересчур серьезное, что-то казенное… Отбирал туда человека не работник издательства, а куратор высокого-далекого департамента, официальный и строгий чиновник по имени Михаил Михайлович. Лена получила приглашение от него. Она одна. Условия вроде замечательные, особенно для выпускника без опыта работы. Но «стажник» Витя сказал:

– Не вздумай соглашаться! Да, они неплохие книжки иногда выпускают. Но ты там зачахнешь за бетонной стеной и колючей проволокой.

– Ты что, правда?

– Почти, – отмахнулся Витя. – Я там был. Можешь съездить посмотреть. Огромную хату отгрохали их кураторы. Как у Высоцкого: «На горе стояло здание ужасное, издаля напоминавшее ООН». Мне кажется, редакторы туда проходят через металлоискатели.

– Ладно, не ври.

– Может, я и увлекся, но тебе не подойдет.

Лена отказалась, а вечером ей домой позвонил Михаил Михайлович. Уговаривал. Лена объяснила, что ей хочется живой журналистской работы.

– Понял, – сказал он.

Через пару дней позвонил опять.

– Есть одна маленькая и очень симпатичная газета в Подмосковье. Там деловой и предприимчивый главный редактор. Он отыскивает хороших журналистов, которые в чем-то нуждаются, берет их, пробивает служебные квартиры, регистрации. Потом они, конечно, уходят в большие московские газеты. Но коллектив яркий. Вам, кстати, не нужна квартира?

– Наверное, нет. Я живу с тетей. У нас трехкомнатная на Преображенке. А разве так бывает – служебные квартиры?

– Разумеется. Для нужных родине людей. Например, для депутатов. Потом они просто приватизируются и становятся собственностью.

– Журналисты – такие люди?

– Если это кому-то хочется, то конечно, – рассмеялся Михаил Михайлович. – Так что насчет этой газеты? Можете посмотреть в Интернете последние выпуски. Но все же лучше съездить туда, повторюсь, там очень яркий коллектив.

– Нет, я не поеду. Вы же сказали, он отыскивает хороших журналистов, коллектив яркий. А я вообще не работала еще ни дня в газете. Смысл ездить?

– Смысл простой. Я позвоню. Этого достаточно.

– Ой. Но яркий коллектив. Как я…

– Ты будешь там самой яркой звездочкой, – как-то грустно сказал этот чиновник-сухарь, на много-много лет ее старше.

Они уже оба мучительно понимали, что он влюбился. Для него это было мучительнее, конечно. Он так курировал Лену несколько лет. За эти годы ее жизнь невероятно менялась, но Михаил Михайлович так и оставался в своей роли бесстрастного куратора. Иногда отвозил в газету, куда ее, конечно, сразу после его звонка оформили. Иногда из газеты отвозил домой. До ограды дома. Не касался. Ничего не предлагал. А что он мог предлагать, если практически с первых дней работы Лена попала даже не в клубок, она попала в жаркую и пленительную ловушку любви. Хотя и главный редактор, и коллектив были уверены, что Михаил Михайлович устроил к ним свою любовницу. Он же держался на расстоянии, часто звонил и был все грустнее и грустнее. Так все это начиналось.

Коллектив оказался на самом деле классный. Все – индивидуальности, профессионалы, знающие себе цену, независимые, остроумные, хорошо образованные. Проблем сначала было всего две. Дистанция, которую все соблюдали по отношению к Лене, и это было, конечно, связано с тем, что ее устроил Михаил Михайлович. И характер заведующей отделом Татьяны – неглупой и тоже большого профессионала, но существующей на постоянном уровне кипения язвительности, ярости, неудовлетворенности и зависти ко всем. Впрочем, к Лене сначала она отнеслась как раз с неожиданной теплотой. Видно, уставать от себя стала. А сидели в кабинете они вдвоем. Такие смешные, как видится с расстояния, проблемы. С работой как раз все пошло нормально. Лена сразу начала делать свое дело, точно зная, что надо получить для материала и как написать.

Неожиданность появилась в кабинете на третий день. Крупный, очень высокий мужчина в отличном костюме стального цвета. Красивое лицо, приятный баритон… Он как будто шагнул в эту маленькую захолустную газету из кадра голливудского фильма о журналистах. Подошел к столу Татьяны, поговорил о какой-то заметке и, не глядя на Лену, вышел.

– Видела таких? – со смехом спросила у нее Татьяна.

– Нет, – ответила Лена. – Глаза никак не проморгаются. Облако в серебряных штанах. Это кто?

– Наш ответственный секретарь Владимир Сергеевич Рогачев. Ты его не видела, потому что он сидит в отдельном кабинете на первом этаже. Приехал из-за границы и устроился сюда, чтобы получить от газеты квартиру. Получил. Сейчас отбывает за нее срок. Потом опять уедет за границу. Ты имей в виду, на всякий случай, – у меня на него планы. Надеюсь успеть.

– Ты хочешь выйти за него замуж? – удивилась Лена.

– Дура ты, что ли, совсем? Какой замуж! Он не просто давно женат, он очень прочно женат.

– Ты не могла бы без нервов, Таня? Просто Джульетта и Анна Каренина хотели в идеале выйти замуж за объекты своей любви. У них не сложилось. А они мне очень симпатичны. Хотя камерный вариант могу понять и принять. Особенно если дело всего лишь в том, чтобы уложиться в срок.

– Слушай, ты злая, – удивленно произнесла Татьяна. – А явилась – Мальвина Мальвиной.

– Да нет, это физиологическая реакция на слово «дура». Ужалила в ответ, все прошло, – Лена улыбнулась.

…Коленка вновь утонула в пене. Лена быстро встала. Вспоминать – это очень тяжелая работа. Она отбирает силы и надежды на будущее. Нет, не отбирает… Она все убивает. С этим надо бороться. Потому что будущее Лены спит в детской комнате. Им нужно выжить, дожить до… До времени, когда под ногами Лены окажется что-то более надежное, чем палуба идущего на дно «Титаника».

Она встала перед зеркалом. Похожа ли она сейчас на Мальвину? Тогда, конечно, да. Ей было двадцать три года, у нее были длинные, рыжеватые волосы, от природы крупными волнами. Глаза, как положено Мальвинам, – большие и наивные. Яркая улыбка и острый язычок для отваживания огромного количества ухажеров. Реально огромного. Потому, наверное, так грустил Михаил Михайлович, когда забирал ее из редакции, чтобы отвезти в Москву. Он все видел. Но не сразу узнал, что ей никто-никто не нужен. Кроме… Когда узнал, ему стало гораздо грустнее.

Сейчас Лене двадцать девять. Она старается стричь волосы как можно короче, но нередко они по-прежнему ниже плеч, теперь лишь из-за отсутствия времени на парикмахерскую. Глаза не открыты так широко, как будто ей сейчас покажут самое лучшее кино, а рот всегда плотно сжат. Фотограф, который ее снимал для документов, сказал недавно:

– Девушка, кто так фотографируется? У вас зубы так сжаты, как будто пойдете с гранатой на врага.

– Такой ужас? – испугалась Лена.

– Ну, вот, разжали, губки приоткрыли, все получилось. Улыбайтесь.

Лена закуталась в халат, прошла бесшумно в детскую комнату с маленьким ночником в виде божьей коровки, поправила одеяльце, убрала осторожно крутой завиток с лобика, повлажневшего от какого-то жаркого сна, вдохнула сладкий запах. Это же поэма, роман, симфония, диссертация: «Как пахнут дети». Это успокаивает, тревожит и обязывает. Затем она прошла в свою, смежную спальню, двери между комнатами Лена давно сняла, чтобы быстрее добегать к ребенку. Легла в темноте, даже не зажигая настольной лампы на тумбочке. Задача – срочно уснуть. Если не получится срочно, может не получиться совсем.

…На следующий день после того, первого появления Володи в их с Татьяной кабинете он позвонил Лене на рабочий телефон:

– Это Рогачев, ответственный секретарь. Прошу спуститься ко мне. У меня замечания по вашему материалу.

Лена положила трубку и посмотрела на Таню:

– Меня вызывает Рогачев по материалу. Он что, может его вернуть? Ты же говорила, это стоит в номере.

– Ничего он не вернет. Скажи ему, что я хорошо прочитала, там все в порядке. По-моему, тут что-то не так, – Танины острые скулы выступили, зубы оскалились в злобной усмешке, только у нее так получалось. И еще она в моменты своих приступов негативных эмоций всегда ходила по кабинету. Тонкая, худая, прямая, вдруг начинала горбиться.

Лена сбежала со второго этажа на первый, вошла в кабинет ответственного секретаря, села на краешек стула перед его столом. Он кивнул ей, продолжая читать текст ее небольшого очерка о хорошей воспитательнице заводского детского сада. Всего лишь. Даже не критический материал.

– Елена, я должен подписать ваш материал в печать, но здесь нужно кое-что переделать. В двух местах. Посмотрите, пожалуйста.

– А что здесь не так? Фактические ошибки? Неграмотно?

– Нет ошибок и грамотно. Просто эти два абзаца нужно написать лучше.

– То есть? Лучше, чем я могу?

– Так, как вы можете. Очерк написан на одном дыхании, но два раза вы явно отвлеклись. Вас вообще часто отвлекают, как мне кажется. Надо сначала доделать работу в таких случаях. Эти два абзаца проваливаются в эмоциональном плане. А поскольку вещь вообще эмоциональная, то они и не несут смысловой нагрузки.

– Ну, и выкиньте их совсем. Какие проблемы?

– Я не хочу. У меня место как раз для такого объема. Не ломать же полосу и искать «затычку»? Короче, сделайте. Я отметил и переслал на ваш компьютер.

– Я запомнила.

Лена влетела в свой кабинет. Она, конечно, не любила критики, что, может, и плохо. Но это не критика: «Напишите лучше». По такому критерию можно было заставлять Маркеса переписывать «Сто лет одиночества». Потому что кому-то все время могло казаться, что можно лучше.

Таня остро взглянула на ее лицо, Лена объяснила, быстро села за компьютер, газету действительно он сейчас сдаст в печать.

– Да, слишком быстро и слишком странно, – изрекла Таня.

– О чем ты?

– Что-то тут не так. Он еще никогда не заставлял править меня и моих авторов. Да и никого вообще. Мы нормально пишем. Ты тоже. Здесь что-то не так.

– Ты повторила это четыре раза. Как минимум. Это для тебя нормально?

– Но ты понимаешь, о чем я, да?

– Я понимаю, что вы все очень странные. А ты – безумно озабоченная ко всему. Можно не мешать? Пришла в школу высоких мастеров слова…

Лена на волне раздражения сделала все, конечно, лучше. Сама это понимала. Вернула статью с правкой. Рогачев позвонил через две минуты.

– Можете еще спуститься?

– Что еще? – спросила Лена с порога.

– Все хорошо. Спасибо. Ну, зачем так злиться? Это газета. Лена, подойди и посмотри, как я поставил материал на полосе. За это время я изменил заголовок. Нравится?

Делал он свою работу, конечно, потрясающе. Заголовок был блестящий. Ее материал, без обличений, сенсаций, потрясающих фактов, был бы проходным. Им просто заткнули бы свободное место. А сейчас он смотрелся как самый главный. Лена перевела взгляд на лицо сидящего Владимира и внутренне ахнула. У сильного, крупного мужчины ресницы лежали просто на щеках. Она у женщин никогда не видела таких ресниц. Владимир спокойно сказал:

– Я освобожусь через час. Твой «повелитель» приезжает обычно к семи. Давай я тебя отвезу в Москву? Разнообразия ради.

– Не хочу реагировать даже на эти слова о «повелителе». Поехали. Какая вообще проблема? У меня ее нет. Мне нужно домой, я тоже освобожусь через час.

Когда они шли к его машине, на них смотрели глаза из всех окон редакции. В кабинете Тани светились просто два адских огня. А когда они уже отъезжали от редакции, подъехала машина Михаила Михайловича. Он тоже их увидел и не вышел. Просто пропустил и поехал в Москву другой дорогой.

Был аномально жаркий день конца апреля. Лена села рядом с Владимиром, она была в короткой юбке и уже без чулок, и когда пристегивала ремень безопасности, он смахнул, как муху, родинку с ее колена. Так много и так мало между ними произошло в тот день. А дальше… «Все смешалось в доме Облонских».

…Ночь пропала. Лена мысленно обругала и свои прозревшие глаза, и эту родинку, однозначно знак несчастливой судьбы. И знак такого горячего плена, без которого свобода равна смерти. Была бы равна, если бы не дитя, освященное божьей коровкой.

Да, все перевернулось в жизни, и не только у Лены. Таня была мрачной, но корректной: фактов того, что ее просьбу проигнорировали, не было. Каждый вечер кто-то кого-то подвозил в Москву. Однажды они стояли втроем у открытого окна на площадке своего второго этажа – Лена, Таня и записной редакционный шутник Дима. Таня курила сигарету за сигаретой, Дима рассказывал о реально драматичной ситуации на предприятии, с которого он приехал. Но это был комик, что определяло все. Он говорил только: «Девочки, посмотрел я окрест себя…» – и Лена начинала хохотать до слез. И тут появилась незнакомая женщина среднего возраста, обычная, светлые, чуть навыкате глаза, нос с горбинкой. Поздоровалась и спросила у Тани и Димы:

– Не знаете, где Володя? Кабинет у него закрыт.

– У главного, – ответил Дима. – Разметка гонорара. Я сунулся, меня наш таракан прогнал. Не смей знать до дня великого обмана.

«Днем великого обмана» Дима называл день получения зарплаты. Женщина поблагодарила, спустилась по лестнице, Таня с Леной вернулись в кабинет.