Глава 3. Любовь, душа, разум

К возвращению Евы и Дария дом лорда был полон людей. Следователь и похоронщики приехали быстро. Мадрука разоружили, развязали и увезли дожидаться суда в камере. К слову, убийца во всем признался, вину свою не отрицал и при задержании не сопротивлялся.

После разговора с Мадруком Стром не мог скрыть нервозность. Беседуя с капитаном тет-а-тет, наемник сообщил, что стал жертвой шантажа, но в последний момент все же передумал убивать лорда. И не стал бы делать этого, если бы в дом внезапно не заявились друзья доктора. Сначала капитан не поверил ни единому слову убийцы, не желая осознавать фатальность произошедшего. Однако чем больше думал об этом, тем сильнее ощущал надрыв в душе. Ведь если бы они не встретили Вормака в таверне, братья не сыграли бы партию в шахматы и не узнали, что их разделение невозможно. Шут не расстроил бы Еву, и они не поехали бы к Мо, минуя ее дом. Не встретили бы Мадрука, и тот не застрелил бы лорда.

Вернись они хотя бы на пару минут позже, Мо остался бы жив.

Стром чувствовал себя отвратительно. Главное – не проболтаться о череде этих случайностей Еве, иначе она никогда не простит себе просьбы отвезти ее к лорду немедленно.

В дом на холме друзья вернулись уже днем, пребывая в самом мрачном расположении духа. Еще ночью все было хорошо: своей малочисленной, но бодрой командой они причалили к берегу, собираясь днем навестить Мориуса. И что же теперь? А теперь лорд мертв, Висмут ранен и находится в больнице, а Шут заливает горе в кабаке. Из живых и почти здоровых остались лишь Стром и Ева, да практически незаметный Шерл, прячущийся у нее в капюшоне. Дарий же в качестве сопровождающего всегда маячил рядом с некромантом.

Что касается почти здоровых. Оставшиеся в живых физически были целы, кроме Висмута, но души их отчаянно кровоточили. Тому, кто остается, всегда тяжелее, чем тому, кто уходит. Стром переживал потерю старого друга и учителя и с болью в сердце осознавал злой рок сложившейся ситуации, однако мыслями своими ни с кем поделиться не мог. Кроме того, он переживал за раненого Висмута, которого собирался забрать к вечеру на корабль и выхаживать лично, и за Еву, которая страдала из-за потери общего друга и неразделенной любви. Стром не только сочувствовал названной дочке, но и страшно беспокоился за нее, размышляя о том, как недавние события могут отразиться на ней, ведь Ева – носитель темного дара. С тех пор, как друзья узнали, что Ева – некромант, они старательно оберегали ее от всего, что могло бы поселить у нее в душе хоть каплю зла, но теперь… Стром не на шутку испугался того мимолетного взгляда, который Ева, уезжая, бросила на Мадрука. В этом взгляде отчетливо читалась ненависть, а вместе с ней ярость и непримиримая жажда мести. Это повергало капитана в ужас. Вместе со всеми этими думами он беспокоился за братьев, а в особенности за Килана, другом которого и являлся в первую очередь. Несомненно, тот придет в себя и научится жить со своей потерей, но сейчас капитану не хватало присутствия этого, как оказалось, самого серьезного шута на свете.

Конечно, было и чему порадоваться – скоро Эмпорий, на котором Вормак исправит шляпу, и тогда Стром сможет наконец вернуться домой. Но и здесь было то, что омрачало это радостное ожидание: вдруг дома его уже никто не ждет?

Дом Евы внутри было не узнать, и, увидев то, что с ним сотворил лорд, она расстроилась еще сильнее. Да, было красиво и уютно, но теперь все в нем будет напоминать о погибшем друге.

– Стало даже лучше, чем было до пожара, – заметил Дарий.

Ева согласилась с ним, но лицезреть устроенную Мориусом красоту без него самого было тяжко.

Совершенно вымотанные физически и морально, Ева и Стром проспали до самого вечера. Шерл в этот раз устроился на подушке рядом с ней, а Дарий остался в холле и, сидя в кресле, привычно наблюдал за языками пламени в камине.

Проснувшись, Ева обнаружила Строма накрывающим на стол, однако, несмотря на аромат, исходящий от подогретого пирога, отказалась от завтрака и даже от чая.

– Ты должна поесть, – уговаривал ее Стром. – Кто не ест, тот теряет силы. А мы с тобой уже сутки голодны.

И это была правда. Последний раз друзья ели на борту «Провидца».

– А зачем мне силы, Стром? – расстроено спросила Ева. – Из-за них в голову лезут разные мысли, а мне хочется перестать думать.

Дарий понимал ее. Ему тоже хотелось остановить поток мыслей, которые мучили его, но сделать это было крайне трудно. Глядя в огонь, призрак думал о Мориусе, задаваясь главным для себя вопросом: какую же тайну унес лорд с собой в могилу? Да, призрак понимал, что правда об Электе не поможет ему освободиться от плена этого мира, но, по крайней мере, это избавило бы его от излишних терзаний.

С трудом отвлекшись от собственных дум, Дарий присел на подлокотник кресла, в котором расположилась Ева, и легонько коснулся ее плеча, ища глазами поддержки у Строма.

– Знаешь, о чем я мечтаю сейчас? – спросил призрак. Он понимал состояние подруги, но также знал, что, отказываясь от еды, Ева может навредить своему здоровью.

– О чем? – без интереса спросила она.

– Выпить горячего чаю! – улыбнулся Дарий. – Очень хочу, но не могу! Досадно! – он развел руками. – Пожалуйста, сделай это ради меня.

Уговоры Дария сработали, и Ева приняла из рук Строма большую кружку с горячим травяным напитком. Это возымело эффект, и капитану даже удалось скормить ей кусочек капустного пирога.

Далее капитан озвучил намерение забрать Висмута на судно, однако Ева была против.

– Но почему? – удивился он. – Шляпа со мной, его даже не придется везти на пристань. Я перенесу парнишку на корабль прямо из больничной палаты.

– Потому что тебе потребуется отлучаться за лекарствами. К тому же лекарь из госпиталя должен будет осматривать Виса каждый день, – аргументировала Ева. – Кроме того, ты собирался заняться похоронами Мориуса. И кто тогда будет ухаживать за Висмутом, пока тебя нет?

– И что ты предлагаешь? – нахмурился капитан. – Оставить его в госпитале? Да он там умрет от тоски и скуки.

– Его надо везти сюда, – ответила Ева. – Пока ты улаживаешь все дела, я буду за ним ухаживать.

Стром, зная отношение Евы к Висмуту, искренне удивился такому предложению, однако посчитал его разумным и согласился.

Ева же, понимая, что обязана Висмуту жизнью, хотела хоть как-то облегчить его состояние и не могла допустить, чтобы он проводил дни и ночи один в больничной палате.

Стром уехал, а Ева осталась дома с Дарием, чтобы подготовиться к приезду больного. К счастью, дом был просторным и несколько комнат пустовали, поэтому хозяйка выделила коку отдельную спальню рядом со своей, на случай если ему срочно что-то понадобится.

Висмута привезли поздно вечером. Он был в сознании, но все еще очень слаб.

Следующие сутки Стром занимался организацией похорон друга, в чем ему активно помогал Эгирин. Губернатор, узнав о гибели доктора, впал в ярость и лично явился в камеру к наемнику, чтобы допросить его.

Через день капитана отыскали братья. После обильных возлияний в кабаке они приходили в себя примерно сутки, после чего решили выбраться из своего укрытия.

– Это ужасно, – покачал головой Шут, – такая трагедия. Очень жаль лорда.

– Умирал он достойно, – сообщил Стром. – Даже захлебываясь кровью, заботился не о себе, а о других. Пока нас не было, он узнал, что Ева – некромант, и спешил ей об этом сообщить.

– Удивительный человек.

Стром кивнул.

– Не представляю, что Ева чувствует сейчас, – расстроился Килан. – Сначала я, а потом это убийство.

– Еве очень тяжело, – с укором произнес капитан, – но она пока держится. Ее очень поддерживает призрак.

Друзья сидели в таверне, как раз в той, что была недалеко от площади, где Ева летом познакомилась с лордом.

– Я скучаю по ней, – признался Килан, – очень.

– Скажи-ка мне лучше, что ты наговорил ей в таверне?

– То, что дало бы ей понять: я настоящая скотина.

– Но ведь это не так.

– Это не имеет никакого значения, Стром, пока я – человек с тремя лицами. Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, я буду таким всегда. Стало быть, мое истинное к ней отношение совершенно не важно.

Стром молча закурил, внимательно поглядывая на друга.

– Я понял тебя, – кивнул он.

Шут нервно отхлебнул из чашки. После той пьянки в кабаке, спокойно теперь он мог смотреть только на чай.

– Сильно расстроилась? – тихо спросил он.

– Настолько, что мне больно на нее смотреть. И еще: после того, что случилось с Мо, я очень беспокоюсь за ее состояние. Понимаешь… она вроде та же, но во взгляде появился какой-то холод. Откровенно говоря, Шут, я побаиваюсь, как бы не случилось то, чего мы так опасались. Она начала замыкаться в себе, и я не знаю, как ее растормошить. Несмотря на то, что сейчас Ева активно помогает Висмуту, она и сама очень нуждается в поддержке. Большая удача, что рядом с ней есть этот призрак. Он не оставляет ее одну и ведет с ней беседы с точки зрения погибшего человека. Так сказать, демонстрирует потусторонний взгляд на жизнь, ведь он-то лучше всех нас понимает ее ценность. И я заметил, что именно Дарий в силах сейчас подобрать нужные слова. Я думаю, это здорово ей помогает. Вчера, например, и сегодня он убедил ее хотя бы немного поесть.

Килан совсем поник. Невыносимо было знать: виной тому, что происходит с Евой, отчасти стал их разговор в таверне. Более того, он совершенно не подумал, как это может повлиять на ее темный дар. Так жестоко уничтожая ее любовь, Килан фактически играл с огнем, ведь в услужении у Евы был опасный полтергейст. Только сейчас Шут подумал о том, что могло случиться, если бы она не сохранила самообладание. Пусть бы она расправилась лично с ним, однако могли пострадать и другие люди, но самое страшное даже не это, а то, что в душе Евы поселилась бы тьма. Та самая тьма, что когда-то поглотила Ландегора. Перед глазами вновь возник живой труп с глазами цвета вмерзшего в снег василька. Шут дернул плечом и тряхнул головой, пытаясь выбросить возникший образ из воображения.

Может, стоит отправить к ней хотя бы Сомбера? Ведь он умеет успокаивать сердца музыкой.

– Думаю, тебе не стоит сейчас появляться там, – предвосхитил идею Шута Стром, будто читал его мысли, – вряд ли Еве хочется тебя видеть. Она будет нервничать не только в твоем присутствии, но и рядом с любым из братьев.

Шут кивнул и тут же поморщился от мысли, внезапно пришедшей в голову. Но мысль эту все же решился озвучить.

– Может быть, ранение Висмута как-то сблизит их, – вздохнул он. – Все-таки кок ее спас. Ухаживая за ним, перевязывая… его… – Шут запнулся, – в общем, это как-то может повлиять на ее к нему отношение.

Думать о том, что Ева полюбит другого, было невыносимо больно, но Килан понимал: для нее было бы лучше оставить в прошлом эту разрушительную любовь. Забыть среднего из братьев Нимени, пусть даже в пользу Висмута.

– Но я приду на похороны, – добавил Килан. – Мориус был достойным человеком, и я хочу с ним проститься. Постарайся увести Еву, когда увидишь меня. Чтобы нам с ней не видеться.

Капитан кивнул.

На том друзья и разошлись: Стром отправился в дом на холме, а братья – в гостиницу на причале.

Днем Висмуту стало хуже. Лекарь заходил с утра и отметил, что у кока сильный жар. Сообщив, что организм борется с инфекцией, он прописал лекарства и компрессы и ушел.

Ева чувствовала себя совсем разбитой, но забота о Висмуте ее дисциплинировала. Дарий держался рядом, помогая ей, но к вечеру, когда вернулся Стром, Ева была совершенно без сил.

– Похороны завтра, – сказал капитан, помогая ей с ужином. – Эгирин принял участие в приготовлениях. Не думаю, что я бы так легко управился, если бы не он.

Вечером не пришлось уговаривать Еву поесть. Очевидно, Дарий провел с ней жизнеутверждающую беседу днем, и это было заметно по ее поведению.

Висмута покормить не получилось. Из-за сильного жара его рвало, и единственное, что он принимал из рук Евы, – это вода.

После позднего ужина Стром ушел наверх, чтобы помочь больному. Требовалось обтереть его влажным полотенцем, отвести по нужде (днем ему этого ни разу не потребовалось – вся вода выходила с потом), проветрить комнату и сменить постельное белье.

Ева осталась в холле. Дарий разжег камин посильнее и присел в соседнее кресло. Шерл крутился рядом, щурясь от огня и подставляя к нему черные блестящие бока.

– Дарий, ты не скучаешь по портрету?

– Совершенно не скучаю.

Оба при этом смотрели на огонь.

– Но я ощущаю от тебя необычную эмоцию.

– Ты чувствуешь мое настроение? – насторожился призрак.

Ева кивнула.

– И давно?

– У меня открылась некая… м-м-м… эмпатия к призракам, – сообщила Ева. – Я поняла это, когда мы были на кладбище. Тогда я почувствовала настроение и боль каждого из потеряшек. И вот прямо сейчас… ты хочешь чего-то, но будто боишься попросить.

– Ничего-то теперь от тебя не утаишь, – хмыкнул Дарий.

– Так чего ты хочешь?

Дарий замялся, но глаза его заблестели.

– С тех пор, как мы вернулись сюда, я не могу игнорировать рояль…

– Да, я тоже смотрю на него и не понимаю, зачем Мориус притащил его сюда. Хочешь поиграть?

– Безумно!

– Так давай, – улыбнулась Ева. – Тогда я смогу похвастаться, что слышала музыку Дария Ле Гура в исполнении самого автора уже после его смерти.

Дарий приблизился к роялю и, подражая живому человеку, полупрозрачными руками открыл крышку инструмента. С минуту он гладил клавиши пальцами, после чего закрыл глаза и заиграл.

Обычно его руки проходили сквозь предметы, и, на самом деле, призрак мог извлекать звук из инструмента одной лишь силой мысли, даже не касаясь его пальцами или находясь при этом в любом уголке дома, но ощущать себя рядом с поющей махиной ему было в разы приятнее. Это напоминало о времени, когда он был жив и знаменит и когда перед ним открывались все двери, а впереди маячило светлое будущее.

Играл Дарий так, будто никого не видел и не слышал. Он весь погрузился в музыку и чувства, вложенные в нее. Ева никогда не слышала ничего подобного. Стоило закрыть глаза, и образы сами собой возникали в голове. Музыка Дария Ле Гура была печальной и пронзительной, но вместе с тем светлой. Когда Висмут уснул, на звуки спустился Стром и, остановившись в дверях, задумался о чем-то своем, наблюдая за произвольно нажимающимися клавишами.

Дарий играл весь оставшийся вечер. Ева, слушая его, крепко заснула, свернувшись в кресле, чему Стром очень обрадовался. Из-за всех переживаний она не только плохо ела, но и тревожно спала, отчего под глазами залегли серые тени. А тут уснула и ничего вокруг не слышала. Не проснулась, даже когда капитан отнес ее в спальню и бережно укрыл одеялом.

– Не знаю, где ты, призрак, – прошептал он, спускаясь обратно, – но твоя музыка проникает в самое сердце. Кроме того, ты помог девочке уснуть. Спасибо за этот прекрасный концерт.

Дарий слышал и ответил капитану, потушив и тут же воспламенив фитиль в лампе, которую капитан нес в руке. Стром кивнул и повернул в гостевую спальню, что была на первом этаже.