«Противный Новый год»

Юлия очень любила Новый год – трепетное семейное празднество, на которое собиралась вся семья, обмениваясь хорошим настроением и подарками. Традиционно приезжали родственники из Ярославля и Пскова, оставались весёлой гурьбой на даче, соревнуясь, кто вкуснее и сытнее друг друга накормит своими зимними закрутками и соленьями. Семья укреплялась, разрасталась, осчастливливалась в эти чудесные дружные дни.

Но в этот год всё было не по-новогоднему.

До Нового года оставалось три с половиной месяца. Ещё в сентябре Юлия почувствовала, что её одиннадцатилетнюю дочь Василису украл-таки страшный бабайка, которым пугали девочку в детстве, подменив на противного, хмурого, наглого подростка.

– Вася! Вася! Вася! Чёрт побери! Вася, ну ты идёшь? – кричала с порога одетая мать, чувствуя, как пар и пот начинают затмевать французские духи. – Вася, я прибью тебя! Немедленно спускайся! Если мы опоздаем на музыкалку, потом не проси меня врать Валентине Анатольевне, что по моей вине ты опоздала!

Юлии всё-таки пришлось поскидывать сапоги, чтоб взбежать на второй этаж, предвкушая намерение треснуть одному нахальному подростку по жопе, чтобы тот наконец-таки спустился.

Василиса, словно пава, выплыла-вышла сама как раз в тот момент, когда мать почти ворвалась в детскую, а точнее теперь подростковую, где хранился и содержался бардак, к которому нельзя было прикасаться под страхом смерти.

– Как будто мне это надо? – кричала мать, желая, но не рискуя покуситься на конский хвост дочери, чтоб расчехлить его до павлиньего за непослушание.

Василиса накрашенными ресницами повела в сторону своего зимнего пальто.

– Я это не надену, – просто сказала она, намекая, что детские одежды и детская жизнь в прошлом.

Юлия ей хотела повторить свой воспитательный монолог прошлого раза, что: мол, не хочешь на музыкалку ходить, где ты выигрываешь все конкурсы и тебе светит великое будущее, – не ходи, расти бездарью и становись бухгалтером, как баба Люда. Не хочешь тепло одеваться, а хочешь таскать какое-то рваньё из пластика – не одевайся, тебя будут ждать насморк, отит и ангина. Вспомни, как ты недавно болела, понравилось?!

На что её дочь спокойно развернулась и пошла в свою комнату.

– Ты куда? – не поняла мать.

– Ну ты сама сказала… не хочешь – не ходи. Я не хочу, – непонимающе ответила Василиса.

– Щас!!! – взревела мать, представляя упрёк в глазах взрослой Василисы, которая в будущем 100 процентов стала бы винить мать за проявленное малодушие перед подростковым протестом и не настояла, чтоб из дочери вышел музыкант или кто-то ещё выдающийся.

На этот счёт была подготовлена другая лекция про юность Баха или Бетховена.., или Моцарта?! Юлия всё время забывала подробности. Короче, кто-то из них категорически отказывался учиться музыке, но родители силком и розгами заставляли гения брести на уроки, и он (или они) стали теми, кем стали. Гениями! Благодаря твёрдому духу матери и отца. И немножечко розгам.

– Ты про это уже рассказывала, – скучно напомнила Василиса, только услышав первые «Бе..».

– Ладно, последний раз надень это пальто, а потом уже тебе купим то, что ты хочешь. Поедем в магазин вместе…

– Я хочу с девочками поехать, а не с тобой, – мирным тоном произнесла Василиса, а у Юлии задёргался глаз, когда она представила, куда и на что будут потрачены деньги, которые так были нужны их семье прямо сейчас.

– Противная, – сквозь зубы прошипела Юлия. – Ты растёшь противная! Даже не знаю, в кого ты такая??

Василиса даже не повела бровью, то ли соглашаясь, то ли вовсе не слушая маму.

До Нового года 1 месяц и 1 неделя.

Деньги закончились с майонезным директорством Вадима, которого сместила с должности директора новая команда родственников учредителей завода. Всё бы ничего, но гордый Вадим уволился. Майонезный бизнес пострадал от его ухода. Учредители хватились ценного сотрудника, но пока у руля стояли «свои профаны», как выражался муж, о возвращении речи не шло.

– В срок от полугода до года прибыли упадут, начнутся сбои в поставках. Выбивать из сетей оплаты – тут вообще мне равных нет. Тогда и позовут. Но я должен выдержать паузу, иначе с ними не сторговаться. Ничего, найду что-то подходящее. На безрыбье и этим перебьёмся, – говорил печальный Вадим, помыкавшись в поисках других мест, которые были заняты другими «профанами» и поняв, что родной завод, где он плавал как рыба в воде, точнее в майонезе, не сможет заменить никто и ничто. – Придётся затянуть пояса потуже.

Юлия могла бы затянуть пояса, но образ жизни, а также разные родственники не понимали, что «затянутые пояса» распространяются и на них.

Недавно родной брат попросил взаймы на квартиру и очень обиделся, когда ему отказали.

Не сговариваясь с ним, ярославские родственники запросили приюта их троюродному брату, который приехал из деревни с мешком чеснока в качестве благодарности. Подарок провонял на весь дом, но ещё хуже, родственник вместо одного месяца жил уже три, явно собираясь справлять Новый год вместе с Юлей и её семьёй.

Наконец, псковская родня объявила, что, к сожалению, в этот раз на празднество приехать не сможет, но перешлёт на Новый год с каким-то деверем Юлины любимые солёные грузди. И если можно деверь тоже останется на празднество, потому что отродясь не видал Москвы, Кремля, Арбата, цирка и зоопарка. Слёзно просили устроить экскурсию.

Добила семейный уют недавно овдовевшая бездетная тётка Вадима, которая жалобно попросила Юлю о какой-либо занятости, например, уборке дома, уходу за Василисой, обучению девочки французскому.

– Я могу приезжать только на выходных! – при этом добавила несчастная вдова обрадованной предложением помочь Юлии. Ведь “затянуть пояса” включало увольнение домработницы. А тут убивались три зайца: помощь приятной одинокой старушке, которая к старости лет решила быть поближе к единственным родственникам, о которых раньше не сильно-то вспоминала, ну это ладно; экономия на уборке; уроки французского Василисе. Благородный язык очень бы пригодился девочке в будущем. Ведь молодые таланты много гастролировали.

Но с первых же выходных соседство не заладилось. Прожившая много лет во Франции Лидия переняла от французов не только прекрасный акцент, но и европейские фамильярности, например, ходить по дому в уличной обуви, не принимать душ, но изрядно духариться так, что аромат перебивал чесночное амбре другого родственника. Наконец, комплименты. Последние доводили Юлию до белого каления. Лидия ими сыпала в адрес благодетельницы, которую исключительно называла любовно «Мамочка».

– Мамочка, что вы скажете, если мы с Васенькой сегодня освоим глаголы? Васечка, а ты спрашивала у мамы разрешения? Мама – это святой человек, гордись ею, Василиса, ведь когда её не станет, – Лидия задумалась, поглядев на потолок, – мир перестанет быть чудесной сказкой. Дорожи каждым мигом, проведённым вместе, – и с поиском благодарности устремляла взгляд на Юлию, у которой в эти миги начинал дёргаться глаз.

В том же духе продолжалось с 11:00 субботы до 16:00 воскресного вечера, когда уезжал обратный автобус. Рот тетушки не закрывался ни на минуту, раздавая различные мудрые советы и комплименты с французским акцентом по поводу и без.

Против комплиментов Юлия ничего не имела и получила их регулярно, так как с юности ходила в красавицах. Но два года назад по здоровью молодой женщине пришлось оставить работу, к счастью, не такую уж и любимую, и отправиться сначала в неоплачиваемый отпуск, а потом в свободное плавание. Потому что возвращаться в страховую компанию на должность руководителя отдела продаж теперь, после двух лет покоя, казалось самоубийством. Естественно, внешний облик страдал. Страдали фигура, талия, причёска. Про макияж Юля вспоминала только три раза в году: на Новый год, 8 марта и день рождения мужа.

А Лидия видела Юлю, точнее Маму, в старом трико, в пижаме, после бессонной ночи исключительно прекрасной, восхитительной, свежей, яркой, божественной. Слова, как яд, отравляли женское самолюбие, прекрасно знающее состояние, когда действительно выглядишь божественно. Но как это было объяснить старушке, искренне желающей угодить и быть приветливой, воспитанной, молодая женщина не знала. В душе понимая все тонкости, Юлия про себя прозвала вдову «Противная мадам».

Примерно один месяц до Нового года.

Всё бы ничего, но к этому бульону противоречий добавилась настоящая проблема. К ноябрю Лидия стала жаловаться, что холода донимают её во время дороги и, ссылаясь на усталость в пути, стала проситься пожить уже не на выходные, которые Юля подумывала отменить вовсе, а на недельку, а может, две-три.

Вадим, который в течение дня носился в поисках работы, а вечером дома закрывался в кабинете для чтения и составления резюме, не замечал присутствия любимой тетки, которая побаивалась попадаться ему на глаза и, тем более, рассыпать бисер из комплиментов. Василиса к 1 декабря категорически отказалась от французского без объяснения причин. Просто закрыла дверь и повесила табличку: «Никому-никому нельзя входить!!!», потому что одно «никому» поначалу не являлось преградой для Лидии.

Юлия, не сразу почувствовав беду, отвела для тётушки уже не гостевую комнату, а пустующую часть дома с отдельным входом, куда на лето переселялись родители, в будущем желающие и вовсе переехать к любимым детям. Прознав про это, старики устроили дочери настоящую истерику.

– Юля, там наши вещи, там наши семена, мои тряпочки! Почему без спроса? – ревниво ужасались старики французской оккупантке. Дочь пыталась урезонить родителей, взывая к голосу совести, мол, вдова, милый божий одуванчик, останется всего-то на одну недельку, а потом Юля с ней переговорит, всё объяснит. И выгонит.

Но божий одуванчик схватил грипп и слёг в летнем раю родителей аж на три недели, не переставая жаловаться на каждую косточку и сухожилию в организме.

Двадцать пять дней до Нового года.

Пора было устанавливать елку, составлять список гостей, яств, подарков. Но у Юли вместо новогоднего настроения намечался нервный срыв, так как в доме теперь нельзя было ни чихнуть, ни… выразиться по-французски, чтоб не получить комплимент, или не увидеть кухню в состоянии взрыва на макаронной фабрике, пока там готовил родственник из Ярославля. Наконец, Василиса объявила, что собирается справлять Новый год в семье её лучшей подруги, так как там справляют нормально.

Юлия поняла: или ей придётся выйти на работу и с утра до ночи ездить на встречи, как это делает Вадим, чтобы не замечать творимого хаоса в доме, или…

– Может, тебе к психологу сходить? – советовала Наташа, лучшая подруга Юлии, выслушав рассказ о толерантности, доброте и отзывчивости, от которых теперь крошилась печень её лучшей подруги. И, между прочим, разрушалась семья.

– К психологу ходят те, у кого нет семьи, – строго выдала Юлия. – А у меня семьи на… три семьи.

– Тогда расскажи маме, пусть она тебе поможет советом или делом, – выдала ещё один шаблон мудрости Наташа. – Матери плохого не посоветуют, – и ещё один.

– Если мама узнает, что Лидия перемыла её сервиз, сервант и разобрала полки с консервами, наклеив этикетки… – Юлия сглотнула и не стала упоминать ещё и про подарок Вадима своей тетушке в виде дорогой медицинской страховки после всех жалоб на боли в спине. Также он пообещал, что, возможно, если дела пойдут лучше, достроит дом и небольшое помещеньице со своим входом для кровной родственницы.

– Она противная! – сквозь зубы прошипела Юля.

– Кто? Мама? – не поняла Наташа.

– И мама, и папа, и парень из Ярославля, и Лидия, и Василиса, и Вадим… Все противные! – вскричала Юля и заплакала от злости.

– Низкая самооценка. Всё от безработицы, – выдала очередную мудрость Наташа, печально взглянув на ненакрашенные и неначищенные до блеска ногти подруги. А ногти, знал каждый успешный человек, являли собой пример успеха и нужности в современном обществе.

Юля покачала головой, упрашивая себя не произнести коварного диагноза и в сторону лучшей подруги, метившей в статус лучшего врага своими добрыми намерениями, стелющимися прямиком в Ад.

Юлия не поехала домой, но и к любимым родителям ехать – только подливать масла в огонь. Другим друзьям-товарищам уже после Наташи расхотелось жаловаться. И вообще, роль жертвы, которая только терпит обстоятельства, ей категорически надоела. Поэтому она отправилась в место, где бы её никто не трогал, никто не знал и никто не мешал обдумать коварный план, как вернуть присутствие духа и свою прежнюю жизнь. И справить Новый год так и с кем хочется самой Юлии.

***

В торговом центре в это время суток никого не наблюдалось. Новогодняя суета выпадала на вечер, когда магазины, проходы, а также неудобные диванчики занимались трудовым людом, желающим потратить свои честно заработанные денежки на подарки и сюрпризы любимым и родным. Сейчас же из посетителей полупустого центра числились люди без постоянного места жительства и разные зеваки, такие как Юля, которым никак нельзя было соваться домой.