– Твое, конечно, – Стас пожал плечами. – Не каждой удается встретить такого, как я. Ты и сама знаешь.

Матильда расхохоталась, достала из кармана светлого платья кружевной платочек, демонстративно промокнула глаза, вытирая слезы смеха, и произнесла:

– Какой пассаж! Какой великолепный образчик нарциссизма! Молодой человек, вас бы нужно изучать, как редкий, но, к сожалению, не вымирающий подвид самовлюбленного негодяя!

– А вы бы не могли не вмешиваться в нашу беседу? – огрызнулся Стас.

– Могла бы, если бы вы уважали частную собственность, и не явились бы в мой дом со скандалом!

Стас открыл рот, чтобы ответить Матильде, но я поспешила заговорить первой, чтобы он не успел снова нахамить ей.

– А ты от скромности не умрёшь, Стас! Знаешь, как сказал один умный человек: ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало.

– Ну началось, – скривился Стас. – В ход пошли затертые цитаты Омара Хайяма из статусов в соцсетях. Ты ещё Анечку Седокову начни цитировать. Детство какое-то! Хватит! Дай мне войти! Неудобно разговаривать здесь, на площадке, в присутствии посторонних. Я виноват. Дай мне возможность нормально извиниться, и сделаем вид, что ничего не было

– Знаешь что, принц, а уматывай ты в свое зачуханное королевство! –я сделала шаг назад и попыталась войти в квартиру.

Но Стас ухватил меня за плечи.

– Пусти! – рванулась я.

Матильда выхватила из кармана мобильник, вскинула руку и угрожающе произнесла:

– Я вызываю полицию. Три, два, один… – она прикоснулась пальцем к кнопке срочного вызова на дисплее.

– Все-все! Не нужно! – Стас поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Я ухожу! Войска отступают под натиском союзников, – он нажал на кнопку лифта, кабина открылась.

– Патронташ забыли, доблестный гусар! – злорадно прошептала Матильда, схватила бутылку виски и бросила в кабину лифта.

Стас неожиданно ловко для пьяного поймал ее и приложил одну руку к груди:

– Честь имею, мммммэдам! – он шаркнул ногой и попытался учтиво поклониться, но его качнуло вперёд и он едва не влетел головой в закрывающуюся дверь лифта.

– Не имеете вы чести, нелюбезнейший! – звонко выкрикнула Матильда вслед моему бывшему жениху.

Я бессильно привалилась спиной к перилам. Ватная слабость охватила все тело.

– Милая девочка, да на вас лица нет! – ахнула Матильда. – Пойдемте-ка! – она решительно взяла меня за руку. – У меня припрятан чудесный бальзам, заживляющий душевные раны.

– Да мне неловко, Матильда Видленовна, и так вас побеспокоил весь этот цирк, – я сделала слабую попытку освободиться, но не тут-то было.

– И слушать ничего не желаю! Помните, как у Пушкина:

Выпьем, милая подружка,

Та-та-та-там – проклятый склероз, господи, помилуй нас, грешных,

Где же кружка?

Я рассмеялась и позволила ей затащить себя в квартиру. Никогда не была здесь дальше прихожей, хотя Матильда не раз приглашала зайти на чашку чая. Но мне было как-то неудобно. Деньги за аренду я давала ей в прихожей и быстро уходила к себе. Несмотря на раздрай в чувствах, меня поразила обстановка гостиной. Всегда думала, что огромная московская квартира бывшей актрисы странноватого вида, звезды советских музыкальных фильмов Матильды Снежинской, наверняка завешана старыми плакатами, а мебель прикрыта кружевными салфеточками, на которых гордо красуются фарфоровые котики. И пропитана запахом валерьянки и лекарств.

Плакаты, действительно, были. Но всего две штуки. На одном из них Матильда была одета в рабочий комбинезон гламурного вида, из карманчика которого кокетливо выглядывали гаечные ключи, и кокетливую фуражку. Через весь плакат шли огромные красные буквы: "С песней на целину!" На втором Матильда кружилась в танце с красавцем в военной форме. Между плакатами красовалось огромное фото с молодой Матильдой в мехах и шляпке с вуалеткой. Фотошопа тогда не было, но я слышала, что его вполне успешно заменяла ретушь. Не знаю, насколько фотограф увлекался этой ретушью, но если фото отражало реальность хотя бы наполовину, то Матильда в молодости была настолько красивой, что все современные Лопыревы и прочие Перминовы нервно обкурились бы в углу до бессознательного состояния.

Заметив мой взгляд, Матильда улыбнулась.

– Вы были… то есть… и сейчас тоже, такая красивая! – не удержалась я.

Глава 2.6 и 2.7 чистовик

– Ах, оставьте, милое вежливое дитя, – кокетливо отмахнулась Матильда. – Я никогда не была классической красавицей. Но всегда была чертовски обаятельна! Как в старой глупой оперетте: Ах, я всегда была Пепита-Дьявола, Пеппита-Дьвола, – пропела она звонким молодым голосом.

Обстановка квартиры, к моему удивлению, оказалась ультрасовременной. Дорогая мебель из красного дерева явно ручной работы. Два компьютера: обычный и ноутбук. Оба работали, что интересно. Значит, это не часть модного интерьера, а вещи, которыми, действительно, пользуются. Плазменный телек на стене. И вместо запаха кошек и валерьянки – аромат дорогих духов, который витал по всему дому.

Матильда достала из бара замысловатой формы бутылку и два бокала.

– Вот, милая моя девочка, это чудный гранатовый бальзам, – она наполнила бокалы до краев. – Мне его привезли знакомые из испанского монастыря. Монахи, деточка, в силу вечного любовного воздержания знают толк в винах и еде. Вы только послушайте, как это звучит: испанский монастырь. В голову сразу приходят греховные мысли о жгучих брюнетах, которые давят мощными мускулистыми руками эти чудесные плоды.

Я едва не хрюкнула от смеха и закусила губу.

–О, прошу вас, не стесняйтесь смеяться! – взмахнула рукой Матильда. – В силу своего почтенного возраста я совершенно не стыжусь не угасшей, к сожалению, женской природы. Поверьте: это ужасно, когда внутри тебе семнадцать, а снаружи… ну, скажем так: восемнадцать с половиной. Но из-за этого "снаружи" я уже не могу открыто желать знойных испанских мужчин. И все, что мне остается: жадно жамкать искусственными челюстями, за которые я заплатила миллионы стоматологу. Боже, благослови современную медицину! Аминь! – она

достала из бара коробку шоколадных конфет и поставила передо мной на стол.

Я отпила бальзам. Ничего вкуснее в своей жизни не пробовала: тягучий густой напиток приятно согрел желудок. Шоколадная конфета еще больше усилила прекрасный вкус.

– Танюша, милая, я ненароком услышала часть вашей беседы. Расскажите мне все, облегчите душу, – Матильда ласково погладила меня по руке и подлила еще бальзама.

– Да тут и рассказывать нечего, Матильда Видленовна. Банальная история. Пришла к жениху, а там… там… – я подавилась конфетой и зарыдала, не в силах сдерживаться.

Страшная картина снова встала перед глазами. Наверное, я до конца жизни не забуду эти прыгающие, как на батуте, сиськи. Матильда легко, как молодая, вскочила со стула, умчалась куда-то вглубь необъятной квартиры и вернулась с пачкой бумажных носовых платков.

Следующий час я рыдала, пила бальзам, и, захлёбываясь, рассказывала ей про сисястую гадюку, которая зачеркнула мое счастье, растерзанные тортики и разрезанное платье. Матильда ахала, хваталась за голову, нервно обмахивалась кружевным платком и восклицала:

– Да, таковы мужчины! Несомненно!

И вдруг со стороны балкона послышалось громкое настойчивое царапанье. Матильда встала, открыла балконную дверь, и в комнату проскользнул большой, пушистый, снежно-белый кот. Красавец недовольно сверкнул в мою сторону изумрудно-зелеными глазами, словно говоря:

– Кого еще черти принесли?

И тут же принялся тереться о ноги хозяйки.

– Знакомьтесь, Танюша. Это Мерзавец Вольдемар. Живой пример.

– Пример чего? – не поняла я.

– Сейчас все сами увидите! Только смотрите внимательно.

Кот продолжал тереться о хозяйку, мурлыкал и умильно заглядывал ей в глаза.

– Он ненавидит, когда его трогают, – Матильда принялась тормошить кота, целовать его и щипать круглый пушистый животик. Тот поворачивался и подставлял ей то пузик, то спинку.

– А по-моему, ему нравится! – я тоже протянула руку к пуховичку на толстых лапках, но он бросил на меня такой взгляд, что моя рука тут же вернулась на место.

На упитанной физиономии, как на трансформаторной будке было явно написано: "Не влезай! Убьет!"

– Нет, Танюша, хитрый негодяй и пройдоха вынужден терпеть мои приставания. Но до определенного момента.

Матильда ушла на кухню и через минуту вернулась с кошачьей миской, наполненной кусками отварной курицы и куриной печенки, поставила ее перед котом и отошла в сторону.

Кот жадно набросился на еду. Мы с Матильдой молча наблюдали, как он ест, громко чавкая. Наконец, он отвалился от миски, довольно облизывая усы, и строго взглянул на нас.

– А вот теперь начинается самое интересное, – пропела Матильда, и

протянула руку к пушистому красавцу, чтобы погладить его.

И тут этот ласковый и нежный котик зашипел, выпустил когти, царапнул Матильду по руке и быстро сбежал куда-то из гостиной, прижав уши и вытянув пушистый хвост.

– Видели, Танюша? Это живой пример того, как ведут себя абсолютно все мужчины. Пока мужчина голоден и боится, что ему не дадут то, в чем он остро нуждается, он будет тереться об ноги, мурлыкать , дарить цветы, слагать стихи и петь серенады под окном. А как только получит свое – махнет хвостом и отползет в нору спать. Как Мерзавец Вольдемар. Даю вам голову на отсечение, что этот бонвиван, то есть, бабник и весельчак, сейчас беспечно и нагло валяется в спальне на моей кровати.

– Да, но нельзя же всю жизнь не кормить кота и не давать мужчине, – возразила я и потянулась за очередной конфетой.

– Конечно, – Матильда снова наполнила бокалы. – Но давать и кормить нужно дозированно и грамотно. Так, чтобы и кот и мужчина все время боялись потерять свою кормушку.

– Я так не умею, – тяжело вздохнула я.

– Никто не умеет с рождения, – возразила Матильда. – Этому учатся, точно также как и всему остальному. Вы же не умели с рождения борщ варить и глаза красить, правда? Вас научили. И это считается нормальным, чтобы мамы учили девочек готовить. Только почему-то никто не учит их, как грамотно обращаться с мужчиной.

– И где ж такой важной науке обучиться? – улыбнулась я.

– У Кукачевых.

– Где? – шоколадная конфета с кусочками миндаля встала посреди горла.

Делать замечание пожилому человеку насчет исковерканной фамилии всемирно известного дрессировщика котов было неудобно. Поэтому я подавила смех и желание правильно и вслух произнести его фамилию.

– У Кукачевых, – повторила Матильда. – Если ты готова пойти до конца, то я тебе помогу. И не только я.

– Интригуете, Матильда Видленовна.

– Конечно, милая, – улыбнулась она. – Сейчас слишком поздно для долгих объяснений, к тому же, вечер пятницы. И никого не застать. А завтра с утра мои друзья будут здесь в десять утра. У нас очередной сбор. Приходи, Танюша. Мы поможем.

– Матильда Видленовна, – я приложила руки к груди, – как же можно помочь в такой ситуации?

– Ой, девочка моя, – она замахала руками. – Еще и не таким помогали, поверьте на слово. Ваш случай еще не самый запущенный и редкий. А теперь спать! Время пасть в объятья бога сна Морфея, если с другими объятьями не сложилось, – она решительно встала и пошла к входной двери.

Я поспешила за ней.

– Завтра ровно в десять утра, Танюша. Не опаздывайте! В вашей жизни начнутся большие перемены, – пропела Матильда, закрывая за мной дверь.

– Уже начались, – прошептала я, отпирая дверь своей квартиры.

Меня встретила растерзанная кухня. На полу валялись кусочки засохшего ванильного крема. А в комнате сиротливо белели на полу обрывки свадебного платья. Я вздохнула и пошла за тряпкой и веником. Ненавижу бардак! Не усну, зная, что в доме грязно.

Я провозилась с уборкой до полуночи. И как только собралась спать, в этот момент раздался пронзительный звонок скайпа на компьютере. "Мама" – высветилось на мониторе, и у меня все упало. Мне так не хотелось ей рассказывать про отмену свадьбы, да еще и ночью. Но с другой стороны, лучше так, чем обман. Она ведь ждет, готовится. Мне захотелось саму себя убить, как тех гонцов, которых в древности казнили за то, что они приносили дурные вести.