– Она – ублюдок, твой ублюдок… А родила я её, чтобы потом убить. Слышишь, мерзавец? Как ты! Помнишь? Убить твоего ребёнка за то, что ты позволил убить моего. Но я этого не сделала, – мне дико захотелось швырнуть в него Аню, как какую-то куклу. – Я сохранила ей жизнь, сволочь. Выходит, для тебя, скотина! Чтобы ты полюбовался на своего выродка! И ты теперь говоришь о благотворительности?! Чтоб ты сдох, мразь!

Его глаза налились кровью, а лицо вытянулось в напряжённой гримасе. Схватив за затылок, рванул к себе впритык, требуя смотреть на него в упор. Его губы побелели от гнева. Я же буравила мужчину ненавистным взглядом, не замечая, как слёзы катятся по лицу. От наших резких движений Аня захныкала и раздалась плачем, словно отрезвляя его и меня. Оттолкнул, отпуская, и, не дав мне опомниться, вырвал девочку из моих рук.

– Нет, Аня! – тут же набросилась на него с кулаками. – Отдай… Не трогай, ребёнка!

Била в спину, в голову, дикой кошкой царапая ему руки и шею. Мужчина прорычал от болезненных ранений и, развернувшись, влепил мне мощную оплеуху, свалив с ног. Ударилась головой об арматуру, торчащую из бетонного пола.

– Оля, – слабый возглас Андрея, плач малышки и резкая тошнотворная темнота.

Когда пришла в себя, с трудом различила зов раненого:

– Оленька…

Я поднялась, возвращая голову на место.

– Оля, – его сиплый голос было еле слышно.

– Да… Всё хорошо, – подползла к нему. Снова нервно сменила ветошь.

– Она – его дочь… Он её не тронет… – пытался успокоить.

– Эта мразь почувствовала себя отцом, – яростно отжала тряпку в таз с водой и промокнула ей лоб Андрея, одновременно, прислушиваясь к звукам за дверью. Тишина.

– Оля, я умираю.

– Нет, – твёрдо прорычала. – Я не дам тебе… Держись!

– Оля, – голос его стал вдруг твёрже. – Я давно не чувствую ног и рук. И двигать меня нельзя. Я – не жилец. Оставь меня тут… Постарайся отвлечь его, сбежать…

– Замолчи! – голос сел от кома в горле. – Больше никто не умрёт… Борись! Я не могу больше никого терять! Ради меня, прошу, Андрюш, борись!

Он замолк, упокоив голову на моих коленях. Ласково гладила его по лбу, уходя в новый болезненный транс. Как тогда, когда держала на руках мёртвого сына. Негромко напевала что-то из старых хитов, раскачиваясь. Тело Андрея испустило тяжёлый грудной выдох, дёрнувшись. Посмотрела на него. Тронула за шею. Пульс ушёл прямо из-под моих пальцев.

Слёзы ручьем потекли по щекам.

– Андрюш? – без реакции. – Андрюш, пожалуйста… Нет…

Погребла его вмиг отяжелевшую голову в свои объятия и горько заплакала. Рукоять пера смотрела на меня. Мне нужно защищаться!

– Прости меня, – чмокнула мужчину в холодную щёку и потянулась к ножу.

Засел глубоко. Собрав в себе все силы и подавив тошноту, рванула лезвие из брюшины. Сорвала с тахты тряпку. Из какой-то бесполезной палки сымитировала нож, который как бы по-прежнему в нём. Накрыла мёртвое тело.

Ноги подкашивались от страха, но рукоять в моей руке вселила храбрость. Звук шагов за дверью. Лязг затвора. Сюда идут. Заткнула перо за пояс джинс.

ЯРОСЛАВ

Я долго сидел на диванчике, наблюдая, как дочь слюнявит свои кулачки, с силой давя ими на дёсны. Похныкивала. Потрогал лобик, вроде температуры нет. Сунул в детскую ладошки резиновую уточку, что в сердцах купил в детском отделе аптеки. Девчушка тут же рьяно вцепилась в неё ртом.

– Немного тебе для счастья надо, – умиленно засмеялся и уткнулся носом в рыжую головку. Втянул детский запах.

Ощутив меня, малышка покачнулась, отбросив утёнка, вцепилась пухлыми ручками в лицо. Найдя нос, также принялась пробовать его на новый зуб.

– Не-е, Анка, папке нос ещё нужен, – сладко чмокнул девчушку в щёчку.

Вытер лицо от её слюней и снова дал ребёнку игрушку. Лёг на диван рядом с ней. Разглядывал, как она сражается то с игрушкой, то со своими ручками да ножками, то периодически с моими ладонями. Тихо говорил ей первое, что взбредёт в голову. Опыта общения с дамами данного возраста у меня не было, потому нёс всякую ахинею. Глазки ребёнка сонно смотрели по сторонам, но дочь явно изо всех сил храбрилась, чтобы не уснуть. Спеть бы ей, но кроме "На моей Луне" из репертуара "Мёртвых Дельфинов" ничего в голову не шло, потому просто забубнил мелодию из какого-то старого мультика.

Через полчаса Аня сладко сопела. Накрыл её своей курткой и подложил внутрь утёнка.

Сел, напряженно вспоминая слова Ольги. Она родила её для того, чтобы убить. Вдруг представил Аню мёртвой. Крохотное сердечко не бьётся, мягкие ладошки не обнимают, рядом нет её запаха. Холодок ужаса потёк по венам. Судорожно отбросил эти эмоции.

Я лишь пару часов с дочерью, но уже боюсь себе представить, каково это – потерять её навсегда. А Оля? Сколько ему было? Года три-четыре? Она любила своё дитя все эти годы, жила им… И в секундный и бесповоротный миг пришёл я и позволил забрать его. Не дал даже в последний раз обнять, сказать что-то важное.

Твою мать! Сука, сука, сука! Укол сожаления и совести изрезал грудь, сводя пальцы в судороге. В какую же тварь и мразь я превратился, раз убийство неповинного ребёнка пропустил сквозь пальцы?! Да, я не умею любить, некого было и "как" никто ни разу не показывал, но как я смог настолько ожесточить свою душу?

Захотелось разнести весь ангар. Рванул к боксёрскому мешку и прямо голыми руками вложил всю ярость на себя в удары, сдирая кожу с костяшек пальцев и травмируя кисти. Когда вымотался, упал на него, обняв и устало покачиваясь. После осел на пол. Боль в груди и раскаяние сдавили настолько, что изнутри вышел стон, увенчавшись потоком слёз, о существовании которых в себе никогда не подозревал.

Мне невероятно сильно захотелось вновь её увидеть. Ту, что только что располосовала моё сердце в лохмотья. Ту, что вдруг докопалась до дна в моей душонке и вынула наружу чувства, что давно схоронил – совесть и сострадание.

Высушив слёзы, вернулся в комнату с пленниками.

Картина изменилась. Тело парня Оля накрыла какой-то тряпкой. Мёртв. Нож был всё так же у него в брюшине. Потом достану. Сейчас не буду её пугать, ведь я пришёл для другого.

Оля сидела на полу возле трупа, поджав к груди колени, и просто смотрела в никуда. Взъерошена и напугана моим присутствием.

– Я не смогу дать тебе все ответы, – проронил я, пугаясь собственного голоса, – но главное ты должна знать. Твой муж не был святым, Оль. За то вы все и поплатились.

Вскинула на меня вопрошающие глаза.

– Кирилл изменял тебе с женой Лесина. Именно она хотела, чтобы я убил тебя, но, несчастью, выполнялся не только её заказ. Твой муж отмывал деньги. Всё, чем вы владели – грязь, – лицо Оли лишь перекосила гримаса душевной боли. – Главной моей добычей был твой муж и то, что хранилось у него в сейфе. Когда увидел тебя, грохнул твоего кобеля с ещё большим смаком. Сына твоего, – тут в груди свело, – прости… Об убийстве ребенка даже не думал, возможно оставил бы где-нибудь в лесу или у дороги тогда, но обстоятельства сложились иначе и стали мне не подконтрольны. Убить тебя пытался, но, видимо, не смог. Впервые не смог. Ты чем-то зацепила меня. Насилуя тебя в тот вечер, я словно насиловал себя. Злился на тебя, что вызвала во мне столько неясных и непривычных эмоций. Я решил оставить всё пожару, надеясь, что огонь завершит грязное дело. Прости меня, знаю, я не достоин просить, но прошу… – снова умоляюще смотрю на неё.

Огромные карие глаза, больше похожие на янтарь, копна рыжих волос, идеальное лицо, но снова обезображенное мной – рассечка на брови, отёк на щеке. Мои чёртовы действия снова причинили ей боль. Впервые признал, что я и, правда, мразь. Подошёл, присев на корточки рядом с ней. Коснулся красивого лица.

– Я счастлив, что ты выжила. Судьба со мной шутку сыграла, подарив беспощадному убийце и беспринципному хищнику кроху, которая теперь превратила меня в сопливого парня. Аня – моя символическая смерть. Родив её, ты убила зверя, Оль…

Невероятно сильно захотелось выразить Ольге всю благодарность за этот дар. Взял ладони девушки и нежно поцеловал. Не вырвала. Смотрит исподлобья. Вновь разглядывал её лик, в очередной раз понимая, что такую нужно любить. И я бы это делал, будь моя воля. Страстно захотелось сжать эту фигурку, обнять, поцеловать. Год назад я лишь владел этим телом, но теперь… Теперь мечтал о другом.

Обхватил её лицо руками и решительно поцеловал. Не ответила, но и не отстранила. Подчиняется? Ну и пусть. Мне лишь начать, и она растает. Все девушки меня хотели, даже после моих сексуальных извращений и зверств с ними, но только с ней хочется впервые быть нежным. Дарить ласку. Она – мать моего ребёнка. Только она узнает, каким я могу быть на самом деле.

Поднял с пола, продолжая целовать губы, шею. Подтолкнул к тахте, аккуратно уложив. Навис над ней, пленив одной рукой ладони над её головой, нежно смял груди и впился в ложбинку между ними, оттянув вниз вырез футболки. Бархатная кожа, запах фрезии и ванили. Тело пробило током эрекции. Упёрся в её промежность, жадно насиловал губы, исследуя и упиваясь её горячим дыханием. Ответила. Обхватила ногами за бёдра, сильней вжимая в себя.

Сейчас с ума сойду, мать вашу! Не заметил, как оказался снизу, а эта крошка оседлала меня. Подарок от её губ на шее, ключице. Томный выдох мне в лицо. Скользнула рукой в под пояс брюк. Едва не вскрикнул от наслаждения.

– Да, Оленька, – закатил глаза…

Изгибаясь от её ласк, пропустил удар ножа мне в ключицу. Лишь адреналин не дал прочувствовать адскую боль до конца. Второй удар нацелен в сердце. В последнюю секунду успел отвести его левее, и нож пронзил плечо.