Третье октября, четверг

Катя любила первую смену. Рабочий день уже кончился, а до вечера оставалась ещё масса времени. Выйдя из поликлиники, она поозиралась по сторонам и медленно пошла к дому. Сегодня красавца Корсакова не было, и Катя, к своему удивлению, почувствовала некоторое разочарование.

Дома она опять просмотрела найденное у Ольги видео, без конца останавливая изображение, постаралась выбрать кадр, на котором лицо парня в лодке было наиболее чётким, и переписала изображение на телефон.

Нашла в Интернете карту Подмосковья. Совсем рядом с дачей Перовских был большой водоём, Катя этого не знала.

Ольга наверняка снимала парочку на озере около дачного посёлка.

Катя приезжала на дачу Перовских лишь однажды, прошлым летом. Тогда им было не до озера, после жарких засушливых дней, как назло, полил дождь, и всё Катино пребывание в гостях ограничилось сидением на веранде. Посидели они с Ольгой отлично, выпили бутылку красного итальянского вина и хохотали уже и не вспомнить над чем. Вечером приехал Глеб, забрал Катю. Аркадия Львовича она тогда не видела, Ольга жаловалась, что он пропадает в больнице сутками.

Катя могла бы ездить к Ольге часто, но тогда и она, и Глеб не мыслили проводить досуг порознь.

Катя закрыла ноутбук, спустилась к машине и менее чем через полчаса позвонила в дверь к девочке Ксюше.

Сегодня та была накрашена иначе, но тоже необычно: губы почти чёрные, а веки почему-то розовые.

– Здрассте. – Увидев ее, девочка не удивилась и даже, кажется, обрадовалась.

– Скажи, пожалуйста. – Катя протянула ей фотографию на экране телефона. – Это Стас?

– Нет, – протянула Ксюша, внимательно разглядывая снимок. – А кто это?

Катя и сама хотела бы знать кто.

– Ты не знаешь, – не ответив, спросила Катя, – на даче у твоих соседей не было несчастного случая?

– Нет, – покачала головой девочка. – То есть не знаю. Какого несчастного случая?

Катя пожала плечами и улыбнулась, показывая, что сама толком не знает.

– А девушка у Стаса была?

– Были какие-то, – небрежно мотнула головой Ксюша и по-взрослому заключила: – Ерунда, несерьёзно. – Похоже, сосед девчонке нравился, и она его слегка ревновала. – Никифоровы всё лето на даче жили, и Стас тоже. И не лень на работу из такой дали ездить. В этом есть что-то старомодное, правда?

– Не знаю, никогда об этом не думала, – сказала Катя.

– Я бы там от скуки с ума сошла.

– Почему же? – удивилась Катя. – Там пруд, можно купаться. И Интернет сейчас везде есть.

– Да ну, – поморщилась Ксюша. – Всё равно в Москве лучше.

– Ну, может быть, ты и права, – улыбнулась Катя.

Простившись с девочкой, она недолго посидела в машине и, понимая, что занимается ерундой, поехала за город.

К удивлению, доехать до водоёма, у которого располагалась дача Перовских, удалось быстро, почти без пробок. За городом было тихо, трава казалась совсем зелёной, как летом, а деревья уже заметно желтели.

Заперев машину, Катя пошла по узкой тропинке вдоль берега.

Было пустынно, только редкие рыбаки уныло сидели возле своих удочек.

Тропинка спустилась к самой воде, Катя чуть не наткнулась на скрытого камышами рыбака и остановилась, глядя на плескающихся в ведре серых рыбёшек.

Мужик, показавшийся Кате совсем старым, встал, распрямился, улыбнулся.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – вежливо ответила Катя.

– Гуляете?

– У моего друга здесь дача, – сказала она. – Друг умер летом.

– Так у нас вроде никто не умер, – удивился рыбак, при ближайшем рассмотрении оказавшийся вовсе не стариком, а крепким мужчиной под пятьдесят. – Девчонка летом утонула, так она наша, местная.

– Родители недоглядели? – посочувствовала Катя.

– Да девочка уж не маленькая, родители ни при чём, – усмехнулся мужик. – В прошлом году школу окончила. Танька Колоскова. Девка-то неплохая была, добрая. Соседка моя, я её маленькую на велике катал.

Рыбак покосился на заброшенные в воду удочки, сел на складной матерчатый стульчик. Было заметно, что одному на берегу ему скучно и неожиданной собеседнице он рад.

– В колледж хотела поступить, не поступила. Устроилась на работу в Москве, поездила и бросила. Говорила, тяжело очень. А кому на работу ездить легко?

– Да, – согласилась Катя и, стараясь не казаться слишком любопытной, поинтересовалась: – Где она работала?

– Продавщицей в каком-то супермаркете, электронику продавала. Теперь это называется менеджер. Какой менеджер? Продавщица и есть продавщица. Она и здесь могла устроиться, у нас сосед магазин для дачников держит, Таньку по-любому бы взял. Жениха богатого хотела найти.

– Богатых все хотят, – улыбнулась Катя.

– Хотят, – усмехнувшись, кивнул мужик. – Только богачей на всех не хватает.

– Как же она утонула? – посмотрела на ровную гладь воды Катя. – Тихий пруд, это же не море в шторм. Захочешь утонуть, не утонешь.

– Озеро, – поправил рыбак. – Не пруд, озеро. Глубокое, между прочим. Как утонула, не знаю, не видел. Она воду не любила. Плохо плавала.

Пьяный парень раскачивал лодку, девушка цеплялась за вёсла.

– К воде нужно осторожно относиться. Летом здесь народу полно, а всё равно не спасли.

Катя ещё посидела с рыбаком и вернулась домой, когда совсем стемнело.

По всему выходило, что съездил он не зря и привезёт по меньшей мере три потенциальных договора. Оставалось пережить банкет, любителем которых Бородин не являлся, и всё, можно ехать домой со спокойной совестью.

После заключительных речей до банкета оставалось ещё часа три, можно спокойно отдохнуть, пройтись по городу, купить Кате в подарок какой-нибудь сувенир. Он бы так и сделал, но уйти одному означало обидеть Ирину, а этого Бородин не хотел.

Видеть её он тоже не хотел, она достала его за последние дни, и поэтому Глеб трусливо спрятался в номере. Посмотрел почту – ничего интересного, вспомнил, что взял с собой электронную книгу, и улёгся с ней, открыв боевичок, который начал читать накануне отъезда.

Книга была написана легко, с грубым мужским юмором. Бородина всегда удивляло, что Катя такие книги терпеть не может, он читал ей вслух наиболее забавные места. Раньше читал, до того, как в его жизни появилась Ирка.

А ведь он даже не знает, какая литература нравится Ирине. Он вообще мало что знал о своей любовнице и никогда не пытался узнать больше. Она никогда его не интересовала, зачем, почему он с ней связался?..

Бородин опять попытался углубиться в чтение и не смог. В Кате ему было интересно всё. С ней он мог спорить о чём угодно, даже о политике, разговоры о которой ни он, ни она никогда всерьёз не вели. Он понятия не имел, есть ли у Ирины политические пристрастия и ходит ли она голосовать. Она не говорила, а он не спрашивал.

Глеб поднялся, достал из висевшего на стуле пиджака телефон, обрадовался, увидев мерцающий огонёк, говоривший о пропущенном вызове, и огорчился, поняв, что звонила ему не жена.

Он уже не помнил, когда Катя звонила ему в последний раз, а ведь раньше они перезванивались по десять раз на дню.

Звонить Кате было рано, у неё ещё шёл приём, и он перезвонил своей заместительнице, о пропущенном звонке которой сообщал мигающий индикатор.

– Как дела, Глеб? – услышал он знакомый голос.

– Нормально, Любовь Фёдоровна. Приеду, расскажу.

Она Бородину нравилась. Пожилая ухоженная дама, весёлая и остроумная, была ему настоящей опорой, и он с тоской думал о её возможном уходе на пенсию.

– Я хочу тебе напомнить, что в понедельник в десять НТС. Не опаздывай.

– Что? – не расслышал он.

– Научно-технический совет. Забыл?

– Забыл, – покаялся Бородин.

– Глеб. – Она помедлила и вздохнула. – Ковальчук заявление подал.

– Какое заявление? – тупо спросил он.

– Об уходе, какое же ещё.

Серёжа Ковальчук был самым перспективным из молодых специалистов, на нём держался огромный фронт работ, и его уход являлся настоящей катастрофой. Кроме того, немногословный парень просто по-человечески Бородину нравился.

– Почему? Его же недавно повысили.

– А ты чего ждал, Глеб? Ясно, что парень обиделся.

– Да на что обиделся-то?

– Ну ты даёшь, Глеб! – восхитилась Любовь Фёдоровна. – Его вычеркнули из авторов последней разработки. Ты думал, он это проглотит?

– Что?! – ахнул Бородин. – Да я впервые об этом слышу!

– Ну, значит, подружка твоя постаралась, – хмуро заметила женщина.

– Какая подружка? – зачем-то спросил он. Ясно, какая. Ирина Васильевна Мединская, ждущая сейчас в соседнем номере, другой «подружки» у него нет.

– Пока, Глеб, – не стала отвечать заместительница. – Не забудь про НТС.

Бородин, испытывая острое желание метнуть телефон в стену, аккуратно положил его на стол.

Последний вариант документации по разработке после всех его правок печатала Ирина, а он подмахнул не глядя. Ему просто в голову не пришло, что она может убрать чью-то фамилию.

Он отлично знал, что она сейчас ему скажет – произошла нелепая ошибка. Она случайно стёрла фамилию Ковальчука. Как он мог подумать, что она сделала это специально?

Он врал себе, когда говорил, что ничего о ней не знает. Он отлично знал, что от неё можно ожидать чего угодно и ей нельзя доверять.

Ковальчука Ирина терпеть не могла. Они появились в отделении почти одновременно, но Серёжа стал быстро расти, а Ирина так и оставалась на прежней должности. Странно, она никогда не говорила ему о Сергее, но Глеб знал, что она его не выносит, и даже знал почему. Потому что он умнее и талантливее.

Бородин решительно направился к соседнему номеру, постучал в дверь.

– Ты зачем вычеркнула Сергея из авторов? – устало спросил он, когда Ирина открыла. – Только не ври, что случайно, я не поверю.

– Случайно, Глеб. – Она виновато отвела глаза. – Правда, случайно. Я заметила, только когда документация уже ушла.

– Почему сразу не сказала?

Зачем он спрашивает, и так всё ясно…

– Боялась. Правда, Глеб, не хотела тебя расстраивать.

Она уже накрасилась к банкету, заметил Бородин. Глаза казались огромными, в них появились слёзы, и Глеб всерьёз задумался, потекут они из обоих глаз или только из одного.

– Ира, мы не сможем работать вместе. Я не допущу, чтобы ты мне мешала.

Господи! Хоть бы она провалилась куда-нибудь! Глеб никогда не задумывался, нужно ли ему уважение коллег. Теперь понял, что нужно. А эта дура сделала его посмешищем. Нет, не она. Он сам сделал себя посмешищем.

– Потом, Глеб, – быстро сказала она, как обычно, принимая вид несчастный и жалкий. – Я сделаю, как ты скажешь, только сейчас не надо об этом.

Оставлять её под своим началом нельзя, теперь он каждую минуту будет ждать, что она выкинет ещё что-нибудь абсолютно недопустимое.

Слёзы не потекли, они исчезли, словно их и не было. Ирина приблизилась, уткнулась ему в грудь.

– Пожалуйста, Глеб, не надо ссориться. Это наш последний вечер, давай проведём его нормально.

– Давай, – согласно кивнул он, с тоской подумав, что не успел позвонить Кате.

Он приедет в Москву и сразу покончит с этим, как бы жалко Иру ему ни было. Да, он жалел её, потому что видел и понимал, что нужен ей. И это было ужасно.

Дама, которую подсунул ему Саша, оказалась моложавой, элегантной, и если бы не заметная седина в волосах, выглядела бы лет на десять моложе своего возраста. Похоже, волосы женщина не красила из определённого кокетства, поскольку макияж на лице присутствовал, и сама она производила впечатление человека, очень о себе заботящегося, даже странно, что так запустила вены.

Вены никуда не годились, операцию делать надо срочно. Аркадий Львович подробно объяснил, куда обратиться, чтобы попасть к лучшим специалистам. Дама смотрела на него с сочувствием, наверняка знала о несчастье с женой, а ещё с явным интересом, Это раздражало, и он облегчённо вздохнул, когда за ней закрылась дверь.

Раньше, до Ольги, он такие взгляды любил. Бог не обидел его ни умом, ни силой, он был высоким, мускулами своими гордился, хотя и не стремился их демонстрировать, и женское внимание ценил.

Собственно, за исключением Марины, он и связывался с женщинами, только когда те сами проявляли инициативу. С Мариной они были слишком молоды, неопытны и влюблены, и разобрать, кто из них влюбился первым, не представлялось возможным.

Ольгу он долго не замечал. Он вообще мало внимания обращал на медсестёр, предпочитая женщин ярких, умных и вполне состоявшихся. С сёстрами же только шутил, называл их уменьшительными именами и никогда не воспринимал всерьёз.

На Оленьку Багрову он обратил внимание, когда увидел случайно, что она читает Чехова. Это было ночью во время дежурства. Она неслышно переворачивала страницы, склонившись под неяркой лампой в пустом больничном коридоре. Он не сомневался, что читает девочка дамский роман, и опешил, когда, сев рядом, увидел фамилию автора. Сашу он так и не смог приучить к русской классике, сколько ни внушал ему, что не знать литературу – всё равно что не знать таблицу умножения или столицу собственного государства. Сын смеялся, махал руками, уверял, что обязательно, обязательно всё прочтёт, только не сейчас, потом когда-нибудь. Сейчас у него совсем нет на это времени.

Аркадий Львович подвинул стул, сел рядом с Багровой. Она подняла на него бледное от бессонницы лицо, и он неожиданно припомнил, что она отличалась от других сестёр ещё одним – удивительно правильной речью, без молодёжных сленговых словечек, которых он терпеть не мог.

– Вы москвичка? – неожиданно и глупо спросил он.

– Да, – удивилась она и слегка наклонила голову.

Тогда он впервые отметил эту её привычку – от удивления наклонять голову.

– Сколько вам лет? – вопрос был ещё глупее предыдущего.

– Двадцать шесть. – Она еле заметно улыбнулась, и он отчего-то сразу перестал чувствовать себя дураком, как за минуту до этого.

Она была всего на шесть лет старше его сына. И почти на двадцать лет моложе его самого.

– Оля, почему вы не пошли в институт? – Той ночью он отличился редкостной бестактностью, но ему было легко под её слабой улыбкой.

– Так вышло.

Она чуть нахмурилась, ей не хотелось об этом говорить, и он отстал. Просто сидел с ней рядом.

Это потом он узнал, что её родители погибли в автокатастрофе, что её растила бабушка и она умерла, когда Оля только окончила медучилище.

– Бабушка боялась, что я останусь совсем без специальности, – рассказывала ему Ольга, когда они, уже будучи мужем и женой, ездили на кладбище к её родным. – Поэтому и уговорила меня пойти в училище.

После той ночи, когда она читала Чехова, а он молча сидел рядом, в его жизни ничто не изменилось, он опять почти не замечал медсестру Багрову, а она не замечала его…

Заглянул дежурный хирург, доложил, что плановая операция, назначенная на сегодня, закончена. Аркадий Львович подошёл к окну, недолго смотрел на больничный двор, запер кабинет и спустился в реанимацию взглянуть на больного.