Читать книгу «Мой дом – чужая крепость» онлайн полностью📖 — Евгении Горской — MyBook.
image

Суббота, 15 декабря

Утро выдалось совсем тоскливым. Тоня полежала, разглядывая потолок в свете далеких уличных фонарей, посетовала, что тьма как опустилась на несчастную московскую землю месяц назад, так все никак не рассеивается, и нехотя поднялась с постели. Нехотя поплелась в ванную, потом на кухню. Только устроившись с чашкой кофе у окна и наблюдая за лениво подступающим мрачным рассветом, почувствовала, что ненужная и беспричинная тоска слегка отодвинулась. Ей не с чего тосковать, она молодая, красивая, успешная женщина, и ее ждет впереди огромное счастье. Нужно только все время в это верить, а она забывает.

Неожиданно и громко протренькал дверной звонок. Тоня метнулась к двери, даже не взглянув в глазок, распахнула ее и разозлилась, уставившись на соседа Максима. Она сто раз ему намекала, что являться, когда заблагорассудится, к молодой женщине просто неприлично, но он на ее намеки плевать хотел, являлся иногда даже среди ночи, а если она не открывала, начинал колотить по двери.

– Ну что на этот раз? – мрачно пробурчала Тоня, загораживая вход в квартиру. – Позвонить не мог?

– Спаси, подруга, – легко ее отодвинув, Максим проник в прихожую, привалился к стене. – Помоги, христа ради, не дай пропасть. Анальгинчику дай или чего там… Голова сейчас расколется.

– Пить надо меньше.

– Конечно, надо, – согласился он. – Я что, спорю? Ну дай анальгинчику, не мучай. А еще лучше опохмелиться. Нет, лучше опохмелиться и анальгинчику.

– Стой здесь, – велела Тоня, отступая на кухню, где хранились лекарства. Сейчас ей меньше всего хотелось выслушивать его очередные жалобы.

Пожаловаться Максим любил, собственно, только за этим он к Тоне и приходил. Жаловался на головную боль, на грипп, на плохую погоду, на несчастную любовь или, наоборот, на любовь счастливую, потому что она, счастливая любовь, реально угрожает Максимовой свободе. Сосед числился индивидуальным предпринимателем и относил себя к миру искусства, потому что каким-то боком был связан с куплей-продажей антиквариата. Тоне он казался откровенным мошенником, можно только удивляться, как кто-то соглашается иметь с ним дело.

– Держи, – протянув соседу блистер таблеток, Тоня решительно загородила собой путь на кухню.

– А запить? – состроил жалобную мину Макс.

– Дома запьешь.

– Злая ты, Тонька. И не гостеприимная. Но я тебя все равно люблю. Знаешь что, соберешься замуж, рассмотри мою кандидатуру.

– Не рассмотрю.

– Почему? – удивился он. – Парень я хороший, смирный. Заработок не твердый, но тебя всяко прокормлю. И пить брошу, точно.

– Максим, иди.

– Нет, ну правда, Тонь. Чем я тебе не жених?

– Дамочки твои мне физиономию расцарапают. А я этого не хочу, я себе нравлюсь.

– Не допущу, – заверил он. – И мне ты тоже очень нравишься, кстати.

– Максим, пока.

– Ухожу-ухожу. Слушай, Тонь, не хочешь замуж, возьми меня в любовники. А?

– Максим, пока.

– Ну ладно, пошел я, пошел, – засмеялся он. – Спасибо за помощь. Хороший ты человек, добрый, не злой.

Тоня заперла за ним дверь и постояла, уставившись в стену. Почему-то, открывая дверь Максиму, она решила, что пришел Коля Корсун. Очень глупо с ее стороны, Коля даже не знает, в какой квартире она живет.

Ему нет до нее никакого дела.

Впрочем, ей тоже нет до него никакого дела.

Что-то вытянуло Корсуна из мутного тяжелого сна. Снились ему какие-то развалины, серые кучи арматуры и он, одинокий и потерянный, полный чувства опасности среди этих куч. Коля поморгал, повернулся на спину и понял, что звонят в дверь.

– Привет, – кивнул он Леночке, впустил ее в квартиру и поплелся в ванную.

Вчера он перебрал, сначала допил вино, потом водку, которая осталась от предыдущих выходных. Под душем тяжелая одурь начала проходить, он сделал воду попрохладнее, потом еще прохладнее. Потом с удовольствием растерся жестким полотенцем, напялил висевший здесь же махровый халат и вышел на кухню почти человеком. Халат ему подарила одна из подружек. Сначала он подарку здорово огорчился, потому что считал халат вещью совершенно ненужной, а места в шкафу он занимал много. А однажды после душа, спутав халат с банным полотенцем, Коля понял, что это вещь удобная и нужная, и даже собрался приобрести еще один на смену, но так и не приобрел, руки не дошли.

– Кофе будешь? – Леночка шарила по кухонным полкам, и ему стало почему-то неприятно.

– Угу.

– Ты на меня не сердишься за вчерашнее?

– Нет.

– Коль, ну согласись, что я права, – она все шарила по полкам, и теперь это уже откровенно его раздражало. – Я же ничего о тебе не знаю.

– Что ты ищешь, Лен?

– А? Нет, ничего. – Она наконец оставила несчастные полки в покое, насыпала кофе в турку, поставила на огонь. – Мы с тобой уже столько времени, а ничего о тебе не знаю.

Они встречались раз пять, не больше, но Корсун уточнять не стал, конечно.

– Это просто невероятно! Я к тебе прихожу, остаюсь, а ты ничего о себе не рассказываешь.

Кто он такой, стоило узнать до того, как у него оставаться, зло подумал Корсун и опять промолчал.

– Вот скоро Новый год. Ты не собираешься познакомить меня с родственниками?

Кофе из турки убежал, Корсун выключил газ, отодвинул Леночку, кое-как вытер тряпкой плиту.

– У меня нет родственников.

– Ну вот видишь! Я ничего о тебе не знаю, ничего.

Кофе оказался слабым, невкусным. Нужно было сварить заново, но ему не хотелось ее обижать.

– Ты мой любимый человек, а я ничего о тебе не знаю. Я даже не знала, что ты…

Про любовь ему слышать было еще неприятнее, чем наблюдать, как она роется в полках.

– Сирота, – подсказал Корсун.

– Ко-оля, – она укоризненно на него посмотрела. – Я с тобой серьезно разговариваю. Как же… так получилось?

– У меня мама умерла, когда мне было восемнадцать лет.

– Да-а? А отчего? – Ей стало так любопытно, что она даже отставила чашку с кофе. – Сколько ей было лет?

– Исполнилось сорок шесть.

– Слушай, а отчего можно умереть в сорок шесть?

– По разным причинам умирают.

– Но она-то отчего умерла?

– От рака.

Мама болела долго и мучительно, а он почти до самого конца ни о чем не догадывался.

– А-а… От рака чего?

– Лен, ну какая тебе разница? Что за нездоровое любопытство?

– Ничего здесь нет нездорового! Я должна знать про твою семью.

– Зачем?

– Что?

– Зачем тебе знать про мою семью?

– Ну знаешь! Да хотя бы… потому, что некоторые болезни являются наследственными!

Он еле сдержался, чтобы не напомнить ей, что еще не делал ей предложения руки и сердца.

– Лена, давай сменим тему.

– Ну хорошо, – все-таки она поняла, что пора остановиться. – Где будем Новый год встречать?

– Не знаю. Я не думал об этом.

– А обычно ты где встречаешь?

– Дома, конечно.

– Дома? Почему дома? У тебя что, денег нет?

– При чем тут деньги? – не понял он.

– Ну… люди же в рестораны ходят. Даже за границу на Новый год уезжают.

– А-а, – мысль встретить Новый год за границей с Леночкой показалась ему настолько пугающей, что он едва не поежился. – Я не люблю рестораны. И отели не люблю. Я люблю быть дома.

Нужно немедленно искать новую парикмахерскую. В Интернете, что ли, посмотреть? Хорошо, что время есть, до Нового года можно не стричься.

– Коль, а давай поедем куда-нибудь, где море, солнце, а? Представляешь, в Москве снег, мороз, а мы в море купаемся!

– Лен, ты извини, – засуетился Корсун. – Мне на работу сегодня обязательно надо. Я и так уже опаздываю.

– Сегодня же выходной.

– Так я на заводе работаю, я же тебе говорил. Там нет выходных.

– А какая у тебя должность?

– Инженер. – Ему совсем не хотелось говорить, кем он работает. Впрочем, она бы все равно не поняла.

– А-а, – разочарованно протянула Леночка.

Он был уверен, что она спросит, сколько он получает, но Леночка не спросила. Видимо, оставила до следующего раза.

Закрывая за ней дверь, он мучительно соображал, как бы закончить все мирно и побыстрее, и не мог придумать как.

– Мить, что мы сегодня делать будем? А, Мить?

Колосов не представлял, чем занять выходные, и поэтому промолчал.

– Ну Митя… – Ася подлезла ему под руку, устроилась на плече. В квартире было прохладно, Колосов машинально укрыл одеялом и плечо, и жену.

– Ты говорила, нужно в прачечную сходить.

– Ну да, – Ася потерлась о его руку. – Но я же не это имею в виду. Давай куда-нибудь сходим. В Доме художника новая выставка. Давай сходим, а, Мить?

Выставки Колосов терпеть не мог, жена отлично это знала, но все равно таскала его смотреть на живопись, в которой он ничего не смыслил. Нет, не так. Это он позволял ей убивать его свободное время. Впрочем, ему давно стало все равно, как убивать это самое время.

– Я к маме съезжу, – неожиданно решил Колосов. Ему очень хотелось освободить плечо от Асиной головы, но он не рискнул.

– Зачем? – от удивления жена даже приподнялась и заглянула ему в лицо.

– Ася, – поморщился он. – Ну зачем навещают родителей? Повидаться. Зачем же еще.

– А… А я что буду делать? – она заплакала сразу, без подготовки, без вступительных слов и дрожащих ресниц, что было удивительно, и Колосов должен был ее пожалеть, но почему-то не жалел.

Сегодня он мог жалеть только себя. Ему предстояло жить без Тони, а он совсем был к этому не готов.

Колосов выбрался из постели, слегка отодвинув Асю, хотел включить на кухне чайник, но не включил, а стал тупо смотреть в окно, опираясь о подоконник.

– Мить, ты меня разлюбил, да? – Он не услышал, как жена оказалась за его спиной, и от этого почувствовал себя совершенно беззащитным.

– Не говори глупостей. – Он с трудом заставил себя повернуться к ней. – Мне надо съездить к маме, только и всего.

– А… зачем? Ей нужно что-то сделать, да?

– Да, – соврал Колосов.

– А что?

– Да так, по мелочи, – он наконец-то включил чайник. – Холодильник передвинуть, еще кое-что.

Мать действительно просила его передвинуть холодильник. Месяца два назад просила, если не раньше, а он вспомнил об этом только сейчас.

– Ты не надолго?

Он так боялся, что Ася решит ехать с ним, что, наверное, стал бы молиться, если бы был верующим.

– Нет, не надолго, – он заставил себя обнять Асю, поцеловал в макушку, она это любила.

Город казался почти пустым, ни машин, ни прохожих. Холодно. На машине ехать было удобнее, в метро приходилось делать две пересадки, но Колосов направился к метро. Почему-то у него не было сил садиться за руль.

В метро тоже оказалось непривычно пусто. Он уселся в углу вагона и неожиданно вспомнил, как однажды, провожая Тоню с какой-то студенческой вечеринки, стоял у темного стекла в конце вагона и загораживал ее руками от пассажиров, и вся она была так близко, и ему очень хотелось ее поцеловать. Он не поцеловал только потому, что сзади стояли чужие люди и очень мешали ему своим присутствием. Он был тогда таким счастливым, каким можно быть только в ранней юности.

С Асей он никогда не был так счастлив.

Он все бы перекроил, если бы мог вернуть тот день, когда они с Тоней сдали экзамены и сидели на шатких пластмассовых стульях, пережидая дождь.

Девчонок напротив он почти сразу перестал замечать. Тоня что-то говорила, он слушал и отвечал, и пообещал себе тогда, что проводит ее, вернется домой и скажет ей по телефону что-то очень важное. Он тогда еще не придумал, что именно скажет, да это было и не важно. Важным были ее счастливые глаза, и развевающиеся на ветру волосы, и тихий смех.

То, что одна из девчонок рыдает, сначала заметила Тоня. Испугалась, начала ее расспрашивать, он уже потом подключился. У девчонки не хватало денег на билет на электричку до дома. Ему уже тогда стало ясно, что рыдания эти по меньшей мере странные, она должна была прикинуть свои финансы перед тем, как пить пиво. Да и перед тем, как ехать в Москву, тоже. К тому же тогда еще не везде были турникеты на перронах у пригородных поездов, и ездить без билета считалось почти нормальным.

Девчонка рыдала, подружка, Тоня и Колосов ее уговаривали, совали деньги, а потом получилось как-то так, что рыдала она, уже вцепившись ему в руку, он изо всех сил пытался ее успокоить, а Тони рядом не было.

Он тогда здорово разозлился, что она ушла, оставив его с этой дурой, от злости и поехал провожать Асю, и ни за что бы не поверил, что уже никогда не скажет Тоне самых главных слов…

Задумавшись, он едва не проехал нужную остановку. А уже у самого подъезда вспомнил, что забыл ключи от маминой квартиры, принялся звонить в домофон и очень обрадовался, услышав мамин голос.

Вставать не хотелось. Даша, протянув руку, включила плеер, полежала под негромкую музыку и выключила. Вообще-то музыку она любила громкую, заводную, и танцевать любила под громкую музыку, но дома никогда себе такого не позволяла, беспокоить соседей в семье считалось непозволительным, и она этому правилу следовала. Собственную квартиру Даша ненавидела. Когда она сюда только въехала, эта конура казалась ей верхом счастья. Немыслимым счастьем, неописуемым. Вот дура-то она была. От жизни надо хотеть многого, тогда многое и получишь. А если радоваться каждой крохе, с крохами и проживешь.

Больше всего Даша мечтала о жилье в элитном доме. Там и соседи соответствующие, не занюханные пенсионеры, как у нее в подъезде. И даже если в новом доме не найдется подходящего холостяка-миллионера, который не пройдет мимо ее красоты, можно будет сойтись с новыми соседями, обрасти полезными знакомствами. Даше очень хотелось войти в манящий мир по-настоящему богатых людей. А что в этом плохого?

Ничего в этом плохого нет. Но возможности проникнуть в этот манящий мир у нее нет никакой, пока будет торчать в панельной девятиэтажке. Не в магазине же, в самом деле, с потенциальным женихом знакомиться, миллионеры в магазины не ходят, им продукты домой приносят.

Ей давно пора замуж, но замуж она выйдет только за стоящего человека. Требования свои она определила давно: во-первых, чтобы был богат, а во-вторых, чтобы капитал нажил хотя бы отчасти законным путем. О совсем законном она не мечтала, понимала, что это совершенно невозможно. Все остальное в женихе было неважно. Конечно, хотелось, чтобы он был не стар и хорош собой, но это скорее недостаток, чем преимущество, – на молодого и красивого претенденток больше. Впрочем, их и на немолодых хватает.

Но самым главным для Даши было доказать тому единственному человеку, без которого она сейчас не живет, а существует, что она, Даша, вовсе не «никто». Мы с тобой никто, сказал тогда единственный человек. Мы с тобой никто, а я хочу, чтобы мои дети учились за границей. Тогда он объяснял Даше, почему должен жениться на своей сокурснице, дочери крупного чиновника. Ее папаша иногда мелькал в телевизоре, пересаживался из кресла в кресло, а единственный человек ездил на очень дорогих машинах, носил очень дорогие часы и костюмы и почти не замечал Дашу, когда она изредка попадалась ему на глаза.

Сначала Даше казалось, что уход единственного она в буквальном смысле слова не переживет, что у нее вот сейчас, сию минуту, остановится сердце, но сердце, как ни странно, продолжало биться, и она постепенно приспособилась к жизни без единственного. Иногда она о нем даже забывала, жаль, что ненадолго.

Даша еще повздыхала, потянулась, нашла ногами тапочки, поплелась на кухню. Включила чайник, поизучала холодильник, а потом рука сама потянулась к телефону звонить двоюродной сестре Тоне.

– Приезжай, – попросила Даша. – Такая скука, никаких сил нет.

– Ты же клиенток своих от скуки лечишь, – напомнила Тоня. – Примени к себе свою науку.

По профессии Даша была психологом, а представлялась не то экстрасенсом, не то магиней, не то колдуньей. Снимала порчу, проводила какие-то ритуалы. По Тониному мнению однозначно дурачила несчастных женщин, которые в основном и были Дашиными клиентками. Про клиентов-мужчин сестра ни разу не упоминала.

– Я их лечу не от скуки, а от душевных травм, – поправила Даша. – А у меня душевной травмы нет, просто замуж хочу.

Душевная травма была, конечно, но знать об этом сестре не нужно.

– Тут я тебе ничем помочь не смогу, у меня запасного жениха нет. У меня и своего-то нет.

– Ясное дело, что не сможешь. Поэтому приезжай, будем страдать вместе.

С одной стороны, выходить на мороз совсем не хотелось, а с другой… Права Дашка, вместе не так скучно.

– Приеду, – решила Тоня. – Через полчасика выйду.

– Дима? – удивилась Людмила Федоровна. Колосову даже показалось, что она испугалась немного. – Что-то случилось?

– Нет, мам, – ему стало стыдно и тоскливо, что его неожиданный визит в дом, где он вырос и где мама всегда его ждала, потому что больше ей ждать было некого, вызывает у нее не радость, а испуг. – Ничего не случилось. Ты просила холодильник подвинуть, помнишь?

Он повесил одежду на старенькую вешалку, которую давно пора было заменить. Теперь ему стало стыдно за эту старую вешалку, он знал, что деньги у матери есть, она неплохо зарабатывала, просто у нее нет желания заниматься квартирой, в которой не бывает никого, кроме ее давних подруг. Когда он не был женат на Асе и жил здесь, мама постоянно что-то обновляла, заменяла, без конца носилась с тряпкой и ругала себя за это.

– Я давно справилась, Димочка, – улыбнулась Людмила Федоровна. – Позвала ребят-таджиков, которые у нас двор убирают, они мне все сделали за две минуты.

– А… – протянул Колосов. – Ну и ладно. Я просто так посижу.

– Ты завтракал?

– Нет.