Май, 16, среда

Лена опять пришла на работу рано, когда на этаже почти никого не было, и, даже не включив установки, позвонила Пожидаеву. Телефон не отвечал, и она принялась разбирать обработанные образцы, с трудом заставляя себя сосредоточиться на работе. Через двадцать минут опять позвонила, телефон опять не ответил, и она окончательно поняла, что заниматься делом не в состоянии: не давал покоя вчерашний прибор в ее сейфе. Она даже проверила сейф, замирая от страха, что там окажется еще один прибор, и ругая себя за это. Тревога ее оказалась напрасной – сейф был пуст. Она немного послонялась по лаборатории, поглазела в окно, не замечая ни подходивших к институту людей, ни проезжающих машин, ни уже полностью покрытых зеленью деревьев, и, не придумав ничего лучшего, отправилась в курилку.

Она располагалась на пожарной лестнице. Когда курить в здании разрешалось, на стене была нарисована сигарета с дымком, теперь сигарету перечеркнули. Зимой на лестнице было очень холодно, а летом жарко, тем не менее курильщики туда регулярно наведывались, и руководство смотрело на это сквозь пальцы. Лена аккуратно села на сломанный стул, стараясь не пропустить Пожидаева, поскольку пройти к своему кабинету он должен был мимо открытой двери на пожарную лестницу. Старые стулья появлялись в курилке неизвестно откуда и неизвестно куда вскоре исчезали, и курильщики радовались возможности посидеть, как будто не сидели за своими столами и компьютерами все остальное время.

Здесь обсуждались самые важные новости. Здесь делились проблемами и радостями, ссорились и мирились. И Лену здесь обсуждали тоже.

Через несколько дней после ее разрыва с Павлом Татьяна Генриховна, одна из Лениных подчиненных, статная седовласая дама с огромными ярко-голубыми глазами и ядовитым языком, спросила ее:

– Ле-еночка, что-то ваш муж вам не звонит. Уж не поссорились ли вы?

И уставилась на нее с жадным интересом. К тому времени все уже, безусловно, знали печальную историю Демидовой, поскольку девушка, на которую Павел поменял Лену, раньше работала в институте и связи с оставшимися там подружками поддерживала.

– Татьяна Генриховна! – удивилась тогда Лена и посмотрела на нее с жалостью. – Мы будем обсуждать мою личную жизнь?

По-видимому, слова были найдены правильные, потому что Татьяна оторопела и отвела глаза. С Павлом Лена всегда чувствовала себя защищенной. Теперь у нее не стало Павла, и она училась защищать себя сама.

С тех пор никто с ней о муже не заговаривал. А за спиной шептались, конечно. Как же без этого?

Сейчас в курилке никого не оказалось, и можно было спокойно подумать.

Люся сказала, что ключи от комнат можно взять в охране. Допустим. А от сейфа? Кто знал, что Лена держит ключи от него в ящике рабочего стола? Сотрудницы лаборатории. Когда-то помимо поступающей на банковские карточки зарплаты часть денег раздавалась в конвертах. С этим давно покончено, сейф практически не использовался, но где лежали ключи, все знали. Наталья и Татьяна Генриховна пару раз просили убрать в сейф какие-то свои вещи, и Лена при них его отпирала.

Однажды Люся попросила подержать там маленький ноутбук, который относила институтским компьютерщикам почистить от вируса и почему-то долго не забирала домой.

Кто еще? Перед Новым годом Ира попросила положить в сейф подарок для Дмитрия Михайловича: золотой зажим для галстука. Лену тогда эта просьба очень удивила, она не понимала, что мешает Ирине держать подарок дома: вряд ли Дмитрий Михайлович имеет обыкновение тщательно обыскивать квартиру. Найти место для подарка, чтобы он не попался мужу на глаза, Ира, наверное, могла. Зажим несколько дней лежал в сейфе, и Лена открывала его при Ирине.

Итак, Наталья, Татьяна Генриховна, Люся и Ира. Больше никто не знал, где лежат ключи, во всяком случае, больше никого Лена не припомнила. Люсю вычеркиваем сразу, остаются Наталья, Татьяна Генриховна и Ира. Кто-то из них? Невероятно. Три женщины, абсолютно далекие от криминала. Татьяна Генриховна и Ира ее очень не любят, тут сомнений нет, а Наталья, как Лене казалось, относится к ней если не с симпатией, то по крайней мере без особой неприязни.

Лена еще поразмышляла и чуть не пропустила Пожидаева, промелькнувшего в направлении собственного кабинета. Она быстро потушила сигарету и рванулась к себе, мечтая, чтобы никого из женщин в комнате не было.

К счастью, комната была пуста, она набрала номер и зачастила сразу же ответившему Пожидаеву:

– Юрий Викторович, здравствуйте, это Демидова из 18-й лаборатории.

– Здравствуйте, госпожа Демидова, – усмехнулся голос в трубке, – я прекрасно знаю, кто вы такая.

– Можно, я посмотрю записи с камер?

– Можно, – опять усмехнулся голос. – Приходите.

Кабинет Пожидаева оказался небольшим и не по-рабочему уютным, хотя никаких цветов и безделушек в нем не было, только стопки бумаг и папок лежали горами на столе и даже на стульях. При всем кажущемся беспорядке было очевидно, что хозяин прекрасно знает, где что лежит, и для него это не беспорядок, а строго продуманная система.

– Садитесь, – предложил Юрий Викторович, кивнув на свободный стул, – садитесь, Лена. Вы хотите получить, так сказать, исходные данные или результаты? Я кое-какие выводы сделал, – серьезно сообщил он, внимательно ее разглядывая.

– И то и другое, – подумав, так же серьезно ответила Лена.

– Хочется преступника найти?

– Да.

– Раз хочется, значит, найдем. Двигайтесь, – он отъехал на кресле, освобождая Лене место около компьютера.

– Смотрите, первое отключение камер, – Юрий Викторович перебирал на экране кадры, – 19.25, идет Никифорова, камеры ее фиксируют. В 19:28 она проходит через проходную. Список прихода-ухода из проходной я вам дам. Приблизительно в 19.30 должен был пройти Мальцев, но его камеры уже не видят. Он прошел через проходную в 19.32. Значит, камеры были отключены около 19.30. В 20.42 камеры фиксируют уборщицу, видите? А вот как она попала на этаж, не видно. Это первое отключение камер. Точно так же я определил время второго отключения. Кстати, если вы меня перепроверите, будет очень хорошо, я мог ошибиться, просто не всех на этаже знаю. Давайте флешку.

Пожидаев переписал Лене все файлы из папки с грустным названием «Пропажа», протянул ей флешку и напоследок спросил:

– У вас какие-либо соображения есть?

– Нет, – неуверенно ответила Лена, не зная, стоит ли рассказать про визит программиста Магулова к убитому Пахомову. Решила не рассказывать, очень уж стыдно было признаться, как они с Люсей выслеживали охранника.

Она поднялась и, помедлив, спросила:

– Юрий Викторович, а когда приборы видели последний раз, не знаете?

– Господин Липавин утверждает, что в пятницу вечером как раз и видел. Все четыре лежали на своем месте.

Пожидаев произнес «господин Липавин» так, что Лене стало очевидно, как сильно не нравится Лева Юрию Викторовичу. Ей почему-то стало жалко Пожидаева, и Леву Липавина тоже стало жалко.

Ей опять повезло, никто из ее сотрудниц еще не пришел, и она могла спокойно анализировать принесенные файлы. Через два часа картина сложилась полная. Вернее, Лена надеялась, что полная. В пятницу были отключены камеры, фиксирующие часть коридора от лаборатории, где лежали приборы, до пожарной лестницы, включая площадку перед лифтом. Приборы могли унести по лестнице или увезти на лифте. В понедельник отключались камеры, фиксирующие лифтовую площадку, дверь пожарной лестницы, дверь Лениной лаборатории и часть коридора, их соединяющую. Получалось, что в пятницу приборы унесли с этажа, а в понедельник специально принесли один прибор, чтобы подложить его Лене. Полный бред.

Один прибор спокойно можно унести в мужской сумке. И в женской. А вот четыре сразу не унесешь. Лена просмотрела записи с камер на других этажах: никого с крупными вещами не наблюдалось. Пожидаев проделал огромную работу, сделав выжимки из записей со всех камер, оставив только те моменты, когда они фиксировали людей, и теперь определить нахождение каждого человека было несложно.

Вот Магулов, пятница, 17.11, стоит на площадке восьмого этажа, ждет лифта. Вот список прошедших через проходную: Магулов покинул институт в 17.14. Значит, он никак не мог взять приборы. Надо сказать это Люсе.

Вот список тех, кто выходил из института после 19.30. Липавин – 19.58. Лучинская И. Г. – 20.26. Странно, что Ира задержалась так поздно, обычно она уходит гораздо раньше. 20.26 – это время, когда камеры были отключены. Кто еще оставался в институте? Ни одной знакомой фамилии. Надо спросить у Люси, кто эти люди, она всех знает.

Лена потерла глаза и уставилась в окно. Никого с тяжелой ношей на других этажах нет, а там камеры работали исправно, значит, приборы спрятали на нашем этаже. В одной из комнат, расположенных в промежутке от кабинета Пожидаева до ее лаборатории. Всех, кто работал в этих комнатах, Лена знала. Она еще раз просмотрела список прихода-ухода: к 19:30 все сотрудники уже ушли. Это и понятно: пятница, люди спешат на дачи, впереди выходные.

Возможный вариант: приборы спрятали в одной из комнат, а в понедельник по одному перенесли в другое место. Может так быть? Вполне. Надо просмотреть, кто и куда перемещался в понедельник.

Черный закуток, неожиданно вспомнила Лена. Черным закутком называли небольшую каморку напротив лифтов. В ней не было окон, и служила она подобием склада. Химики держали там свои реактивы, а все остальные – забракованные образцы, с которыми еще предполагалось работать. Лена тоже иногда приносила в черный закуток забракованные образцы. У каждой лаборатории имелся там свой шкаф. Посмотреть? Так Пожидаев и Нонна наверняка уже смотрели. «Проверю», – решила Лена. Потопталась немного, не зная, что лучше, сначала покурить, а потом заглянуть на склад, или наоборот. Так ничего и не решив, взяла сигареты и ключи от темной комнаты.

Она располагалась перед пожарной лестницей, и ноги сами понесли Лену к запертой двери. Разве тут что-нибудь найдешь? Лена разглядывала шкафы, забитые приборами, платами и непонятными железками. Ничего тут не найдешь, неделю надо разбирать.

Но свой шкаф она все-таки осмотрела. Вот образцы, лежащие с незапамятных времен, а вот те, которые она положила сюда месяца три назад. Приборов много, но ничего похожего на те, которые она ищет. Она еще постояла, а потом, сама не зная зачем, встала на колени на пыльном полу: здесь убирали редко – и заглянула под шкаф. Освещение было слабое, ничего, кроме черноты, она не увидела и тогда, жалея недавно выстиранный рабочий халат, начала шарить под шкафом рукой. Шарить было неудобно, она почти легла на пол и не сразу поняла, что рука натыкается на что-то, придвинутое к самой стене. И тогда, распрощавшись с любимым халатом, Лена распласталась на полу, засунула правую руку насколько ее хватало и не сразу с трудом вытащила черный целлофановый мешок для мусора. Халат был безнадежно испачкан, а вот на мешке пыли не было. Она села на пол и осторожно, отказываясь верить тому, что сейчас увидит, начала развязывать целлофан. Лена нашла исчезнувшие приборы.

Их было два, каждый аккуратно упакован в пенопластовые уголки.

Так и сидя на полу, Лена достала телефон, жалея, что не знает мобильного Пожидаева, и, молясь, чтобы он оказался на месте, стала набирать его рабочий номер.

Пожидаев был у себя в кабинете и меньше чем через минуту уже возвышался над Леной, сидевшей на полу.

– Так я и думал, – непонятно произнес он, разглядывая находку.

– Что? – удивилась Лена.

– Я думал, – пояснил он, протягивая ей руку и помогая встать, – что украсть хотели только один прибор.

И видя, что она не понимает, терпеливо продолжил:

– Эта история состоит как будто из двух частей. Одна часть понятна: кто-то украл прибор и получил за это деньги. Или пулю. А вторая часть какая-то странная, дилетантская, я бы даже сказал, женская: перепрятать приборы, подложить кому-то… Зачем? Глупо.

– Почему нужно было красть один прибор? Кому это понадобилось?

– Конкурентам, – не задумываясь ответил Пожидаев. – Больше никому. Приборы уникальные, лучше всех мировых аналогов. Это госзаказ, очень большие деньги. Чтобы кто-то мог восстановить технологию, достаточно одного образца. К тому же искать один пропавший прибор станут не так тщательно, как всю исчезнувшую партию.