Илья вошел в приемную и невольно остановился, принюхиваясь: пахло как-то непривычно. Ни Долли, ни Лины не было, хотя компьютер работал. Рядом с компьютером в голубой фаянсовой вазочке стоял букетик подснежников. Илья взял вазочку и поднес к лицу – да, именно от этих хрупких цветов идет нежный, свежий и чуть горьковатый аромат. Уже весна, что ли?
– Здравствуйте, Илья Константинович! Я цветы у метро купила. Хотите, к вам в кабинет поставлю?
Илья обернулся. Это была Лина.
– Доброе утро. А где Долли?
– Она на примерке свадебного платья. Илья Константинович, Долли пригласила меня в подружки невесты. Вы не будете возражать?
– Да я-то тут при чем? – изумился Илья. – Почему я должен возражать?
– Ну, вы же… Как это? Поведете ее к алтарю, вот. Может, это неудобно с точки зрения профессиональной этики?
– Послушайте, не морочьте мне голову с этой свадьбой! Мало Долли, еще и вы! – неожиданно вспылил Илья и тут же раскаялся, потому что у Лины сделалось такое испуганное лицо, словно он объявил ей об увольнении. Почему-то Илью раздражало, что Лина его боится. Именно она.
– Простите! – произнесли они одновременно и некоторое время растерянно смотрели друг на друга. Потом Илья поставил вазочку и быстро пошел к себе, думая, что Лина сама чем-то похожа на эти весенние цветы, хотя хрупкой ее уж никак не назовешь.
– Илья Константинович, – робко сказала Лина ему вслед. – Долли просила вам напомнить, что сегодня устраивает отвальную.
– Я помню.
Еще бы он забыл! Пятница, последний день с Долли. Как он будет жить без нее?
О том же самом думала и Лина. Она прекрасно справлялась, по уверениям Долли, да и шеф не делал никаких замечаний, но весь этот месяц Лина трепетала, опасаясь, что не то сказала, не там встала, не вовремя сунулась или, наоборот, слишком тормозила. Она никак не могла понять, почему выбрали именно ее, а не кого-нибудь из той троицы стильных красоток, компетентных даже с виду. Да еще после непристойной сцены в лифте! Сначала Лина опасалась, что шеф рассчитывает на продолжение, но нет: он сурово сверкал очками, а улыбался, если вообще улыбался, лишь краешком рта, и был неприступен настолько, что Лина каждый раз невольно видела на нем скафандр – серебристый и непроницаемый, даже покрытый инеем. Вот зачем, спрашивается, она полезла к нему со свадьбой? И с подснежниками? Замороженный шеф и зябкие цветочки – невозможное сочетание. Лина даже взглянула, не завяли ли подснежники, после того как он их рассматривал! Нет, не завяли.
Но в конце дня Лине пришлось переменить свое мнение о начальнике. Фуршет шел своим чередом, постепенно угасая, и Лина заглянула в кабинет шефа, куда он удалился вместе с Долли – хотела узнать, может ли она идти домой. Но кабинет был пуст, хотя с балкона доносились голоса. Лина не хотела подслушивать, но невольно прислушалась:
– Мальчик мой, – говорила Долли таким нежным тоном, какого Лина от нее еще ни разу не слышала. – Я же не на край света уезжаю. Ты всегда можешь и позвонить, и приехать. Всего-то часа четыре, подумаешь! Приезжай, кстати, пятнадцатого. Что ты будешь один куковать в такой день?
– Нужен я твоему Пахомычу, как же! Ничего, не беспокойся. Я справлюсь.
Лина не сразу узнала голос замороженного шефа, так глухо и вяло он звучал. Она осторожно сделала шаг назад, потом еще и быстро выскочила в приемную, где с ошарашенным видом плюхнулась на стул. Что же, выходит, он тоже – человек?! Настоящий, живой, способный… страдать? Это как-то меняло всю сложившуюся у нее в голове картину. Тут из кабинета показалась Долли, увидела Лину и удивилась:
– Ты еще здесь? Иди домой.
– Долли, спасибо вам за все! Но как же я буду одна? Без вас? Я не справлюсь! – воскликнула Лина.
– Все будет нормально, – Долли обняла ее, а потом тихо спросила: – Я смотрю, ты его побаиваешься, да?
– Есть немного.
– Не надо. Это все камуфляж, чтоб ты знала. Илья очень хороший человек. Только несчастный.
– Он? Несчастный? С такими возможностями?
– Поверь мне, я знаю, что говорю. Илья вырос на моих глазах. И я о нем беспокоюсь. Так что оставляю его на твое попечение, поняла? Все, мне пора. Пока, дорогая! Все будет хорошо.
На самом деле Лина мало чего боялась в жизни. Но эта работа была очень важна для нее, а Лина понимала, что не слишком вписывается в окружающую действительность. И как только она, простая провинциальная девчонка, оказалась в этом «заповеднике гоблинов», где даже воздух состоял не из кислорода и углекислого газа с азотом, а из долларов, евро и фунтов? Конечно, за пять лет работы секретарем она пообтесалась и научилась держать язык за зубами, но природная непосредственность то и дело давала себя знать.
Илья Званцев, «верховный гоблин», был не очень ей понятен, поэтому Лина и напрягалась, не зная, чего ждать. Она уже прониклась к нему уважением и опасалась как-то подвести или огорчить начальника, такого молодого, загадочного и привлекательного. В чем, собственно, состояла эта привлекательность, понять было трудно: высокий, подтянутый, ухоженный, черты лица самые обычные, волосы светло-русые, густые, слегка вьющиеся. Не красавец. Возможно, это было обаяние богатства? Но эту мысль Лина решительно отвергала. Конечно, ей хотелось нравиться своему боссу! Но исключительно в рамках рабочего процесса. На большее она не замахивалась. Тем не менее ей в голову приходили странные мысли, и она одергивала себя: действительно, какое ей дело до того, как Званцев проводит свое свободное время? Да и где оно, его свободное время? Он живет на работе, иной раз и пообедать забывает. Но все равно ей было любопытно, что он делает по вечерам и по выходным, читает ли книги, смотрит ли кино? Какую музыку предпочитает? Как вообще они живут, эти «гоблины» с миллионами в портфелях? Пока что выходило, что скучно.
Дома Лина влезла в интернет и посмотрела, что пишут СМИ о Званцеве Илье Константиновиче: почти ничего, больше о его бывшей жене, да и то в основном после развода, словно до этого ее вообще не существовало. Зато потом Диана вспорхнула на верхние строчки новостных рейтингов, правда, исключительно за счет своего возлюбленного – дня не проходило, чтобы Леон Клэм чего-нибудь не отчебучил: то драка в ночном клубе, то скандал на телевидении, то эпатажное интервью. И везде рядом с ним маячило хорошенькое личико Дианы Званцевой-Селезневой. Вернее, над ним – Диана была гораздо выше ростом. Прочитав последний материал, Лина долго размышляла о том, что узнала. И почему она сразу не догадалась обратиться к интернету? Теперь многое стало понятно. Особенно про загадочное пятнадцатое число, о котором говорила Долли: 15 апреля, в день рождения Званцева, погибла в автомобильной аварии его бывшая жена.
Пока Лина рылась в интернете, Илья сидел перед панорамным окном и с высоты сорок шестого этажа рассеянно смотрел на ночную Москву, вспоминая те же самые события годичной давности. До роковой даты было еще двадцать дней, а он уже нервничал. И зачем только Долли напомнила? Об аварии он узнал из новостей и тут же помчался к Алле Георгиевне, которую пришлось класть в больницу из-за нервного срыва. Было следствие, потому что Леон, придя в себя, стал кричать на весь мир, что авария подстроена бывшим мужем Дианы. К Илье приходил следователь, но больше ради проформы: за рулем была Диана, а водила она крайне плохо, о чем все знали: дергалась, пугалась, шарахалась. Конечно, она не справилась с мощной машиной Леона, разработанной для гоночного трека: «BMW» на 585 «лошадей» с мгновенным разгоном до сотки. К тому же у Дианы в крови обнаружили алкоголь – выше нормы, хотя и меньше, чем у Леона, который был загружен под завязку.
Илье до сих пор снилась эта авария: он просыпался с криком, а потом не спал до утра, представляя, как ей было страшно и больно, его бедной девочке, его хрупкой Принцессе, такой нежной и избалованной. Леон, однако, не успокоился и продолжал на каждом углу обличать Званцева, обвиняя его в покушении: «Конечно, дело замяли! С такими деньгами все позволено!» Выйдя из больницы, он демонстративно передвигался на инвалидной коляске, хотя отделался парой переломов и сотрясением мозга – пьяным и дуракам, как известно, всегда везет. Илье это быстро надоело, он поговорил с начальником службы безопасности, и Леона Клэма заткнули раз и навсегда, погрозив кнутом и сунув пряник в жадную ручонку. Собственно, в этом и было дело: Леон жаждал компенсации. Они с Дианой не успели пожениться, так что он пролетел мимо ее денег, вернувшихся в семью, – по закону наследницей была Алла Георгиевна.
А жизнь Ильи окончательно рухнула. Весь год после развода он, как дурак, продолжал надеяться на возвращение Дианы, не веря, что она всерьез увлеклась этим крашеным альфонсом. Строил какие-то планы, мечтал, страдал. И вот конец всему. Некоторое время он еще возился с Аллой Георгиевной, пока не стало понятно, что «крыша» у нее съехала окончательно. Тогда Илья устроил ее в специализированный частный пансионат, где бывшая теща в окружении нянек и санитарок предавалась успокоительному забвению, постепенно переставая узнавать не только Илью, но и себя самое. Тогда-то он и помирился с Долли, которая тут же примчалась, чтобы возвращать своего мальчика к жизни – утешениями, убеждениями, встряхиваниями и пинками.
А теперь, когда и Долли от него ушла, Илья очутился в таком космическом одиночестве, что плохо понимал, зачем ему жить дальше. Для чего? Для кого? Он казался себе заводной игрушкой, эдаким зайцем-энерджайзером с выдохшейся батарейкой, которую и заменить некому. Раньше Илья претворял в жизнь планы Старика, удовлетворял его амбиции, и сейчас продолжал по инерции нажимать на кнопки пульта, управляющего империей Селезнева. Металл, станки, машины, рабочие места – это все понятно, но зачем оно нужно ему самому? Ради денег? Которых и так слишком много? И которые он не знает на что тратить – вот, купил этот дурацкий пентхаус, где чувствует себя не в своей тарелке! А какая «тарелка» для него? Илья не представлял. Да и купил только потому, что не мог больше оставаться в старой квартире, где каждая безделушка напоминала о Диане. Он специально попросил дизайнера сделать нечто противоположное прежнему интерьеру и в результате оказался в каком-то подобии межпланетной станции.
Может, жениться? Просто для того, чтобы продолжить род? Да какой там род… Он не принц и даже не лорд – так, подобранная на улице дворняжка. И на ком жениться-то? Надо знакомиться, встречаться, разговаривать – в общем, соблюдать политес, а как это делать, Илья решительно не представлял. Он понимал, что является завидным женихом – с такими-то деньгами, как сказал бы Леон Клэм. Но покупать себе жену он не собирался. Да и пример неудачного брака Старика не воодушевлял Илью. Он знал, что Николай Алексеевич не любил Аллу, а женился из практических соображений: их семьи дружили, родители мечтали об этом союзе, к тому же тесть, крупный партийный бонза, готов был продвигать и прикрывать зятя.
Так ни до чего не додумавшись, Илья вздохнул и поплелся в бассейн: может, удастся проплыть хотя бы полкилометра? Через сто пятьдесят метров он внезапно осознал, что мысли о женитьбе стали посещать его с тех пор, как в офисе появилась Лина. Илья был так потрясен этим обстоятельством, что чуть не утонул, забыв, как правильно двигаться и дышать. Но тут же вынырнул и с удвоенной силой замолотил руками и ногами. А ночью ему приснился настолько яркий, реалистичный и порнографический сон, что мимо Лины он промчался на реактивной скорости, словно она могла увидеть картинки в его голове, и весь день был чрезвычайно суров с ней.
Потом Илья внезапно решил, что надо срочно разузнать все, что можно, про своих родителей. Почему до сих пор эта мысль не приходила ему в голову? У него не осталось от раннего детства ни воспоминаний, ни фотографий, ни каких-нибудь вещичек. Мать он еще смутно помнил, а вот отец был загадкой: вроде бы он погиб от несчастного случая на стройке. Плохо запомнились и первые годы в семье Селезневых – словно все заволокло туманом, сквозь который вдруг проявлялись яркие разрозненные кадры. Но должны же сохраниться какие-то документы об оформлении опекунства?
Илья порылся в сейфе и действительно нашел папку с документами, из которых вычитал только то, что и так знал: Илья Константинович Званцев, родился 15 апреля 1978 года в поселке Келым Свердловской области; мать – Ирина Александровна Званцева, родилась в Москве в 1951-м году, умерла в том же Келыме в 1983-м; отец – Константин Иванович Званцев. Всё! Детский дом, из которого Старик забрал Илью, находился в Северотурьинске. Где это все – Келым, Северотурьинск? Оказалось, на Северном Урале. Как туда попала его мать, родившаяся в Москве? И почему именно туда поехал Старик, чтобы выбрать ребенка?
Придя на работу, Илья вызвал к себе начальника службы безопасности и попросил выделить ему надежного человека для частного расследования – тот рекомендовал Максима Игоревича Кузнецова: сотрудник многообещающий, работает уже почти десять лет, бывший спецназовец, имеет юридическое образование, занимался частным сыском.
– Пришлите, я взгляну на него.
Максим Кузнецов, ровесник Ильи, оказался брутальным персонажем: суровый вид, цепкий взгляд, бритая голова, накачанная мускулатура, заметная даже под офисным костюмом, в котором он выглядел не лучшим образом, явно привыкнув к джинсам и курткам. Илья посмотрел на Максима с сомнением, но тут Кузнецов улыбнулся, и Илья понял, что человек с таким бронебойным обаянием расколет кого угодно в мгновение ока. Он и сам невольно усмехнулся в ответ.
– Ладно, работайте, – сказал он, передавая Максиму папку с документами. – Я понимаю, дело почти безнадежное. Все, что найдете, будет ценно. Докладывайте прямо мне.
– Понял. Разрешите выполнять?
– Разрешаю, – ответил Илья.
И Максим Кузнецов удалился, одарив его на прощанье еще одной улыбкой мощностью ватт в шестьсот, не меньше. Илья невольно позавидовал, зная, что его собственное обаяние равно нулю. Он вызвал шофера и вышел из кабинета, но замедлил шаг, увидев, что обаятельный Кузнецов сидит на краешке стола Лины. При виде босса Лина вспыхнула, а Кузнецов слез со стола.
– Вернусь к четырем, не раньше, – мрачно произнес Илья, уходя.
– До свидания! – с наигранным подобострастием сказал Максим ему в спину, и Илья на секунду обернулся, злобно сверкнув очками.
– Слушай, он что – неровно к тебе дышит? – спросил Кузнецов, снова усаживаясь на стол.
– Да с чего ты взял? – удивилась Лина. – И вообще, Макс, иди отсюда. У тебя работы, что ли, нет?
– А почему он тогда так психанул?
– Кто психанул?!
– Ты еще мало с ним работаешь, поэтому не поняла. Он Железный Дровосек, а не человек. Если вот это все перевести на язык нормальных людей, то будет сцена из оперы «Отелло».
И Максим пропел, утрируя:
– Молилась ли ты на ночь, Дездемо-она?
– Вот трепло! И как тебя только жена терпит? Иди уже.
– Сам удивляюсь. Пока, красотка! Но ты подумай о том, что я сказал. У меня глаз – алмаз.
Лина только фыркнула, но сама невольно задумалась. Ей, конечно, хотелось как-то устроить собственную жизнь, но она была реалисткой и понимала, что принцы женятся на Золушках только в сказках. К тому же у «Золушки» имеется сын – почти школьник. Кому она нужна с таким приданым? И для легкого романа «принц» не годился, скорее бы подошел тот же Макс, но он сразу обозначил границы, рассказав про свою семью: пококетничать – всегда пожалуйста, но изменить жене – никогда. Да Лина и сама не завела бы роман с женатым. Они с Максом слегка флиртовали, с удовольствием подкалывали друг друга, делились домашними проблемами, рассказывали о детях – Макс признался, что мечтал о сыне, но не вышло: «Живу в бабьем царстве, представляешь? Младшая котенка подобрала, так и тот девкой оказался!» И Макс выводил на экран смартфона фотографию подобранной кошечки и демонстрировал ее Лине, а сам заодно еще раз любовался своими девчонками: старшая была копией матери и напоминала трепетного олененка, хотя характер у нее был железный, а младшая до смешного походила на отца. Лина смотрела на умиленное лицо Макса и думала: «Легкий нрав у мужика. Повезло его жене».
И невольно ее мысли обращались к другому мужчине, чей характер Лине пока разгадать не удалось. Теперь, когда она знала о разводе Званцева и гибели его бывшей жены, она совсем по-другому смотрела на «замороженного шефа» и все время вспоминала слова Долли: «Он хороший человек, только несчастный». Несчастным Званцев никак не выглядел – сдержанный, серьезный, погруженный в дела. Он резко отличался от предыдущих начальников Лины: первый был давним другом ее отца и сам относился к неопытной секретарше по-отцовски, не слишком, впрочем, увлекаясь делами, а больше рыбалкой и выпивкой. Следующий шеф, на редкость некомпетентный, раздувал от важности щеки и обращался с Линой, как с прислугой. Когда же стал распускать руки, получил от Лины по физиономии и тут же уволил строптивую «секретутку».
Званцев держался скромно, почти никогда не повышал голос и не разыгрывал из себя «императора тайги», а с Линой обращался вежливо, но отстраненно. Сотрудники относились к боссу с трепетом, и это было вызвано не столько его положением, сколько силой его личности. Однажды Лине пришлось привезти Званцеву необходимые документы, которые не успели подготовить к началу конференции: Лина вошла в холл во время кофе-брейка, Званцев заметил ее издали и легко прошел сквозь толпу – перед ним все расступались, и даже тот, кто стоял спиной, невольно делал шаг в сторону, словно Званцева окружало невидимое силовое поле. И самое поразительное, что он этого даже не замечал.
О проекте
О подписке